— Я убил твоего брата и отца! У тебя не осталось защитников! Твой Ричард — несчастный молокосос! Я и его убью! Никто тебе не поможет!

— Эй-эй-эй! — тревожно завопил за его спиной Джейкоб, обращаясь, видимо, к чересчур ретивому ковбою, рвущемуся на помощь Мари. — Полегче, приятель! Осади назад!

Прыткий спаситель, однако, не угомонился, а попросту выхватил револьвер и пальнул в Бруно под женский визг и ругательства остальных ковбоев. Пуля просвистела у самого носа вовремя отшатнувшегося «злодея».

— Schei;e! Вот же дерьмо! — уныло пробормотал он, мысленно поклявшись никогда больше не устраивать столь убедительных и экспрессивных шоу. Он уже готов был заорать: «Зеро, да спасай ты её уже!», но тут грохнул ещё один выстрел.

Пуля, на сей раз сбившая с Бруно шляпу, принадлежала, судя по радостному рёву толпы, как раз-таки Зеро, а тут и сам он возник на арене, будто ангел мщения: растрёпанные русые волосы прилипли ко лбу, глаза пылали праведным гневом, только вместо огненного меча у него был кольт. Очередная пуля чиркнула по узлу скрученного на плече Бруно плаща, который упал на песок. А потом маленький шельмец буквально заставил хозяина плясать, стреляя под каблуки его высоких блестящих сапог. Цедя смачные немецкие ругательства, тот несколько минут исправно подпрыгивал, чтобы доставить хохочущей публике побольше удовольствия, но в конце концов взмолился, скрежеща зубами:

— Довольно! Хватит! Оставь меня! Я исчезну отсюда, и вы меня больше никогда не увидите, только пощади!

— Нет! Никогда! — азартно вскричал вошедший в раж Зеро, и Вичаша за его спиной согласно закивал. Про себя Бруно в очередной раз истово поклялся, что после представления беспощадно выпорет обоих стервецов. Они действовали абсолютно не по его сценарию! — Ты убил её брата и отца! Ты заслуживаешь смерти!

Не успел Бруно и глазом моргнуть, как вокруг его шеи захлестнулась петля лассо, метко наброшенная Вичашей. Смуглое лицо индейца было непроницаемым и грозным. Негодник тоже полностью вошёл в роль!

— Да вы с ума посходили! — в отчаянии прохрипел Бруно, хватаясь за петлю.

— Пускай наш окружной судья разберётся с ним, — вмешался Джейкоб, милосердный, как глас Божий, и потряс невесть откуда взявшимися наручниками. — Протяни руки, негодяй!

Бруно обречённо понял, что должен немедленно выполнить это наглое приказание, если не хочет протянуть ноги. Когда чересчур тесные «браслеты» сомкнулись на его запястьях, больно прищемив кожу, он едва не взвыл. Да уж, кого-кого, а клоуна после представления непременно следовало скормить Заре! Хотя нет — мясо у старого болтуна наверняка было слишком жилистым и насквозь проспиртованным.

Зрители ещё долго рукоплескали, продолжая бурно обсуждать увиденное. Наконец циркачи, устав раскланиваться, побрели в свой лагерь. Мозес и Чакси остались на страже шатра и реквизита. Назавтра следовало повторить представление для тех, кто его ещё не видел, но Бруно не хотелось пока даже думать об этом.

…— Посмейте мне только ещё раз эдакое учудить! — пригрозил он невинно захлопавшему ресницами Зеро и широко улыбавшемуся Вичаше. — А! — он безнадёжно махнул рукой.

Нахальная молодёжь во главе с Мари, озорно пересмеиваясь, направилась к коновязи, чтобы обиходить четвероногих артистов. А потом все молокососы до утра намеревались околачиваться в фургоне Тильды — бренчать на гитаре, играть в карты и рассказывать байки всю ночь напролёт. Старуха была этому рада-радёхонька. А Бруно следовало бы радоваться, что молодые дуралеи с выздоровлением Вичаши вымелись из их фургона, и Вичаша теперь приходил туда только ночевать.

Бруно проводил их завистливым взглядом и вздохнул.

— Хозяин, сэр! — неожиданно окликнул хозяина Мозес, высунувшись из-за кулис шатра, и Бруно нехотя обернулся.

Ему надо было подсчитать выручку и спрятать деньги в окованный железом ящик, находившийся в самом что ни на есть надёжном месте — в клетке у Зары. Представление полностью удалось, сборы обещали быть очень неплохими, и он не желал ничего слушать до завтрашнего утра.

— Что там ещё стряслось, Моз? — пробурчал он, рассеянно отряхивая сюртук.

— Какой-то жентмун вас спрашивает, сэр, — понизив голос, произнёс чернокожий,

Когда Мозес начинал коверкать прекрасно известные ему слова на манер раба с плантаций Юга, это означало, что он хочет казаться тем, кем никогда не был — великаном с ослиными мозгами, как он сам говорил.

И это точно не сулило ничего хорошего.

*

«Жентмун», дожидавшийся хозяина цирка у выхода из шатра, выглядел истинным байроническим героем. Если бы Бруно пришлось подвизаться в качестве настоящего антрепренёра, лучшей кандидатуры на роль возлюбленного героини он бы не нашёл: высокий надменный красавец лет тридцати пяти, с военной выправкой и медальным профилем. Но то, как этот красавец кривит в брезгливой гримасе свой аристократический рот, оглядываясь по сторонам, Бруно совершенно не понравилось. Зеро, живой, непосредственный и пылкий, в подобной роли смотрелся куда пригляднее.

Одет байронический герой был щегольски, но его высокие сапоги успели покрыться дорожной пылью, как и клетчатый сюртук, и трость с набалдашником.

Бруно учтиво осведомился, выступив вперёд:

— Чем могу быть вам полезен, сэр?

— Вы хозяин этого… заведения? — не утруждая себя приветствием, холодно осведомился пришедший, и Бруно едва не присвистнул. Слово «заведение» прозвучало так уничижительно, словно речь шла о публичном доме.

— Моё имя — Сайрус Хардинг, — продолжал «жентмун», — и я разыскиваю некоего преступника, обокравшего мою семью. До меня дошли сведения, будто бы таковой находится в вашей труппе.

— Я Бруно Ланге, к вашим услугам, — не менее ледяным тоном отозвался хозяин цирка. — Среди моих людей преступников нет, все они — законопослушные граждане.

Про себя он подумал, что этот невесть откуда взявшийся лощёный аристократ, скорее всего, под «преступником» подразумевает Вичашу, и начал лихорадочно прикидывать, куда бы спрятать индейца.

— Почему вы так в этом уверены? — теперь гримаса Хардинга была откровенно сардонической. — Вы столь глупы или наивны?

— Прошу прощения? — Бруно высокомерно поднял брови. Этот хлыщ точно знал, как взбесить собеседника!

— К сожалению, я прибыл сюда слишком поздно и не успел попасть на ваше так называемое представление, о котором гудит весь этот городишко, — продолжал Хардинг с прежней безапелляционностью. — Иначе я лично опознал бы негодяя в одном из ваших трюкачей.

«Трюкачи» — каково?!

— Опишите же мне этого вашего преступника, — бросил Бруно со скептической усмешкой.

— Он совсем юн, но уже закоснел в неповиновении закону, — после паузы размеренно отчеканил Хардинг. Несмотря на кажущееся спокойствие, его тонкие пальцы на позолоченном набалдашнике трости заметно подрагивали. — Ему сейчас около семнадцати лет, англосакс, приятной наружности, волосы русые, глаза… скорее голубые, чем серые. Хорошо ездит верхом, отлично стреляет. Есть у вас такой? Судя по описаниям…

— Судя по описаниям, такого мальца у меня в труппе нет, — не моргнув глазом, солгал Бруно. Сердце у него так и подскочило, но он придал своему лицу самое безразличное выражение.

Зеро! Хардинг с предельной достоверностью описал Зеро.

В труппе был только один светловолосый и светлоглазый юнец, метко стреляющий с обеих рук. Весёлый и шустрый. Надёжный, как вода и хлеб. Тайно вздыхающий о прелестной Мари. Юнец, найденный ими в прерии с исполосованной до костей спиной. И отдавать его кому бы то ни было на расправу Бруно не собирался.

Хардинг что-то протестующе заговорил, но Бруно властно его прервал:

— Вы можете обратиться к властям — к окружному шерифу, например. Удивительно, почему вы до сих пор этого не сделали, а предпочли заявиться с непонятными россказнями ко мне.

Даже при чахлом свете керосиновой лампы стало заметно, как напряглось точёное лицо незваного визитёра, как проступили на его гладко выбритых скулах багровые пятна нервного румянца, но он не стал угрожать или скандалить, а сухо проронил: