Да, она ни в чем не виновата и ничего не сделала, чтобы заслужить такую участь. Но и эти люди – тоже! Они уже были добры к ней, впустили ее в автобус, перебинтовали ее раны. Получается, что за их доброту она собиралась подвести их под удар?

Ей нужно было остановить все это, нужно было выйти, принять свою судьбу – несправедливую, но почему-то выпавшую ей. И все же Агата не могла поступить правильно, как бы ни старалась. Инстинкт самосохранения побеждал все доводы совести. Там, за пределами душного салона, ее ждала смерть, вот и все, что имело для нее значение.

Ударов по автобусу больше не было, и пассажиры даже успели успокоиться. Почти. Спокойствие это долго не продлилось, потому что прогремел выстрел, и заднее стекло автобуса разлетелось вдребезги.

Стреляли в верхнюю часть окна, поэтому никто не пострадал, но все пассажиры инстинктивно прижались к креслам или полу. Это снова было предупреждение, но, похоже, последнее.

Теперь, когда стекло было разбито, даже рев старого мотора не мог заглушить голос, доносившийся из джипа:

– Отдайте девку! Забудьте, что она вам говорит, она знает, за что ее преследуют! Она сама нарвалась! Отдайте ее – и забудем об этом!

Это, конечно, было ложью, которую Агата не спешила опровергать. Она смотрела на залитое кровью лицо тучного юноши, на бледно-зеленую от страха и злости женщину с сумками, на рыдающую девушку и растерявшегося мужчину в костюме. Не важно, какие они люди – плохие, хорошие, добрые, ненавидящие. Не ей их судить и не ей приговаривать. Сквозь отчаянные мольбы инстинктов Агата вдруг четко поняла: есть вещи пострашнее смерти. Например, ответственность за массовое убийство.

Она не была к этому готова. Ей оказалось проще убедить себя, что похитители, может, и пощадят ее, чем обречь на гибель всех этих людей.

Не решаясь подняться на ноги, чтобы не попасть под пулю, она переползла по проходу между сидениями поближе к водителю и тихо сказала:

– Остановите автобус. Я выйду…

Андрей в жизни к такому не готовился, он и в пьяном бреду не мог предположить, что однажды ему придется выбирать между жизнью и смертью. Чужой жизнью и смертью! От этого, как ни странно, становилось только хуже. Своей судьбой распоряжаться было проще, чем будущим молоденькой девчонки.

Выбор ведь по-прежнему был только за ним. То, что сказала Агата, для него ровным счетом ничего не значило. Она хочет выйти? Пусть хочет дальше. Только он мог остановить автобус, открыть двери и позволить людям из джипа забрать ее.

И вроде правильно Олька с этим городским толстяком говорят: нужно ее отдать. Андрей впустил ее самовольно и никакой ответственности за ее жизнь не несет, в отличие от жизней пассажиров. Хорошо им, они уже умудрились отстраниться от убийства! Они не при делах, все идет своим чередом; Андрей так не мог. Да и потом, ситуация оставалась неопределенной не только для Агаты, для других пассажиров тоже.

Что если ее преследователи не захотят оставлять свидетелей?

Что если сейчас они гонятся вовсе не за ней, а за всем автобусом? Как можно верить их словам после того, что они уже сделали?

Что если его, водителя, осудят как соучастника убийства? Ольге и москвичу легко говорить, они не при делах, а ему отвечать! Не только перед полицией, перед людьми тоже, и перед своей совестью… и перед Богом. Андрею это было важно, взгляд сам собой возвращался к маленьким картонным иконкам, закрепленным слева от руля и успевшим выцвести от солнца – долго они с ним путешествовали! А по-настоящему важными стали лишь сегодня.

Поэтому Андрей продолжал вести автобус вперед, хоть и знал, что этим он только провоцирует преследователей.

– Андрей, ты с ума сошел? – завизжала Ольга. – Останавливай немедленно! Она же согласна, чего ты медлишь?!

К ней тут же подключился толстяк, пускавший кровавые пузыри носом:

– Я требую, чтобы вы остановили автобус! Или я подам на вас в суд!

В суд он подаст… Малец не понимал, что для Андрея это не было угрозой, только не сейчас.

Возмутилась даже Агата:

– Правда, остановите! Неизвестно, куда они попадут, если выстрелят еще раз! Я… я готова…

Андрей чувствовал: ни к чему она не готова. Ее, бледную от потери крови, трясло, как осиновый лист. Но держалась она достойно, и водителю все меньше хотелось выполнить ее просьбу.

Впрочем, не все в автобусе были настроены так решительно.

– Вы с ума сошли? – нахмурился Александр, директор школы. – Это же преступление!

– Я лучше преступление совершу, чем на тот свет отправлюсь! – огрызнулась Ольга.

– Да что вы его слушаете, какое это преступление? – вклинился москвич. – Это самый разумный поступок!

– Только не для людей! – указал Александр. – Почему вы решили, что этим спасете свои шкуры?

– А чем еще? – беспомощно спросила Агата. – Если я выйду, у вас хотя бы шанс будет!

– Ничего у нас не будет!

Но даже он не рисковал сейчас выпрямиться в полный рост. Они прятались между сидениями, зная, что в любой момент может прогреметь новый выстрел. Марина тихо плакала. Москвич, измазанный кровью, казался ненастоящим, двухмерным, нарисованным на грязной стене автобуса – словно карикатура на человека. Ольга по-прежнему цеплялась за свои сумки, как будто на них кто-то покушался. Агата прижималась к полу, совсем близко от водителя. Может, ей и хотелось настаивать, но на это не хватило даже ее смелости.

На них не было той ответственности, которую чувствовал сейчас Андрей. Она давила на него мертвым грузом и с каждой секундой становилась все тяжелее. Он знал эту дорогу, как свои пять пальцев, помнил, что совсем скоро они доберутся до моста, упомянутого москвичом, а дальше дорога станет шире и ровнее. Джип легко их обгонит, они не уйдут.

Что тогда остается? Призрачная возможность спасти несколько жизней отказом от одной? Пять минут в звании героя – и клеймо убийцы до самой смерти?

Андрею было плохо, душевная пытка превращалась в физическую. Сердце колотилось в груди, оно будто захлебывалось, не справляясь с такой нагрузкой, и становилось трудно дышать. Водителю было жарко, пот уже пропитал рубашку насквозь. Руки колотились, как в одном из тех припадков, что он видел у своего брата, и скрыть это Андрей мог лишь одним способом: изо всех сил сжимая руль.

Время уходило. Безопасная часть дороги заканчивалась через несколько минут, преследователи могли снова открыть огонь. Но, оборачиваясь, Андрей видел отчаянные, испуганные глаза Агаты. Он не знал, что делать.

Первой не выдержала Ольга.

– Ты с ума сошел! – крикнула она.

Наконец оставив свои драгоценные сумки, она бросилась вперед. Сначала Андрей решил, что она хочет напасть на Агату, но нет, их неожиданная пассажирка ее не интересовала. Ольга попыталась прорваться к водителю – то ли руль в сторону повернуть, то ли в глаза вцепиться, он не брался сказать. Но ей не удалось добраться даже до защитной стенки, закрывавшей спину Андрея.

Александр перехватил ее в движении и силой усадил на кресло.

– Ты куда собралась, дура? – рявкнул обычно спокойный и невозмутимый директор школы.

– Как надо сделаю! Все хотят, чтобы автобус остановился, даже она! – прошипела Ольга. Но бросаться на сильного, нестарого мужчину она не решилась.

– Я не то чтобы хочу, но готова сдаться, – криво усмехнулась Агата.

– Да просто в окно прыгай! – взвизгнул москвич. – Какая тебе разница, как умирать?!

– Вы совсем озверели, – поразился Александр.

– Может, и правда так лучше будет? – наконец подала голос Марина. – Я имею в виду, не в окно прыгнуть, а сдаться… Если они выстрелят еще – мамочки! Я же от страха умру… Мы тут все умрем! А так – она одна…

Ну вот, теперь даже Марина, добродушная и миролюбивая, сделала свой выбор. Она, Ольга, москвич, Агата – все они проголосовали. Александр тоже в своем решении не сомневался, но он оказался в меньшинстве. Андрей и сам хотел бы почувствовать такую же уверенность, да не получалось.