– Первый раз токсикоз за все время беременности. Наверное, на вашу туалетную воду ее затошнило.

***

– Суббота. Выходной. Я в отпуске, – сама себе мурлычу под нос заветные слова, лежу на кровати и поглаживаю сынишку. Затих озорник. Всю ночь молодой мамочке спать не давал. Как вспомню вчерашний день, вернее его остаток, проведенный в туалете, так сразу тошно становится. Хорошо хоть когда я вышла, Леши уже не было. А еще хорошо, что Катя домой отвезла, вкусным чаем с сухофруктами напоила и в кровать уложила, без сказки, но мне и этого хватило.

Потянулась в постели и только потом вспомнила, что лучше так не делать – ногу снова судорогой свело. По привычке вскрикнула от боли – ну не выносимо все это. Постоянная дикая боль в мышце – это просто ад. Попинав на то, что закадычной подруги нет рядом, а то бы размяла мою ногу, кое-как приподнявшись боком, стала потихоньку с периодическими завываниями потирать конечность.

И пока я увлекалась неприятным делом, дверь в комнату распахнулась, мое лицо вытянулось, красивые накаченные руки медленно копошились на голове, вытирая белым полотенцем в красный цветочек, причем это было мое ЛЮБИМОЕ полотенце, свою беловолосую голову, потом Колька переключился на твердые плечи, обтер свой торс и уже, тогда спросил:

– Насть, что кряхтишь с утра пораньше? – белое полотенце с цветочком легло на бедра друга. Стряхнув невидимую пылинку с колен, ну или с волос, что ниже колен, Какерлак, наконец-таки обратил все свое внимание на меня. – Твою мать! – подскочил он и стал растирать мою ногу.

– Доперло, наконец! – проворчала я.

Колька не ответил. Он был полностью сосредоточен на деле, вначале больно массируя проблемный участок. Когда боль пошла на спад и мышцы потихоньку стали расслабляться, умелые приятные руки, стали мягко пощипывать кожу.

Я прикрыла глаза, сосредотачиваясь на приятных, теперь приятных ощущениях и постепенно ушла в негу. Здесь было солнце, яркое, но оно не слепило своей красотой, скорее дарило и отдавало часть этой красоты, в которой заключалась забота, сила, доброта и еще что-то, пока мне непонятное. Пока неизведанное, но очень приятное, до такой степени приятное, что моя кожа от солнечных рук покрылась мурашками.

Это же не у меня сейчас горят щеки? Нет! Не у меня. Блииин! Резко распахнула глаза, мельком отмечая, скорее чувствуя, что мои губы растянуты в улыбке, приятной улыбке, точно такой же как у друга в моем белом полотенце.

– Убью! – кряхтя, поднялась в длинной ночнушке.

Губы свои вернула на место, трясущиеся руки от гнева потянулись к бедрам нахального альбиноса.

Колька противиться не стал, заведя свои ручищи за голову:

– Да, мамочка! Сделай это!

Ну раз он так просит! Сдернула полотенце без зазрений совести, потому как не один раз видела его голым, закинула себе на плечо и потопала в ванную. Я – слон, и я об этом знаю.

Спустя полчаса водных процедур и мелких упреков со стороны друга о том, что надо было ему вчера днем позвонить и вообще лучше в больницу съездить, мы поехали в супермаркет закупаться продуктами.

Сегодня мы отмечаем мой декрет. Будем есть шашлыки, горячие сосиски, картошку, запеченную в костре - это мой заскок, пить что-нибудь и просто отдыхать на даче у Колькиного деда.

А что еще может быть лучше природы и верных друзей? Это вкусняшки! Много вкусняшек, лежащих на прилавках, от которых глаза разбегаются, и зубы приятно сводят вон, например, как от того копченого окорока.

Насладится в полной мере прекрасной золотистой корочкой ножки маленького поросенка, не дала Катя.

– Успела, – вихрем пронеслась она, хватая меня за руку. – Где Какерлак?

– Вон,– указала на длинную очередь.

Подруга, увидев человеческую пробку, вздохнула:

– Так мы и к обеду не успеем на дачу. Ольга, Люда и Артем уже там. Пашка позвонил, предупредил, что позже будет. Но глядя на очередь, последним будет не Сусликов, а мы. А ведь там уже вовсю шашлык жарят. – Катя еще крепче вцепилась в мою руку. – Но я, – она ткнула себя в белую майку, – была бы не я!

Подруга, махнув рукой Кольке, чтобы следовал за нами, пошла напрямик к самой кассе, вопя на весь супермаркет:

– Рожаем! Срочно обслужите беременных! Мужчина, вы же не хотите, чтобы эта симпатичная девушка родила прямо возле вашей тележки?

Мужик сомнительной наружности с ящиком дешевого пива в руках сделал шаг назад, уступая дорогу рожающим.

– Охай, – шепнула мне на ухо Катя и мило улыбнулась окружающим.

– Ох! – я кривила свое лицо. – Уфф! – хваталась за поясницу, пока кассирша пробивала товар. – Ах! – косила глазом на недовольных покупателей.

А после:

– Ура! – это уже орала Катюха, сидя в машине и откупоривая бутылку шампанского, когда с миссией невыполнимо было покончено.

А Колька посмеивался над нами и уверенно вел машину, увозя двух хихикающих особ подальше от города, поближе к родной природе.

Дача генерал-майора Евгения Александровича, была прекрасна. Вековые деревья, зеленый газон, клумбы с красивыми цветами и много черешни. Я долго смотрела на деревья, примеряясь какой бы ствол обворовать ягодками, но упорный запах жареного мяса шептал вернуться к столу и съесть еще кусочек.

Сила воли перед вкусным мясцом, приготовленного лично генерал-майором, дала слабину, и я вернулась обратно, в пол уха слушая, как ребята бурно обсуждают очередной рассказ из жизни Колькиного дедушки.

Семья Николая – это небольшое военное подразделение. Даже его бабушка и мама получили специализацию военврач. Постоянно в разъездах, постоянно в командировках. Когда Коля был поменьше и не мог самостоятельно жить, его семья подолгу службы постоянно переезжала из города в город и соответственно он с ними. Когда Коля стал побольше, его дед ушел на пенсию и обосновался здесь. Друг переехал к деду, окончил спокойно одиннадцатый класс и поступил в военку. Дальше армия, наша дружба, полиция, отдел, повышение. Колька хороший парень и хороший друг. Об этом я ему и сказала после третьего стакана молочного коктейля. Вроде не алкоголь, а шторит прям колоссально. Все-таки свежий воздух здорово влияет на мозги.

– Ты такой хороший, – прижалась к нему, когда ночь вступила в свои права, когда было выпито и съедено море еды и всяких коктейлей. Когда Пашка-дурак кинулся целовать Катьку, а та врезала ему ногой в омлет, что болтается посередине, когда были спеты песни под гитару, большинство из которых военные, вот тогда-то мы разъехались по домам.

– Не подлизывайся, – меня обняли, потом потискали, затем погладили по животу и сказали ему же: – Слышишь мелкий, твою маман на нежности пробило. Но чует моя жопа, что не все так просто и неспроста она ко мне подлизывается. Насть в чем дело? – уже серьезно спросил Колька.

– Ну это…, – замялась, – ты Оле понравился.

– И? – как-то угрожающе это прозвучало.

– И я дала ей твой номер телефона.

Зная, как друг ревностно относится к своей сим-карте, я приготовилась к долгому выносу мозга. К долгому и нудному разговору, но вместо этого Колька посмотрел в мои глаза и спокойно произнес:

– Иди спать, Настен.

– А как же номер?

– Да черт с ним. После разберемся. Иди спать, родная!

Меня поцеловали в лоб, я вяло поплелась, не понимая, с чем связана смена настроения друга. Не в его это характере, спускать на тормоза мое самоуправство.

Зашла домой, подумалось, что нужно выглянуть в окно. Выглянула. Лучше бы не выглядывала. И как я раньше не заметила черный внедорожник? Наверное, сильно устала, внимание стало рассеянным, тело ватным. Я ведь не думала, что ему есть дело до меня или до…. Мне пришлось опуститься на диван, чтобы не упасть.

Что делать? Куда бежать? Кому звонить? Даже разговаривать с ним не хочу! Вновь подошла к окну. Мужчины о чем-то разговаривали и, судя по Колькиным глазам, по его прищуру, беседа была не из приятных.

Лешу я видела со спины, и угадать его мотивы с миром он пришел или нет, мне не предстояло возможным. Зато отчетливо увидела кулак, летящий в Лешкино лицо.