Уходило лето, унося с собой веселые теплые воспоминания, которых было очень мало. Вся моя жизнь в этот период вертелась вокруг Мишки. Работа, дом, сессии в университете – не в счет. Я заболела им. Заболела на том самом мамином дне рожденье. И если раньше это было хорошее времяпрепровождение, то сейчас я стала зависимо больной. Я как наркоман поначалу хотела еще и еще, а потом в один момент тупо наступила апатия ко всему, к жизни в целом.

Почему моя болезнь начала прогрессировать? Я много раз думала об этом, сидя на балконе поздним вечером, скуривая одну сигаретку за другой. И сама себе отвечала: «Потому что он встал на твою защиту, дура!» Впервые проявил хотя бы какие-то эмоции, а не тупо пыхтел во время секса.

На глазах навернулись слезы, когда я вспомнила «шикарный» праздник в честь маминого дня рождения. Уйма народу, стол ломится от еды, танцующая подвыпившая молодежь возле бассейна, старшее поколение в доме, ведут беседы на поднятие цен, впрочем, как и всегда. Я сижу на шезлонге и смотрю в окно, в темное окно, в котором не так давно потух свет. У племянника режим. В девять спать, все строго и никак иначе. Сестренка с Мишкой поднялись наверх, чтобы уложить сына, спеть ему перед сном колыбельную, рассказать сказку, в общем, провести тот обряд, с помощью которого дети быстро засыпают.

Я вбираю в себя вечернюю прохладу и замечаю, как в мою сторону движется шатающийся во все стороны парень. Он подходит ко мне, в раз сотый, наверное, за день. Это сын маминой подруги. Две хитрые плутовки решили свести нас, даже рядом посадили, и мама все время подначиваламеня, чтобы я котлетки положила в тарелочку Вадиму. Салатик с грибочками, вилочку чистую принесла и так можно перечислять до посинения. Естественно такой расклад дела мне не нравился, если и не бесил вовсе. Но я как бы там не относилась к сводничеству, мило улыбалась и делала все, что говорила мама. Расстраивать ее не хотелось, все-таки праздник, вот скрепя сердцем и зубами подносила ложечку, бокальчик, картошечку в тарелочку накладывала, и самое противное – вытирала толстые как две сардельки губы этому хмырю салфеткой.

– Скучаем? – прыщавый хмырь развалился радом. Мне пришлось отодвинуться подальше, чтобы не чувствовать запах алкоголя. – Может потанцууееем?

Вадим сложил свои сардельки трубочкой.

Мерзко-то как!

– Не танцую! – резче, чем надо было ответила.

С пьяными мужиками лучше не разговаривать, а еще лучше обходить их стороной. Я решила поступить так же. Обойти! Причем отступив на пару шагов.

Но окосевший парень тыкнул в меня пальцем и, заплетаясь, произнес:

– Стоять!

Правильно, пьянь, ты стой, а я пойду. Развернулась, чтобы уйти, но мою руку схватили повыше локтя и вцепились мертвой хваткой.

– Айда танцевать! – захихикал Вадим и потащил меня к обнимающимся парочкам.

– Отпусти! Не хочу я танцевать!

Так как музыка гремела громко, то и нашу перепалку никто не слышал. Почти.

– Эй ты, ошибка природы! – раздалось над нами. Не узнать голос Мишки было невозможно. Пусть он сейчас и слышался как-то отрывисто и зло. – Настька ясно дала понять тебе, что не хочет танцевать.

Я посмотрела на балкон, где курил Ксюшкин муж. Он выглядел потрепанным, рубашка измялась, а белые разводы на ней напоминали о том, что мой племянник почти весь праздник просидел на его коленях, пробуя разные вкусности. Я не сразу поняла что стою улыбаюсь, глядя на Мишку, что моя рука давно свободна, а пьяный Вадим ушел.

Было что-то такое в синих глазах напротив, что вселяло надежду на маленькую кроху чувств ко мне. Что этот мужчина переживает за меня и не хотел бы чтобы какой-то прыщ приставал ко мне. И как же я хотела хотя бы иногда услышать из его уст слова: «Моя Настька», «Любимая Настька» или просто «Моя». Я все бы отдала на свете за это слово. Все! Но он никогда не говорил мне такого. Для него я была чем-то вроде развлечения на один раз в неделю. А бывало что и на несколько. Смотря как, совпадало с работой у него. Моего мнения никогда не спрашивали.

Тем же вечером ближе к полуночи Вадим вновь пристал ко мне, ворвавшись в туалет, прижав своей хилой грудной клеткой мою шею. Он шумно дышал, бубня что-то в мои волосы, и шарил руками по моему телу. Я попыталась оттолкнуть его, но его потная ладонь перехватила мои руки и завела за голову, а губы-сардельки стали искать мои губы.

– Вадим, прекрати!

Я снова попыталась его отпихнуть, попыталась ударить коленом в пах, но все оказалось безрезультатно. Он был сильнее меня. Тогда набрав побольше воздуха, крикнула:

– Помогите!

На мой крик никто пришел. Ни через минуту, ни через пять, когда меня схватили за волосы, развернули к стене и нависли сзади, поднимая одной рукой платье.

– Вадим, пожалуйста, отпусти меня!

Страх накатывал с новой силой. Мысли метались, как дикая птица, пойманная в клетку в надежде найти выход. Но выхода не было. Мои вялые попытки брыкаться, распаляли мужчину все сильнее и сильней. Я чувствовала его набухший член, который разместился возле моих ног. Порванные чулки, отодвинутые пальцами трусы, моя промежность, его член. Мамочки! Он ведь сейчас войдет в меня и трахнет. Не хочу! Я не хочу! Пожалуйста, кто-нибудь придите! Ну, пожалуйста! Я всхлипнула, а после со всей силы, на которую была способна, ударила свои затылком голову Вадима.

Парень покачнулся, уменьшил хватку и тогда я, кое-как вывернувшись, оттолкнула его. Вадим, пошатываясь, упал, а я выскочила за дверь, пробежала коридор, кухню и выбежала на улицу через задний вход.

На улице было тихо. Только иногда слышно было, как с той стороны дома смеялась молодежь. Достав зеркало из маленькой сумочки, посмотрела в него. Вид мой оставлял желать лучшего. Бледная, зареванная, с распухшим носом, не тот вид, с которым следует садиться в такси. Но другого выхода я просто не находила. Вернуться обратно в таком виде? Нет уж! Сама мысль о том, что эта сволочь могла со мной сделать была противна и до омерзения ужасной. Поэтому я вызвала машину и уехала домой, не кому ничего не сказав. Когда буду у себя в квартире и успокоюсь немного, позвоню маме и совру чего-нибудь. Например, что голова разболелась.

Так я и поступила. Зашла в квартиру, приняла ванну с успокаивающими травами и решила набрать маме, как в дверь позвонили. Мельком посмотрев на время – три часа ночи, поперлась открывать.

– Быстро бегаешь, – ухмыльнулся с горечью Миша и толкнул вперед Вадима. – Ну!

– Это… в общем… извиняй меня, Настя, я не хотел, – сын маминой подруги, побитый, с фингалом под глазом и расквашенным носом, смотрел в пол и теребил порванный пиджак.

– Ничего не забыл? – тишину квартиры нарушил жесткий голос.

Я посмотрела на Мишу. Он был зол. Кровь на его рукавах, пуговицы оторванные. Стала ясно, откуда нарисовался раскуроченный фейс на лице Вадима.

– Да вроде ничего, – как-то затравленно обернулся пьяный парень и отшатнулся в сторону, когда Мишка положил свою руку тому на плечо.

– Эх, ошибка природы, память у тебя короткая!

Мишка надавил на Вадима и тот упал на колени.

– А теперь еще раз…………………………………………………

Именно тогда я потеряла свой контроль над чувствами. Я разрушала себя день за днем, но не могла отказаться от этого мужчины, как бы стыдно мне не было.

– Куда мы едем? – вновь задала вопрос.

– Еще немного осталось. Скоро узнаешь, принцесса.

Всю оставшуюся дорогу мы не разговаривали. Машина тихо гудела и от ее мерного звука я задремала.

Проснулась я, судя мо интерьеру в гостиной, совмещенной вместе с кухней. Первым что бросилось в глаза широкое панорамное окно, за которым находился лес. Солнышко вдали уходило медленно за горизонт, пролетающие в небе птицы, замирали на миг, кружась со своей стаей, а после вновь летели к яркому краю земли.

– Красиво, – прошептала я.

– Согласен.

Мишка протянул мне чашку кофе. Я села поудобнее на диване и стала маленькими глоточками пить любимый напиток, наблюдая за красивым полетом пестрых птиц. Смотреть на мужчину не хотелось. Глухая непонятная тоска обволакивала душу. Она будто бы пыталась сказать о чем-то, предупредить, но сейчас я была не в состояние копаться в своих чувствах.