На фоне моих переживаний у меня пропал аппетит и по всей видимости я еще и похудела из-за этого. Я могла выпить с утра только сок и забыть покушать за весь день. На одной из репетиций я довела себя до того, что свалилась в обморок.

Очнулась уже в больнице. Все ребята ждали в коридоре, когда ко мне зашел доктор. Он сообщил мне, что мой обморок - это естественная реакция моего организма на мое новое состояние. Этой новости я не знала, как реагировать. Более того, я не могла в нее поверить. Этого просто не могло произойти. Доктор посоветовал пройти полное обследование, и я попросила не говорить пока об этом никому, даже моим друзьям в коридоре. В любом случае, мне нужно было хорошо питаться и соблюдать постельный режим.

Хуан настаивал на больничном, но я уперлась на своем и хотела отыграть оставшиеся три премьеры. От репетиций меня освободили. Рохас хотел отвезти меня домой, но его опередил Диего. Наш коллега просто поднял меня на руки и понес к своей машине. Вид опущенных рук Бенхи заставил еще больше осознать, что он всегда будет вот так вот пасовать, эта нерешительность его сущность, или он просто пленник страха сплетен и осуждений. Страсти вокруг наших последних сомнительных отношений еще ведь не улеглись.

Я поблагодарила Одара и выпроводила за дверь. Уткнувшись в потолок думала, как быть дальше. Завтра надо сходить в клинику и сдать все анализы. А если это подтвердится! Нужно ли говорить об этом или решить все молча?! Господи, подскажи мне что мне делать!

=

POV Бенха.

За эти дни я пережил все и яростную панику, и глухую подавленность. Я пытался не отключать разум и не погружаться в эмоции, а именно в негатив: горе, тоску, апатию, неверие.

После слов Коломбо, я с другой стороны посмотрел на мотивы Камилы, и наконец понял, что на ее месте возможно поступил также. Нет! Хотя я не поступил бы также, по той простой причине, что я мужчина. Мужчина всегда знает, чего он хочет. И тем более, мужчина никогда не будет думать о другом мужчине, особенно о своем сопернике и его душевных расстройствах.

Я долго думал. Смотрел на нее на выступлениях и на репетициях. Я видел, как она теряет блеск своих глаз, заразность своей улыбки. Я видел ее боль. С каждым днем она менялась для меня. Ее поступок, оставить любимого для другой женщины, стал смотреться в моих глазах иными красками. Я снова стал восхищаться ею, ее силой, ее упрямством, ее уверенностью, что это так нужно. Я всматривался в ее черты лица, чтобы запомнить на всю жизнь. Мне больно было видеть печаль, укрепившуюся в уголках ее глаз. И мне тяжело было сдерживать свое желание, когда я начинал целовать эти любимые губы. Я погружался в наше дыхание, а оно становилось в один миг одним на двоих. Я терялся во времени и в пространстве. Я желал только одного в эти мгновения – чтобы они никогда не заканчивались.

На одной из репетиций Камила меня реально испугала, упав в обморок. Я и до этого стал тревожиться за ее здоровье, так как она стала худеть и увядать прямо на моих глазах. Я знал, что я причина ее недуга и понятия не имел, что делать, как поднять ей настроение, как заставить ее смеяться.

Как любят говорить наши психологи: «если вы боитесь смерти близких, вы можете попробовать прожить свой страх до конца. Представить себе автокатастрофу, ранний утренний звонок, как вы услышите сообщение о смерти, похороны, гроб, вы плачете в обнимку с матерью погибшего или погибшей, потом вы сидите и вместе обсуждаете, как быть дальше... И все такие истории где-то заканчиваются - смирением с неизбежным, признанием того, что жизнь - так или иначе - будет продолжаться и всё будет хорошо у тех, кто останется». Все это я вам скажу хрень собачья! В реальности, когда горячо любимый человек падает перед тобой без сознания, ты не можешь остановить эту панику внутри себя. Ты готов сделать все, даже отдать свою жизнь ради этого человека.

Ее увезли в больницу сказали, что это банальная усталость и недоедание. Она пришла в себя, еще смеялась, шутя тем, что ее диеты для съемок в новом нижнем белье довели ее больничной койки. Хуан ругался и требовал, чтобы она отлежалась, но она упрямилась. Это же Бордонаба! Ее блин ничем не убедишь и гробом не испугаешь. Она отработает с нами три выступления и уйдет на заслуженный отдых.

Новость о том, что она уйдет, даже если и была ожидаема мной, все равно я воспринял болезненно и горько. Я знал, что это будут наши последние дни, когда я могу быть очень близко к ней, касаться ее губ и ее тела, пусть даже играя роль Педро.

Когда ее увез Одара, чувство тревоги не покинуло меня и ноги сами понеслись к ее дому. Она открыла дверь и явно не ожидала увидеть меня. Ее легкий сарафан висел на ней как на вешалке.

Как ты? – она пропустила меня во внутрь и смотрела на меня с тревогой и с сомнениями.

Уже нормально. Не надо было беспокоиться.

Ками, я пришел узнать как ты! Меня тревожит твое состояние. Что тебе сказал доктор? Прошу тебя не голодай больше, я чуть не умер, когда ты упала! – поток эмоциональных слов лился из моих уст, я измерял шагами ее гостиную и теребил свои волосы. – ты просто не представляешь, как ты напугала меня. Я забыл о своей обиде к тебе, забыл все свои упреки. Для меня очень важно, чтобы с тобой все было в порядке!

Бенха, успокойся. Я в порядке. Вот сейчас поем и все будет ок. – она присела, я видел, что она еще слаба.

Слушай, пошли я тебя накормлю! – я протянул ей руку.

Не надо я сама смогу приготовить еду! – она заупрямилась, но руку дала.

Знаю я, как ты готовишь! – я потянул ее к себе и приобнял за тонкие плечи.

Это что упрек?! – она смело заглянула мне в глаза.

Боже упаси! Упрекать тебя в чем-то – это лишиться твоего доброго мнения на весь остаток жизни! А я не хочу! – я пошутил, а сам грустно подумал, что итак скоро потеряю всю ее.

Куда идем?

Кажется на углу есть французский ресторан.

Будем есть лягушек?!

Ну если тебе захочется, почему бы нет!

Неееет! Меня сейчас стошнит! – она прикрыла рот рукой и улыбнулась.

Пошли, пошли! – я прижал ее к себе ближе, и мы вышли на улицу.

На углу перекрестка, как и предполагалось, располагался ресторан «Прованс». Приятный интерьер, выполненный в легких пастельных тонах, изысканный антураж подчеркивали старинную белую мебель, невесомые воздушные шторы, светлые полы, цветочные узоры, и милые душевные безделушки. Все это придавали обстановке романтику и душевность и призывало поесть. Она поела классический гаспачо и какой-то салат «Магре» с копченым мясом. Я не смог отказаться от тушенной телятины в белом вине с овощами.

Мы вспомнили, как они с Луисианой готовили нам при съемках «Четыре дороги». Хорошо что Коломбо и наш оператор Луиджи умели готовить и не дали нам умереть с голоду за два дня, проведенные в каньоне. Эти воспоминания вернули нас в детство, мы шутили и смеялись.

А потом я вспомнил, как однажды я торопился на съемки и забыл снять бигуди на волосах. В фильме, котором я снимался, парень должен был быть сильно кудрявый. Я порядком опаздывал и так летел, что меня остановил полицейский и я вышел к нему в бигудях. Надо было видеть его лицо! Он решил, что я гей и отпустил меня без проверки документов. Честно сказать я не понял его, а потом, когда сел в машину и увидел свою голову с накрученными бигудями, то еле доехал до работы загибаясь от смеха. Ну вот я слышу ее хохот и улыбаюсь! Боже, какая она красивая: и грустная, и веселая, и накрашенная, и без макияжа! Она красива даже тогда, когда ворчит и ругается.

Рохас, ты так накормил меня, что я сейчас лопну. Или я лопну от смеха.

Боковым зрением я увидел СМС от Марти, она тоже заметила. Улыбка резко сошла с ее лица.

Ну все поели, поржали, пора и баиньки! - ее шутка была совсем неуместна, но и сказать больше было нечего. У подъезда она быстро поблагодарила меня за ужин и убежала.

На предпоследнем выступлении, Като позвала всех в Марлон на прощальную вечеринку.