Все трое выпили.

– Стас, надо тебе тоже кличку придумать, – сказал вдруг Хриплый. – У нас в тут в гостинице принято так. Вроде, давно повелось. Ты, вообще, сколько уже на Верхнем? Чем раньше занимался? Расскажи.

– Да собственно рассказывать особо нечего. Я здесь только сегодня появился. А как сюда вообще попадают?

– А пёс его знает, – произнёс Фёдор. – Как-то попадают. Через ворота. Ты ведь в очереди стоял, проходил?

– Стоял, проходил.

– Ну вот. А по профессии ты кто?

– Преподаватель. Философию преподаю. Точнее преподавал.

– О! Значит, будешь «Философ». Не против?

– Да нет. Философ, так Философ.

– Так ты у нас учёный, «голова». Как и Хриплый. Он юрист. А я слесарем на заводе тружусь.

– Это на самом деле здорово. Будущее за реальными профессиями, на них всё держится. А в своей работе я разочаровался, мне всё больше казалось, что пустой болтовнёй и демагогией занимаюсь, поэтому и… поэтому так.

– Ну ладно, это ты завтра Хрюше будешь рассказывать.

– Кому?

– Кадровику, Степану Сергеевичу.

– А почему «Хрюша»?

– Потому что HR-менеджер. Так, к соку – перец маринованный. Ядрёный, зараза!

– Нет, не, я не буду. У меня язва, – отверг предложение Станислав. – Я вообще всё, больше ничего не буду. Спасибо, извините.

Никакой язвы у него, конечно, не было. Просто до жути не нравились ему подобные посиделки и шумные компании. Но главное – огромное нежелание рассказывать всё это и потом пытаться объяснять «почему?», тем более ответа на данный вопрос полностью не знал и сам. Так что перчёная еда на столе оказалась очень кстати.

– Ну вот, а мы как, вдвоём будем?

– Давай до завтра оставим, – предложил Виктор.

– Ну, давай. На завтра, так на завтра. Ну а как тебе, Философ, вообще здесь, нравится?

– Пока не понял. Очень много непонятного.

– Например?

– Ну, вот хотя бы, кто такие «служба порядка»?

– А. Порядочники. Ну, служба порядка – это организация, которые типа за порядком следят, чтобы законы не нарушали, «нижняки» не лезли.

– В общем, хорошие ребята, да?

– Ну как тебе сказать. Среди них много и подонков всяких, которые думают, что власть получили и им теперь всё можно. И, бывает, силу применяют по поводу и без повода, честных людей обвиняют, взятки берут…

– Хм, интересно.

– Да. Но сейчас там вроде чистку масштабную провели, может и действительно лучше всё будет.

– А-а. А «чрезвычайная служба»? Кто такие?

– О, брат, это серьёзные ребята. С ними лучше не связываться.

– А они чем занимаются?

– Да по сути тем же самым, только в глобальном масштабе. Они против и внутренних, и внешних врагов работают. Во всех городах, на разных территориях. И на Нижнем работают, но в наших интересах, понимаешь?

– Вроде понимаю. А там тоже подонков хватает?

– Не знаю даже. У черистов всё закрыто, всё секретно. Про них говорят немного, мало что известно.

– Да мне кажется, – вступил в разговор Хриплый, – что там такой отбор, проходят который только люди кристально чистые, с биографией белой, как чистый лист бумаги.

– Ну, может и так.

– А ты сказал, что во всех городах. А у нас какой?

– Известно какой, Четвёртый. Четвёртый город Третьей территории.

– Они по номерам? И города, и территории?

– Да, по номерам.

– А от чего нумерация зависит.

– Не знаю. От величины наверное. Да, скорее всего так.

– Интересно. Ладно, мужики, я на боковую, устал жутко. Приятно было посидеть. Я так понимаю, моя кровать вот эта, у окна?

– Правильно понимаешь, – ответил Говорун. – Что, не любишь у окна? Да ты не волнуйся, зимой там не дует, а летом можно открыть, свежо.

– Да нет, всё отлично. А бельё дадут?

– Бельё в тумбочке, рядом с койкой. Там полно всякой всячины, посмотри. «Предметы первой необходимости».

Полки за дверцей действительно были буквально набиты. Помимо пододеяльника, простыни и наволочки, в ней лежали зубная паста с щёткой, мыло, бритвенный станок, два полотенца, три комплекта нижнего белья, блокнот с ручкой и даже настольные часы.

Станислав застелил койку, прилёг, и решил выставить время.

– Ребят, а который час? Только точно.

– Три часа семнадцать минут, – отозвался Фёдор. – Точно.

– Спасибо. Так, слушайте, а число сегодня какое?

– Двадцать девятое августа.

– Двадцать девятое? Так, а год?

– А года у нас не принято считать.

– Это ещё почему?

– А хрен его знает. Не считаем, и всё. Также, как когда ты про время узнавал, я секунды не говорил. Просто непринято. Да и незачем особо.

Было ещё много вопросов, которые хотелось задать, и их количество нарастало, как снежный ком. Но уж очень тянуло в сон, да и сильно напрягать соседей в первые часы знакомства было не комильфо.

Новый постоялец проснулся в ночи, когда стрелки показывали пять минут двенадцатого. Хриплый и Говорун, едва освещаемые пробивавшимся через штору голубоватым светом фонаря, спали. Он тоже попробовал заснуть, но около часа спустя, поняв бесперспективность этой затеи, оделся и пошёл подышать на улицу.

В темном небе сияла почти полная растущая луна и бесчисленное количество звёзд. Дул приятный тёплый ветерок, по ощущениям было градусов восемнадцать. В общем, погода располагала к променаду.

– Здравствуйте, – поздоровался какой-то мужчина в униформе, нарушив тишину. – Вы что тут делаете?

– Здравствуйте. Да, гуляю просто. Не спится мне.

– Здесь живёте? – спросил тот, кивая на гостиницу, которую Философ, однако, сам для себя окрестил общежитием.

– Здесь.

– Паспорт покажите.

– Да нет у меня паспорта. Если честно, даже не знал, что он должен быть.

– Новенький что ли?

– Да. Сегодня заселился.

– Как фамилия?

– Кучеров.

– А-а. Вроде был такой. Ладно, счастливой прогулки.

– Всего хорошего. А с паспортом мне что делать?

– Завтра вам всё скажут.

Выход на воздух имел три основные цели: получить эстетическое удовольствие, узнать план территории и, пожалуй, главное – подумать. Первое, в принципе, уже состоялось, хоть и в слегка подпорченном охранником виде.

Второе было тоже делом нехитрым. Следовало обойти здание вокруг. Оно состояло из нескольких параллельных «крыльев», окна которых преимущественно смотрели друг на друга и во двор. В свете фонарей, стоявших по периметру, представала странная картина: между форточками соседствующих частей гостиницы была натянута двойная верёвка, по которой перемещался то ли лист бумаги, то ли какой-то пакет.

В целом же всё выглядело очень достойно. Кругом было зелено, стояли деревья, а возле одного из углов огороженного симпатичным забором участка даже находился пруд с утками.

Гораздо сложнее дело обстояло с размышлениями. Нет, вопросов – хоть отбавляй, и чётко сформулировать их нетрудно. Но, сосуд, из которого можно черпать информацию для ответов, был практически пуст.

«Где я нахожусь?», «Что меня ждёт?», «Это и есть вечный покой?», «А могу ли умереть здесь?»… Голова буквально разрывалась, не находя точки опоры для мыслей. Дабы не тронуться умом, стоило подумать о посторонних темах. Кто-то назовёт их глупыми, бессмысленными и непонятными, но для других они – глобальные и основные в мироздании.

Станислав вернулся в номер, достал блокнот с ручкой и начал писать:

«Слово «счастье» можно уподобить словосочетанию «уровень жизни». Знак равенства между ними ставить нельзя, но понятия чем-то близки. Но как определить их величину?

Философ замер на некоторое время. Ему вдруг подумалось, будто жизнь – это такая компьютерная игра, в которой каждой доходит до определённого уровня, что собственно и называют «уровнем жизни». Причём «level up» можно совершить разными способами: кто-то очень талантлив и у него всё само легко получается, кто-то упорно тренируется, третий знает секретные коды, другой попросту взламывает систему… И чем выше, дальше человек взобрался в этой игре, тем обиднее и больнее оттуда падать, терпеть фиаско.