Саймон вспомнил, как они с Клэри дрыхли в одной кровати – совсем маленькими; он тогда надевал на ночь пижаму с грузовиками, она – с пони. Вспомнил, как поцеловал ее: на вкус Клэри – как свежий лимонад.

А потом пришло другое воспоминание. Изабель. Темные волосы разметались по подушке, горло доверчиво обнажено, ногти на пальцах ног царапают ему кожу – точь-в-точь любовная сцена из какого-нибудь вампирского фильма. Тот, другой Саймон был не только героем, но и сердцеедом. Ну, по крайней мере, куда в большей степени, чем сейчас.

Изабель. Губы сами собой сложились как нужно, произнесли имя – но услышала его только подушка. Саймон в очередной раз напомнил себе, что не собирался думать о девушке, когда окажется в Академии, – по крайней мере, пока не сможет стать лучше. Стать таким, каким она хочет его видеть.

Повернувшись на спину, он уставился на каменные плиты потолка.

– Не спится? – прошептал Джордж. – Мне тоже. Боюсь, вдруг опоссум вернется. Откуда он вообще тут взялся, Саймон? И куда убежал?

Ответ на вопрос о том, каким образом из них собираются делать Сумеречных охотников, Саймон получил уже наутро.

Первым делом Скарсбери обмерил их всех, чтобы подобрать подходящую форму. Попутно он отпускал неделикатные комментарии о телосложении своих учеников.

– У тебя такие узкие плечи, – глубокомысленно заметил он. – Как у девчонки.

– Я просто стройный и гибкий, – с достоинством парировал Саймон.

Джордж маялся от безделья, сидя на скамейке и выжидая, пока закончат измерять его соседа. Экипировка ему досталась без рукавов, и Жюли уже не преминула похлопать его по руке и похвалить форму – типа, сидит классно.

– Знаете что, – задумался Скарсбери. – У меня тут есть кое-что подходящее, но это женская фо…

– Отлично, – прошипел Саймон. – То есть это ужасно, конечно, но пойдет! Давайте уже ее сюда.

Скарсбери сунул в руки Саймону черный сверток.

– Думаю, будет как раз. Это для высокой девушки, – утешающе пробормотал он. То есть это он думал, что пробормотал; на самом деле его слова услышали все, кто был в зале.

Ученики заозирались, кое-кто уже откровенно на них пялился. Саймон с трудом подавил желание раскланяться – в шутку, конечно, – и потопал в раздевалку, чтобы переодеться.

Облачившись в форму Сумеречных охотников, студенты получили приказ вооружаться. Им, как и простецам, которые не могли наносить руны и пользоваться стилом – и кучей других побрякушек из арсенала охотников на демонов, – раздали человеческое оружие. Мимоходом объяснили, что нефилимам это нужно исключительно для расширения познаний. Саймон хмыкнул: вряд ли его собственные познания были толще палочки спагетти.

Ректор Пенхоллоу притащила огромные коробки, полные ножей всевозможных форм и размеров, – что как-то слабо вязалось с ее ученым видом, – и попросила каждого выбрать себе кинжал по вкусу.

Саймон вытащил свой практически не глядя и сразу же вернулся за парту.

Джон кивнул.

– Неплохо.

– Ага, – отозвался Саймон, вертя кинжал в руках. – Именно так я и думал. Неплохо. Очень острый.

Он воткнул кинжал в стол, и лезвие застряло в дереве. Пришлось повозиться, чтобы вытащить его из толстой дубовой доски.

Саймон думал, что тренировки – это не так страшно, как подготовка к ним.

Оказалось, он сильно ошибался.

Половину каждого учебного дня в Академии отдавали физической подготовке. Половину дня ученики проводили в спортзале. А точнее, в фехтовальной комнате.

Преподав основы боя на мечах, их разбили на пары. Саймона поставили с девушкой, которую он когда-то уже заметил в столовой. Это была та самая девчонка, которая разрыдалась от слов Скарсбери.

– Она с отстойного потока, но я так понимаю, ты не особо искусен в фехтовании, – заявил инструктор. – Если будет слишком легко – скажи.

Саймон уставился на Скарсбери. Он не мог поверить, что взрослый Сумеречный охотник назвал кого-то отстоем вот так вот запросто, практически в лицо.

Потом перевел взгляд на девушку. Темная головка наклонена, меч вспыхивает на свету в дрожащих руках.

– Привет. Я Саймон.

– Я знаю, кто ты, – пробормотала она.

Ого. Похоже, он, сам того не заметив, стал местной знаменитостью. Но, может, это нормально? Может, так всегда и было, просто Саймон об этом не помнит? Если бы вернулась память, можно было бы по крайней мере знать, что он это заслужил, а не терзаться угрызениями совести, что на самом деле он этого недостоин.

– Как тебя зовут? – спросил Саймон.

– Марисоль, – неохотно ответила она. Руки девочки больше не тряслись – видимо, потому, что Скарсбери убрался подальше.

– Да не дрожи ты так, – ободряюще заметил он. – Я для тебя легкая добыча.

Она хмыкнула, сузила глаза. Похоже, плакать девчонка больше не собиралась.

Саймон не мог похвастаться большим опытом общения с людьми намного младше себя. Но они оба простецы, и он искренне сочувствовал этой девочке.

– Хорошо устроилась? Скучаешь по родителям?

– У меня нет родителей, – еле слышно, но твердо ответила она.

Саймон замер, как громом пораженный. Какой он идиот. А он еще гадал, с чего вдруг дети простецов могли согласиться сюда приехать – бросить семьи, родителей, наплевать на всю свою предыдущую жизнь.

А если бросать некого? Если нет ни семьи, ни родителей? Ведь приходила ему уже эта мысль в голову, а он, тупица, так зациклился на себе самом и на собственных воспоминаниях, что совершенно об этом забыл. У него, по крайней мере, есть куда возвращаться, пусть даже это место сложно назвать идеальным. У него есть выбор. А у нее?

– Слушай, а что тебе сказали нефилимы, когда приглашали в Академию?

Марисоль уставилась на него – холодными и ясными глазами.

– Сказали, что я буду сражаться.

Сколько себя помнила, она занималась фехтованием, так что все было предопределено заранее. Девчонка налетела на него, словно крошечный сияющий вихрь сразу из нескольких мечей – хотя в руках у нее был только один. Ловко подбив Саймона лезвием под колени, она свалила его на пол и оставила там глотать пыль. Вдобавок он, падая, саданул себя по ноге собственным мечом – но из-за этого даже расстраиваться не стоило.

– Хорош с легкотней маяться. – Джон, проходя мимо, помог Саймону встать. – Отстой не учится, если только его не учат, ты же знаешь.

Голос Картрайта звучал мягко, но взгляд, который он бросил на Марисоль, ничего хорошего девочке не сулил.

– Оставь ее в покое, – пробормотал Саймон. Но сказать, что Марисоль побила его совершенно справедливо, он уже не смог – духу не хватило. Все ведь думают, что он герой.

Джон ухмыльнулся и отошел.

Девочка уставилась на свои ботинки.

Саймон разглядывал ноющую рану на ноге.

Нет, далеко не все так уж ужасно. Многое из того, чем они занимались каждый день, не требовало каких-то особых навыков. Например, бег. Но поскольку соревноваться ему приходилось с людьми, гораздо лучше физически подготовленными, чем он сам, в голове все время всплывали воспоминания о тех временах, когда легкие не разрывались от недостатка воздуха, а сердце не колотилось как сумасшедшее от любого перенапряжения. Тогда он порвал бы тут любого одним пальцем. Тогда он был быстрым – быстрее любого из учеников Академии, – холодным, сильным хищником.

И мертвым, напомнил Саймон сам себе, в очередной раз плетясь позади всех. Нет, мертвым ему быть точно не хотелось.

Бегать лучше, чем ездить верхом. Он понял это в пятницу, когда всех отправили на верховую прогулку. Причем поначалу Саймон искренне считал, что это должно быть здорово.

Во всяком случае, остальные определенно получали удовольствие. Верховой ездой занимались только на элитном потоке, и в перерыве, поглощая все тот же ужасный суп, они вовсю подшучивали над отстоем. Казалось, это даже примирило Жюли и Джона с недостатком разнообразия на столе.

С трудом удерживаясь на спине огромного животного, которое косило глаза и то и дело пыталось изобразить ногами чечетку, Саймон все больше убеждался, что езда верхом – это удовольствие на любителя. Простецы между тем изучали историю Сумеречных охотников, и Джон заверил Саймона, что урок этот – скучнее не придумаешь. Но сейчас Саймон охотно согласился бы немного поскучать.