Пикантности ситуации придавало то, что сами музыканты никак ее не комментировали. Дроу и Дрим коллекционировали любые, самые нелепые и фантастические домыслы о своих персонах, наматывая их на гигантское веретено, на котором готическим шрифтом было выведено: "Public relations".
Разумеется, у версии с "Дианой" сразу появилось множество противников. Ведь ангельский лик Даниэля Дроу, и его проникновенный голос, стали лучиками надежды для тысяч романтичных девиц, что прозябали в скуке и тоске у себя в Краснодарах, Ставрополях и Ростовах. Они обклеивали стены своих комнат постерами и вырезками из журналов, писавших о Rene Magritte. Сочиняли любовные истории с участием Дроу и Дрима, засоряя просторы Интернета бесконечными килобайтами бесполезной писанины. Ну а когда дуэт приезжал с концертом в их город — из кожи вон лезли, чтоб раздобыть денег на билет, и после, в прокуренном клубе, пробившись поближе к сцене, жадно ловили каждое слово, слетавшее с губ их идола, каждый его жест, каждый мимолетный взгляд. Каждая из девиц надеялась, что вот-вот, сейчас этот волшебный взгляд остановится именно на ней, после чего зрачки Даниэля расширятся, и, в паузе между куплетами, он неслышно прошепчет, как можно дальше отведя от губ микрофон: "Это судьба". А после концерта, во время афтепати, в зале появится мрачноватый Ленни Дрим и передаст счастливой избраннице черную розу вместе с запиской, приглашающей проследовать в гримерку…
О, эти сладкие готические грезы! Но глаза "обреченного ангела" всегда оставались холодными, а после концерта группа очень быстро покидала клуб. Мало кому из поклонниц удавалось пообщаться с Дроу тет-а-тет. И впечатления от этого общения у них оставались в высшей мере странные. Нервный, суматошный, растрепанный после выступления, с подтекшим гримом, Даниэль невпопад отвечал на вопросы, а подчас начинал нести совершенную ахинею. При этом он ни на миг не расставался с мобильным телефоном, все время писал кому-то СМС. И, что самое досадное, даже при разговоре с расстояния вытянутой руки невозможно было определить, мужчина это или женщина. Некоторые особо рьяные поклонницы уже готовились сменить ориентацию, на случай, если слухи насчет "Дианы" окажутся-таки правдой. Впрочем, кое-кто после личного знакомства с Даниэлем Дроу навсегда покидал ряды фанатов Rene Magritte.
Юля Волошина тоже была в числе тех, кому посчастливилось видеть Дроу ближе, чем с расстояния в несколько метров, и даже перемолвиться с ним парой слов. На странности в поведении певца она особого внимания не обратила. Он ведь все-таки творческая личность, андеграундный гений, а они через одного такие. Главным итогом их мимолетной встречи стало то, что после нее Юлька влюбилась в Даниэля еще сильнее, чем прежде. И твердо решила — они должны быть вместе.
Чего бы это ни стоило…
Переезд в Санкт-Петербург прошел относительно гладко. Юля была достаточно смышленой, чтобы понимать: без денег на первое время и гарантированной работы на месте ей вряд ли удастся наладить новую жизнь. Даниэль Даниэлем, но пока что она для него — всего лишь одна из легиона поклонниц, ничем особенным не примечательная. Не будешь же пытаться произвести впечатление на возлюбленного, внося в его гримерку "дивные ароматы" немытого тела и уличной грязи. А ведь некоторые "богини готики" на полном серьезе полагали, что им такое простится!
Поэтому на долгих полгода расходы на посещение концертов и безалкогольные коктейли были сведены к минимуму. Собственно, исключение было сделано лишь для очередного выступления Rene Magritte. Друзья почти забыли, как выглядит Юля Dark Rose. Деньги, выделяемые родителями на карманные расходы, она бережливо складывала в игрушечный гробик, купленный пару лет назад через интернет-магазин.
Смешно было бы полагать, что этих крох хватит на переезд и обустройство. "Темная Роза" экономила на всем: из "Макдоналдса" мигрировала к лоткам с хот-догами, беляшами и дешевой пиццей, начала ходить пешком на учебу, и даже перестала обновлять гардероб, что, как известно, смерти подобно для юных готесс. Еще ей посчастливилось устроиться на работу уборщицей в коммерческий банк. Это сделало перспективу скорой встречи с любимым на его территории значительно более реальной.
Параллельно со сбором средств на поездку Юлька вела активную сетевую жизнь. Ее старенький ноутбук работал в те дни на полную мощность. Просмотр километров страниц с объявлениями о вакансиях в Петербурге и сбор любой подвернувшейся информации о Rene Magritte и Даниэле Дроу. Переписка с новыми питерскими друзьями в социальных сетях и скачивание гигабайтов музыкальных файлов. Dark Rose слушала не только Rene Magritte: чтобы поглубже проникнуть в душу кумира и лучше его понять, она начала знакомиться и с творчеством музыкантов, которые в свое время повлияли на Дроу. То преимущественно были коллективы из Германии: Das Ich, Diary of Dreams, Deine Lakaien, Garden of Delight, Seelenzorn, Sopor Aeternus… Прослушав все их альбомы, Волошина с удивлением обнаружила, что многие идеи, использованные в песнях Rene Magritte, беззастенчиво позаимствованы у немцев. Но авторитет идола в ее глазах нисколько не упал и после этого. В конце концов, за музыкальную составляющую в Rene Magritte все равно отвечал Ленни Дрим. А вот глубокомысленная лирика, проникновенный вокал и воздушный ангельский облик — все это по праву принадлежало Даниэлю Дроу и никак не могло быть у кого-то украдено.
Лишь одно немного смутило Юлию. В Сети она нашла довольно много порнографических рассказов авторства Дроу. Это бы еще ничего, но… главными героями этих историй были исключительно гомосексуалисты. Ни разу не случилось так, чтоб Даниэль живописал любовь между мужчиной и женщиной. В сознание Темной Розы начали закрадываться нехорошие подозрения. "Неужели и он… тоже?", — часами раздумывала она, закусив губу и вглядываясь в висевший на двери комнаты портрет возлюбленного. Чуть позже она узнала, что порно-побасенки называются "слэш" и являют собой разновидность современного маргинального искусства. А вскоре Дроу сам прояснил ситуацию, ответив на заданный кем-то из фанатов на форуме Rene Magritte прямой вопрос: геем он не является, а с помощью своих слэшей просто поддразнивает ханжей и пуритан. Прочитав эти строки, Юлька Волошина вздохнула с облегчением. Угроза, нависшая было над ее маленьким миром, прошла стороной…
Уезжать она решила в декабре, за пару недель до Нового года. Во-первых, к тому моменту в ее сундучке-гробике накопилась сумма, достаточная для аренды комнаты в коммуналке (комнату тоже удалось подыскать через Интернет) и нескольких месяцев вполне сносной жизни. Во-вторых, подвернулась, наконец, и работа в Северной Пальмире: место курьера в издательстве, выпускающем рекламные проспекты. В-третьих, делать вид, что она учится в институте с прежним усердием, дальше было просто бессмысленно — достижение заветной цели очень скверно сказалось на посещаемости и успеваемости. Ну и в-четвертых — в таком поступке присутствовал определенный символизм, ведь не чем иным, как зимней тоской, искрящимся ледяной белизной декадансом, было пронизано творчество ее любимцев Rene Magritte.
Венцом персональной готической идиллии Темной Розы могла бы стать встреча с Даниэлем Дроу в первый же день по приезде в Питер. Но на такое Юлия, конечно, не надеялась. Она, в отличие от множества прочих юных сударынь, не перешагнула той грани, за которой романтичность перерастает в безрассудство и откровенную глупость.
Багаж — две небольших сумки. Одежда, запасная пара зимней обуви, любимые диски и готичные побрякушки. И, разумеется, бережно отделенные от стен постеры Rene Magritte. Без них комнатка показалась Юльке выхолощенной и осиротевшей — но, впрочем, какая разница, она же ведь все равно уезжает отсюда.
Записка для родителей на кухонном столе. Они, вероятнее всего, вздохнут с облегчением. Побег непутевой дочери — не такая уж страшная трагедия по сравнению с той, что могла разыграться, узнай предки о том, как на самом деле обстоят дела с ее учебой. Печально вздохнув, Юля подумала, что ей, все-таки, будет не хватать папы с мамой — несмотря даже то, что они никогда не одобряли ее "странностей", в разряд которых заносилось все, что она делала не так, как они.
