Всё растение буквицы, от корней до цветков, является лекарственным. Оно хорошо справляется с лихорадкой, спазмами, высоким давлением, избыточным или недостаточным мочеиспусканием, глистами, расстройством пищеварения, метеоризмом, наружным кровотечением и даже открытыми ранами. Но лучше всего буквица работает в комбинации с другими, дополнительными травами, а такое можно использовать не при любой болезни, да и не для любой хвори это станет лучшим вариантом излечения.
Но я решила вести себя тихо и не вступать в споры по поводу буквицы ни с Дидиной, ни с братом Космином ещё, по крайней мере, неделю. Я была в долгу перед монахом за то, что он показался в покоях принцессы, хоть он, в общем-то, и не высказывался в мою защиту. Но, если честно, я очень переживала, что причиной вызова к консорт-принцессе была моя критика против чрезмерного применения растений.
Остаток дня я усердно работала. Я отнесла прачкам сушёные лепестки роз, которыми они прослаивают чистую одежду. Я сделала ополаскиватель для волос из розмарина и крапивы для половины замка. Я помогла Дидине измельчить полынь для отпугивания мышей и мяту для отпугивания блох. Я сделала целую партию мази для больной ноги старого осла брата Космина.
Когда, наконец, проснулся брат Космин, он приказал мне сделать саше из кустарниковой полыни и пижмы, которые отпугивают моль. Я насобирала ромашку, мелиссу и сантолину для лакеев, которые должны разбрасывать пахнущие травы на полу банкетных залов, а также чабрец, розмарин, руту и розы для маленьких букетиков, которые каждый вечер менялись в покоях принцесс.
После этого монах какое-то время учил нас, как работать с корнем клевера и корой вишнёвого дерева и делать из них средство от кашля.
Когда мы с Дидиной остались одни, она сказала:
— Брат Космин объяснил мне, зачем ты добавила дикую капусту в воду для ванн, Ревека. Лучше бы ты держалась от принцесс подальше.
Я сжала зубы и продолжала рьяно растирать пестиком корень клевера.
— Ты не представляешь, сколько людей пропало, — продолжила она. — Оно того не стоит.
— Награда того не стоит? — фыркнула я. — Думаю, стоит. Конечно, не для того, чтобы выйти замуж за какого-нибудь олуха, который заставит родить кучу детей, и не для того, чтобы жить до конца жизни в одиночестве…
— Какого-нибудь олуха?.. А зачем же тебе тогда награда, если ты не хочешь замуж?
— Я хочу присоединиться к монастырю.
— Вот как, — Дидина отмеряла истолчённую ею кору вишни. — Прости. Не знала, что у тебя есть духовное призвание.
Мне было стыдно признать, что его не было, поэтому я оставила вопрос без ответа.
— Я хочу стать травницей всего аббатства, — сказала я Дидине. — Хочу создать собственный гербарий. Получить собственного ученика.
«И написать огромный труд по травологии», — подумала я, но не стала озвучивать Дидине. Это больше смахивало на мечты, а не на реальный план.
Дидина присмотрелась к созданному ею порошку.
— На это потребуется много денег. Ты же знаешь, только богатые дамы могут позволить себе присоединиться к такому аббатству.
— Знаю, — ответила я, сильнее размалывая корень клевера. С младых ногтей понимала, что монахини не возьмут меня без солидной суммы денег, и едва ли могла мечтать о собственном гербарии — огромной комнаты с побеленными стенами, выходящими на север окнами, мягким солнечным светом и высокими сушильными шкафами. Комнаты, где я буду хозяйкой, и никто не станет возражать против моего способа приготовления микстур. И где будет не так много буквицы.
До того, как услышала о вознаграждении, я всегда считала, что мне придётся найти богатого мужа. Не думала, что с этим возникнет проблема — я не была невзрачной девушкой. А если бы и была, то ничего страшного: куча невзрачных женщин находят невзрачных мужей и рожают невзрачных детишек.
Но что потом? Что насчёт мужа? Кем он будет — мебельщиком, кузнецом, сапожником? Проблема замужества с ремесленником в том, что все денежные вопросы ложатся на плечи жены. А это никак не подходит для меня и моих трав. Но я и не могла представить, что выйду замуж за фермера, пусть и с некоторым имуществом. Или за военного — печальная судьба моей матери быстро выбила такие мысли из головы.
Нет. Монастырь — лучший для меня выбор. Место, где всё время, что будет запланировано для истовых молитв, я смогу думать о травах. Меня не заботили не тишина, ни песнопения, ни послушание — только мои травы!
Вернулся брат Космин, начал расспрашивать нас о свойствах коры вишнёвого дерева, и мы перестали переговариваться.
Позже я собрала привычные вечерние букеты и понесла их к дверям принцесс.
Я подошла к башне вместе с Флорином — самым юным подмастерьем сапожника. Всего в замке было семь сапожников — шестеро изготавливали каждый день по две новых пары туфель для принцесс, а седьмой шил обувь для всего остального дворца. Флорин был самым последним учеником своего мастера, как и я у брата Космина. И, как и я, именно он пришёл этим вечером к башне принцесс. Никто не приходил к башне, если мог этого избежать любыми способами. Никогда.
Я посмотрела на Флорина поверх душистой корзинки с цветами и травами, а он глянул на меня поверх коробки с туфельками.
— Ты когда-нибудь задумывался над тем, что если мы не будем каждый вечер менять для принцесс туфли и букеты, то, возможно, они перестанут делать то, что делают? — спросила я.
Флорин покачал головой. Он был лишь не намного старше меня и жил в замке с самого рождения.
— Они пытались, — сказал он. — Они всё испробовали. Целую неделю принц Василий приказал не доставлять им туфли. И тогда принцессы вместо туфель изодрали в кровь ноги. И ещё долгое время их мозоли кровоточили, а сами девушки хромали.
— А почему их не увезти всех вместе из замка?
— Потому что! Землетрясения! Штормы! Страшные бури! Каждый раз, когда они что-то пытаются предпринять, мы потом месяц расчищаем завалы и ремонтируем замок.
— Ну, а может тогда не давать им ночью засыпать? — предложила я.
Флорин снова покачал головой.
— Проклятие сильно. Оно хочет, чтобы принцессы находились в замке, в своей башне. Каждую ночь. Без исключений.
— Может, их стоит разделить…
— Нет! — закатил глаза Флорин. — Замок проклят уже шесть лет. Они уже опробовали всё, что ты придумала, причём дважды, и ещё сотню других способов.
— А как насчёт…
Флорин нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
— Слушай, тебе сколько лет? Тринадцать? Ты не разрушишь проклятие. Никто не сможет его разрушить, а с теми, кто попытается, ничего хорошего не приключится. Дам тебе совет, как ученик ученику: проклятия не затрагивают тех, кто держится от них подальше. Ясно? Не связывайся с ним и вырасти высококвалифицированным травником. Всё, давай. Стучи, — он дёрнул подбородком в сторону двери башни.
Я была недовольна, но в дверь постучала. Бети, служанка принцесс, открыла дверь и забрала у Флорина коробку с туфлями, после чего паренёк поспешно сбежал, явно не собираясь меня ждать.
Обычно мою корзинку с букетами забирала вторая служанка, но сегодня её не было. Я попыталась поставить цветы на коробку Флорина с обувью, но Бети сморщила носик.
— Неси их сама, у меня же не шесть рук!
И вошла с ней в восточную башню.
Принцессы стояли в комнате в разной степени раздевания, готовясь к развлечениям сегодняшнего вечера в замке отца. В любом другом будуаре, где переодевались бы двенадцать принцесс, слышались бы смех и болтовня, но в этой комнате повисла напряжённая тишина, несмотря на то, что платья принцесс были из лучшего бархата, шёлка и атласа — ничего похожего на мои прочные шерстяные юбки и передники.
Я поставила корзинку с цветами на пол и повернулась, чтобы уйти, но тут Бети произнесла:
— Можешь остаться?
— Зачем? — прошептала я.
— Помочь им с цветами! Ты ведь всё знаешь о цветах, да?
Я открыла рот, чтобы сказать, что вряд ли я смогу им помочь, потому что мне надо идти, и меня ждут к ужину… Но затем осознала, что лучшего времени для дальнейшего исследования проклятия будет просто не найти! Вот это удача! А я чуть не променяла её на тарелку щей и жареного карпа.
