Веревка просвистела в тишине, и, когда ведро ударилось о воду, я услышала отдаленный всплеск.

Теперь с широко раскрытым ртом стоял не только мальчишка.

— Никогда не пей из этого колодца, — сказал брат Космин, как будто он делал выговор маленькому ребенку. Он поглядел на меня, я постаралась найти место в углу, чтобы спрятаться, но было уже поздно.

— Ревека! Ты слышала! Никогда не пей отсюда! Она заражена.

Боже, я умру от выпитой зараженной воды! Я схватилась за живот в ожидании спазмов. Но ничего не происходило.

Вода на вкус была неплохой. Я б даже сказала, она была очень и очень хорошей. Немного сладкой, но с резким привкусом камня и… миндаля?

И она была такой холодной.

— Как заражена? — спросила я, сейчас боясь больше духовного, чем физического заражения. Возможно, кто-то утонул в колодце. Все знали: лучше не пить из колодца самоубийц.

— Она… просто нехорошая, — ответил брат Космин.

— Феи, — предположил мальчик.

— Нет, не феи.

Брат Космин остановился и соскреб немного мха с камня, показывая надпись, написанной на языке, которого я не знала.

— Двое турецких заключенных выкопали этот колодец, и, когда он был закончен, они прокляли его этой надписью.

Ещё одно проклятье? Я вытянула шею, хотя не могла прочитать по-турецки.

— Что в ней говорится?

— Вы уверены, что они были турками, а не феями? — спросил мальчик.

— Кто ты? — рявкнул брат Космин.

— Я Михас, — сказал мальчик. — Я пришел в замок вчера, чтобы просто продать корову, а они дали мне работу в садах.

— Возвращайся к работе, Михас, — брат Космин повернулся ко мне. — А ты, Ревека, пойди, найди Дидину!

Михас ссутулился и двинулся за мной со двора.

— Он не должен был выкидывать ведро в колодец, — сказал он. — Это было ведро мастера Константина. Он будет зол.

— Да, только не лги ему об этом, чтобы ты ни сделал. Мастер Константин не выносит лжецов.

— Почему я должен врать ему, когда это тот монах выкинул его в колодец?

Я пожала плечами. Когда я была маленькой, я могла сочинить историю о забытом ведре, чтобы избежать наказания за его утрату. Конечно, когда я стала немного старше, и настоятельница стала замечать мои проступки, я лгала и говорила, что я вообще никогда не брала ведро. Я думала, что так смогу избежать проблем. Позже, когда моя репутация прочно закрепилась за мной из-за настоятельницы, я могла рассказать правду о монахе, выкинувшим ведро в колодец, и никто мне не верил. Я должна была ходить неделю, не меняя нижнее белье, голодать три дня, питаясь хлебом и водой, и читать вслух псалмы ради душ умерших и терпеть побои. Я почти чувствовала жгучую боль от ольховых палок, которыми шлепали меня по бедрам.

Я вернулась в настоящее с дрожью. Михас пристально смотрел на меня, открыв рот.

— Что? Почему ты уставился?

Он облизал свои темно-розовые губы.

— Я надеюсь, что феи не прокляли тебя, — сказал он серьезно.

Мальчик был идиотом. Брат Космин сказал ему, что на колодец было наложено проклятие турков, а он всё ещё думает о том, что это были феи. Я не могла поверить, что папа нанял его.

Я развернулась и пошла искать Дидину.

Глава 9

Я проверила кухню и туалет на улице, а потом отправилась искать Дидину в западной башне, где её мать спала, а бабушка присматривала за спящими.

Я взбиралась на башню, каждую секунду ожидая, что меня начнет тошнить от воды в Маленьком Колодце, но ничего не происходило. У меня чуть-чуть крутило в области пупка, но это было из-за того, что я боялась даже подумать о причине, из-за которой Дидина сегодня утром не пришла в гербарий.

Когда я открыла дверь башни, мои худшие страхи оправдались. Дидина рыдала в объятиях госпожи Адины.

У меня пересохло в горле.

— Твоя… Твоя мать?..

Адина посмотрела на меня красными печальными глазами поверх головы Дидины.

— Да. Моя дочь… ускользает.

Я плюхнулась на стул и поражённо уставилась на свою приятельницу.

— Мне жаль, — прошептала я. Я даже представить не могла, что бы я делала, если бы передо мной лежал проклятый Па. Или умирал. Да, мы не всегда прекрасно ладили, и он очень быстро был готов поверить в мои худшие черты характера, но… Но он был единственным, кто у меня остался. Он сделал для меня куда больше, чем большинство из отцов делали для своих дочерей.

— Бабушка, должно же быть что-то, что ты можешь сделать! — молила Дидина.

Адина беспомощно посмотрела на девочку. Мы все знали, что сделать ничего нельзя. Я уже обговаривала это с Адиной. Когда кто-то из проклятых начинал «ускользать», за несколько недель от них оставались лишь кожа и кости, и они просто… умирали.

Затем мы с Адиной встали и пошли, чтобы помочь ей с проклятыми спящими. Это было лучше, чем плакать. Мы помыли их тела, накормили и подвигали конечности. Мы проверили язвы, наличие вшей и блохи.

Я двигалась в угрюмом молчании, ругая себя за свой эгоизм, общая, что буду лучше. Я так кинулась очертя голову в загадку разрушения проклятия, предвкушая вознаграждение и предоставленных возможностях, что забыла о правде, которая откроется при разгадке проклятия.

— Прости меня, — сказала я снова, пристально глядя на спокойствие Дидины, которая сильными руками расчесывала волосы своей матери.

— За что ты просишь прощения? — спросила она. — Ты ничего ей не сделала. Ни одному из них. Это все произошло задолго до твоего приезда.

Я печально улыбнулась Дидине.

— Если бы моя мама не умерла, а просто уснула, то я украла бы солнце и звезды, чтобы разбудить ее.

— Если бы я знала как, — холодно ответила Дидина, и я осознала, что с моей стороны это прозвучало как обвинение в том, что она недостаточно старается.

— Нет, Нет, ты меня неправильно поняла. Я имела в виду… спасибо за то, что ты так добра ко мне, Дидина.

Холодная злость растаяла на ее лице, оставив позади озадаченное выражение лица.

— Что ты имела в виду? Я не… Я не особенно была добра к тебе, Ревека.

— Нет, не особенно. Но я бы просто отшлепала всех девчонок, которые бы думали, что вознаграждение намного важнее, чем моя мать.

Выражение лица Дидины смягчилось.

— Ревека, ты действительно старалась разбудить спящих. Я, — она прислонила руку к сердцу, — я благодарна тебе за то, что ты пыталась.

Я кивнула.

— И я благодарна, что ты все еще не отшлепала меня.

Я осталась с ними до ночного плача по спящим, затем проводила Дидину на чердак гербария, где мы спали. И дала ей валерьяновый чай, чтобы помочь отдохнуть, а сама некоторое время, изучала физику, надеясь, что святой Хильдегард проявит чудо и оставит ключи к разгадке лечения на страницах своей книги по травам.

Когда же я, наконец, уснула, то увидела сон.

Я почувствовала, как солнечный свет упал на мои плечи, так как шла вдоль дороги, через засеянные поля. Прямая дорога медленно поднималась в горы. Мне с трудом давался подъем. Было что-то впереди, что я должна была увидеть, что-то, что я должна была знать.

Я добралась до разрушенных ворот огромного дворца, вытесанного из сверкающего камня, который не узнавала. Целое здание было разрушено, неповрежденным остался только арочный проход. Спокойное спящее человеческое лицо было вырезано на краеугольном камне.

Я подошла ближе, чтобы рассмотреть лицо, каменные глаза открылись.

— Везде разруха, — произнесли каменные губы. — Напоминание того, что загробный мир существует.

Стук сердца отдавался в ушах и разбудил меня.

Я рано проснулась, просто не смогла уснуть после такого

сна и, не желая беспокоить сон Дидины, зажгла свечу и принялась изучать список растений, которые давали невидимость.

Я переписала целый список на маленький кусочек пергамента, туго свернув и заложив его за ухо, натянула на голову капюшон. Может быть, если я его буду носить рядом с мозгом, это даст мне разгадку. И если я буду изучать его в свободное время, это сможет помочь понять.