Весна. Прекрасное время года. Красота, цветение. На улице витает сладкий запах вишни… Он любил это время года.

Сидя на лавочке, юноша закидывает голову назад и глубоко вдыхает приятный аромат, умиротворённо закрывая глаза и снова вздыхая. Уже прошёл ровно год с того момента, как он попал сюда. Вот только из-за чего? Из-за того, что сходит с ума, когда ему запрещают заниматься своим любимым делом? Смешно…

Юнги до сих пор детально помнит тот день, когда его привезли в эту больницу. Это был вечер, тогда шёл дождь, а он возвращался с подготовительных курсов. Так как юноша не знал, что к вечеру погода испортится, он не взял с собою зонт и промок до самой нитки. Не любил Юнги такую погоду, поэтому в дом вошёл уже раздражённым. В такие моменты, когда ему было плохо, когда он был в не настроении или просто хотел отдохнуть от окружающей его суеты, юноша запирался у себя в комнате и играл. Играл он на фортепиано, но вот жаль, что не на настоящем, а лишь в телефоне, и так хорошо и легко становилось на душе, будто он принял лекарство. Иногда Юнги садился сам писать музыку и тогда чувствовал и понимал, что без этого не сможет жить, что композиторство — его судьба. Жаль, что было одно но — родители. Они никогда не одобряли его занятий, говорили, что это не профессия, а так, баловство, на которое, кстати, у него не было времени, так как ему надо было готовиться к экзаменам, чтобы сдать их отлично и поступить в один из самых лучших и престижных вузов страны, ведь для родителей было важно только то, что их сын в будущем будет жить в достатке, что у него будет высокое положение в обществе. Вот такая обычно судьба ждёт детей, которые родились в семье олигарха, управляющего одной из ведущих компаний страны.

И в тот вечер, когда Юнги вошёл в свою комнату и устало опустился на стул, вновь взявшись за своё произведение, в комнату вошёл отец. Наверное, из-за того, что юноша был сильно уставшим и вымотанным, он забыл запереть дверь.

— Что это? — подходя ближе к столу, строго спросил мужчина.

— Да, так… Неважно. Я уже сажусь за уроки, не беспокойся, пап, — Юнги пытался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул, что, конечно же, заметил отец.

— Дай сюда, — сказала мужчина и выхватил нотные листы сына.

Он боялся, по-настоящему боялся своего отца, ведь помнил, что было в прошлый раз, когда его поймали за этим делом. И сегодняшний вечер мог стать последней каплей терпения родителя.

— Ты опять за своё!? Сколько раз я должен говорить тебе: хватит заниматься глупостями! — в ярости порвав бумагу, начал ругаться мужчина.

— Может, уже хватит!? Я уже достаточно взрослый, чтобы решать, чем мне заниматься в будущем, — не испугавшись в этот раз вспышки отца, Юнги подскочил со стула и, выдержав паузу, добавил: — Тебе и маме совсем плевать на меня, плевать на мои интересы! Вам важен только статус нашей семьи в этом прогнившем до самых костей обществе! — слёзы невольно стекали по щекам молодого человека. Даже сейчас он надеялся на то, что отцу станет хотя бы жаль его, что мужчина наконец-таки поймёт, что чувствует его сын, но отец лишь молча залепил ему пощёчину. Это действие вызвало у юноши нервную улыбку, а после и весь погром в доме…

Юнги невольно улыбнулся своим воспоминаниям. “Эмоционально-неустойчивое расстройство личности*…” — пронеслось в его голове. Такой диагноз поставил ему врач-психиатор, когда его привезли в обычную больницу. “У вашего сына сенсибилизация*….” — отрывками вспоминал он то, что говорил доктор. В связи с поставленным диагнозом юношу направили уже сюда, в психоневрологический интернат.

Первые полгода пребывание здесь Юнги думал, что и вправду сойдёт с ума, ведь в этом месте запрещали всё: читать, писать, слушать музыку, писать музыку, рисовать — это, по-мнению врачей, могло плохо повлиять на них — душевнобольных. Спасло его только старое фортепиано, которое он заметил на местной свалке, да и уже потрёпанная нотная тетрадь, которую юноша хорошо прятал. Но ему не хватало ещё и общения, единомышленников, и вскоре Юнги встретил её — Дженни. Они встретились в одном из укромных местечек на территории интерната, когда больных выводили на прогулку. Оказывается, она тоже приходила сюда, чтобы заниматься своим любимым делом — писать рассказы, романы или просто читать. Девушка хотела стать писателем. Так они и стали проводить время вместе, и, казалось, что всё более-менее стало хорошо, но кто знал, что у всей этой истории трагичный конец.

— Заждался? — вдруг раздался женский голос, и Юнги вышел из своих раздумий и воспоминаний.

— Нет, я тут совсем недолго сижу. Пойдём?

— Да, там никого нет, и здесь, вроде, никто не наблюдает, так что можно идти, — с такой тёплой улыбкой на лице сказала Дженни, на что юноша в ответ улыбнулся, и они направились в их укромное местечко.

— Эх… хотел бы я, как он, заключить сделку с дьяволом и целых двадцать четыре года писать шедевры, — вдруг проговорил Юнги, наблюдая за тем, как читает девушка.

— Да… Я бы тоже не против сделки была, ведь у меня было бы много лет, чтобы показывать свои произведения всему миру, а так у меня и года нет, — грустно заключила Дженни.

Почему-то именно в этот раз они не заметили, как быстро пролетело время, что привело к тому, что их начали искать медработники, и нашли. Застали их за тем, чем в больнице было запрещено заниматься. Отобрали у них то, что было для них более, чем важно. Врачи не понимали, что именно это им сейчас и нужно.

С того момента, как их лишили всего, прошло лишь несколько дней, все эти дни лил дождь. Этим двоим было настолько плохо, что они не могли с этим справиться…

— Говорят, что больно падать… — тихо сказал юноша, когда они стояли на крыше здания.

— Ничего… Это лучше, чем окончательно сойти с ума, — ответила девушка, и, взявшись за руки, они на счёт раз, два, три полетели вниз…

То, чего лишили их врачи, лечило их. Они забрали у них единственное лекарство, которое помогало им поддерживать жизнь. Как и в большинстве случаев, когда пациент не употребляет лекарства, когда он болеет серьёзной болезнью, это приводит только к одному концу…

Солнышко ярко светило, а по всей территории интерната распространился приятный и сладкий аромат вишни.