Александр Ефремович внимательно посмотрел на молодого человека по ту сторону стола. Пожалуй, у него были причины ненавидеть Самойлова. Определенно находились поводы опасаться и избегать. Да и в целом вся эта беседа от ее начала до сей минуты – не имела в себе ни малейшего повода испытывать к парню хоть мизерные положительные эмоции. Но было что-то в последней фразе, отчего Ферзен неожиданно для себя обнаружил сочувствие.

А еще – желание разобраться в некоторой нестыковке, в несоответствии размаха замысла, возраста гостя, ожидаемых дивидендов…

– Скажите, – замерев с ручкой над приказом о выдаче диплома, решился поинтересоваться Александр Ефремович, – зачем вам это все? Все эти траты, манипуляции… – внимательно смотрел он на собеседника. – Неужели не проще было завершить заочно?

– Видите ли… – после некоторой задумчивой паузы вздохнули с того края стола. – Есть у меня одна книжка… – Из укладки папки, с самого ее низа, показался добротно прошитый кожаный переплет размером в тетрадь.

Судя по характерным полоскам, внутри и была обычная тетрадь в клетку, отчего-то украшенная и защищенная столь дорого и надежно.

– Вернее, свод правил… – еще раз вздохнул юноша. – Свод, которого я обязан придерживаться, пока не завершу очное отделение имперского университета.

– Позвольте поинтересоваться, а кто составитель этого документа? – осторожно задал вопрос Ферзен.

– Один человек, – сухо отозвался Самойлов.

Не отец, не дед… Ведь просто «человеком» не назовешь родного… Странно, и довольно сильно будоражит любопытство.

– Еще раз прошу прощения за назойливость… этот человек был вам важен?

– Он за меня как-то умер. Чудом остался жив. Вернее… она.

К его удивлению, гость пошел на откровенность. А значит, он может задать еще один вопрос?..

– Смею полагать, она желала вам самого лучшего, вручая этот свод правил?

– Именно так.

– Как считаете, вот это условие – по завершении очного отделения университета… Оно содержало в себе доброе пожелание?

– Безусловно, – автоматически вымолвил юноша.

– Можем ли мы сойтись на мысли, что в очном обучении, год за годом, от экзамена к экзамену, она видела для вас пользу?

– Допустим… – уже настороженно вымолвил Самойлов.

– Не ради «корочки», а для самих знаний и процесса их получения, поставлено это условие… – подводил его Ферзен к мысли.

К правильной, единственно верной мысли, принятие истинности которой поможет и юноше, и, если повезет, ему тоже…

– Вы не понимаете – я не успеваю!.. – взорвался раздраженной эмоцией Самойлов. – У меня два контейнеровоза застряли на границе, фуры стоят под Орлом, а мороженое тает!

– Тогда вам точно следует получить нормальное высшее образование, – решительно постановил Ферзен.

– Но где я найду столько времени!

– Неужели у вас нет подчиненных? – удивился ректор.

– Есть, как и проблемы от ведения ими дел. – Парень выложил на стол три простеньких кнопочных сотовых телефона, один из которых мерцал вызовом в беззвучном режиме. – Первый – это проблемы, которые требуют незамедлительного решения. Как вы видите, – демонстративно указал он на иллюминацию звонка, – проблемы есть всегда.

– А второй телефон, простите за назойливость?

– Катастрофа.

Словно уловив внимание к себе, телефон вжикнул вибровызовом.

Впрочем, сам Самойлов позволил себе только досадливо поморщиться, но не стал бестактно прерывать беседу на вызов.

– Не будете отвечать? – с опаской посмотрел на аппарат ректор.

– Сегодня это не моя катастрофа, – равнодушно отмахнулся юноша.

Любопытство подсказывало уточнить характер катастрофы и кого она постигла, но Ферзен удержался.

– А третий телефон? – поднял он взгляд на гостя.

– Семья. Редко тревожат, только когда действительно важно.

– Семья – это всегда важно, – веско отметил Александр Ефремович. – Что будет, если вы не снимете трубку?

– Убытки.

– Давно вы работаете на первые два телефона? – с сочувствием уточнил ректор.

– Я работаю на себя, – отреагировали непониманием с того края стола.

– Тогда почему они не дают вам получить нормальное образование? Они перестанут платить вам деньги и вы умрете от голода?

Юноша, к удивлению ректора, не стал спорить, а просто задумчиво посмотрел на одинаковый пластик сотовых.

– Ваш фонд, все эти квартиры, машины и гонорары – вы настолько дорого оценили пять лет свободы от университета… Я удивлен, что у вас не хватает средств заплатить за свою свободу от чужих ошибок.

– Это довольно дорогие ошибки, – поднял Самойлов взгляд.

– Но не смертельные, верно? Купите себе молодость и образование, юноша. Пусть финансовые потери будут тому платой, но взамен вы наверняка обретете знания, как их избежать в будущем и уберечь подчиненных.

– Наверное, вы правы… – Подумав, гость взял в руки первый телефон и отключил его. – Если долго не отвечать, эти проблемы решаются сами собой. Не так хорошо, но решаются, – будто уговаривал он себя.

– Вот видите! – даже обрадованно всплеснул руками ректор.

– Образование нужно получить, – теперь Самойлов смотрел на свой «свод правил». – Если она этого хотела, то так будет правильно.

– Я рад, что мы вместе пришли к этому решению, – довольно улыбнулся Александр Ефремович. – Только у меня к вам будет одна просьба… – продолжил он, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Если в моих силах, – кивнул парень.

– Поступайте куда угодно, но не в мой университет, – убрав улыбку, смотрел на него ректор. – Езжайте в Москву, мой вам совет. Там таких, как вы, много.

– Таких, как я? – нейтрально уточнил юноша, вновь глядя равнодушным взглядом надвигающейся грозы.

Но ректора уже было не остановить.

– Вы чудовище, – сбился он на гневную дрожь. – И я не хочу, чтобы такое чудовище училось в моих стенах, среди моих чистых и наивных учеников! Езжайте к таким же монстрам, как вы сам!!!

Напряжение в установившейся тишине ощущалось туго натянутым тросом, готовым лопнуть. И горе тому, кто окажется рядом.

– Не был бы я, как вы говорите, чудовищем, стал бы кто со мной разговаривать? – устало провел Самойлов ладонями по лицу.

А Александр Ефремович ощутил, что может осторожно и тихонечко выдохнуть.

Вскоре дверь за гостем закрылась, оставив ректора с мыслями о том, что неплохо бы завершить рабочий день прямо сейчас. Накатить для успокоения нервов и прогуляться пешком до дома. Заслужил: хотя бы тем, что не дал совершиться тому, за что долгие годы грызла бы совесть… А дочка – получит блестящую карьеру, сама и честно. Ферзен так решил, а Самойлов напоследок пообещал сломать ноги любому, кто захочет поставить ей подножку. Ну, тоже приятный компромисс между собственной честью и осознанием прагматичной реальности…

За окном немелодично зашумел двигатель «опеля», ушедшего на разворот. Следом за ним отъехала одна машина сопровождения. Вторая отчего-то не торопилась продолжать путь – более того, из-за задней дверцы показался кряжистый человек в строгом пиджаке и белой рубашке без галстука. Он мельком оглянулся в сторону отбывших машин и тут же направился к двери кафетерия.

– Забыл что-то?.. – вслух подумал ректор.

Огляделся – и действительно, один из телефонов Максима остался на столе. Но при этом Ферзен отчетливо помнил, как все три телефона, фигурировавших в беседе, отправились обратно Самойлову в карман…

– Александр Ефремович? – уточнил вошедший мужчина, подойдя к столику.

Был он основателен, собран и уверен в себе. Возрастом за пятый десяток лет, но, судя по бицепсам, проступающим под складками рукавов, явно задержится в этом облике до семидесяти – восьмидесяти лет. Слегка полноватая фигура, правда, выдавала сидячую работу, явно составляющую большую часть рабочего дня в последние годы. Дополняли образ след перелома на носу, грубая кожа лица и слегка поломанные уши. Внешность борца, а если добавить осанку – то человека, имеющего определенное отношение к службе. Только взгляд какой-то странный: блеклый, будто гуляющий – никак не удавалось его поймать. Будто смотрит через человека, чуть выше переносицы.