Четыре года он сражался, лишь дважды попав за это время домой, в рыбацкий поселок. Но потом вошедшие в бухту отряды легионеров Эолиума спалили все дотла, разрушили города и поселки, не оставив камня на камне. Северянину довелось отбивать атаку у защитной стены самой столицы Арифера, где он и попал в плен.

Примерно в это же время в другой боевой точке был разгромлен и конный отряд, единственным выжившим в котором оказался Кэссиен Мелькарт. Он лежал под раненой лошадью, пока по полю боя не прошли победители; они прикончили животное и забрали Кэссиена с собой в качестве пленника.

Теперь обоих, таких разных мужчин сравняла доля рабов, а точнее элитных воинов, за которых самые богатые жители Эолиума были готовы отдать состояние, оба они прошли через разные руки, прежде чем вместе попали в школу бойцов самого императора Риасмаса, ставшего их последним хозяином.

Темноволосый сероглазый стройный Кэссиен, периодически улыбающийся и не теряющий надежды на побег, отличался от мрачного наемника Росомахи – зеленоглазого шатена с короткой стрижкой, под загорелой кожей которого перекатывалась груда мышц. Вот только кожа на его боках, от подмышек до бедер, больше никогда не загорала, оставаясь белой и постоянно напоминая мужчине о жестокости пленивших его людей.

Несмотря на свое сомнительное происхождение, именно Росомаха всегда являлся лидером любой компании. Так и здесь, на него возлагали надежды другие таггиры. Он не привык говорить попусту, хотя некоторые сами предпочитали не наживать себе проблем, посему не общались с угрюмым рабом с обостренным чувством справедливости.

– Брут открывает игры, – прищурившись, проговорил Кэссиен, дотронувшись до руки Росомахи, чтобы привлечь его внимание.

– Странно, как это Сэнктин доверил ему открытие. Почему сам не пошел?

– Сидит в ложе Риасмаса в качестве зрителя, – почти шепотом ответил Кэссиен, рассматривая, как на серой лошади с высоким ходом, пышной гривой и длинным хвостом выезжает один из имперских магов, останавливаясь напротив трибун и поднимая руку, чтобы приветствовать толпу.

Лошадь не являлась боевой – скорее, была атрибутом богатства и подходила больше для парадов, а не для поединков. Зато вслед за Брутом на боевых конях выехал целый отряд элитных бойцов-легионеров, обозначая тем самым высокое положение движущегося впереди мага.

Брут остановился напротив императорской ложи, где полулежал на подушках Риасмас, а рядом сидела надменная брюнетка Каллиста. Сбоку находилась и другая родня императора, но перед ним восседал Сэнктин, словно охраняя господина от возможного нападения, а может, не желая делиться своим положением при троне.

Одарив вниманием толпу жаждущих кровавых зрелищ зрителей, Брут громко произнес приветственную речь, а затем повернулся к Его Императорскому Величеству. Риасмас лениво приподнялся с подушек и махнул рукой, а люди, которые ловили взглядами каждый жест правителя, одобрительно загудели.

– Игры объявляются открытыми. На арену приглашаются лучшие таггиры, идущие на смерть ради своей славы и процветания Эолиума; многие из них уже неоднократно вызывали ваши овации. Кто станет победителем в этот раз, решит Фортуна. Начинаем!

Амфитеатр Виссира в свое время строили под руководством толковых магов, придав арене и трибунам удивительные свойства. Звук расходился в стороны таким образом, что каждый мог слышать, что происходит на арене, в том числе и слова Брута донеслись до каждого зрителя – и в ответ его речи послышался нарастающий гул, переходящий в громкое скандирование.

– Идем, наш выход, – позвал повернувшийся к Росомахе и Кэссиену громила Улисс.

Росомаха легко подхватил свой шлем, тут же надев его на голову, пока две сотни таггиров устремились на арену, чтобы сделать круг почета. Конечно, здесь были далеко не все бойцы – только лучшие, которые удостоились чести быть на открытии. Остальные ждали своего часа под ареной или должны были прибыть в ближайшие дни вместе со своими хозяевами.

Выход на арену таггиров публика приветствовала похлеще, чем официальную речь Брута. Под оглушительный рев толпы Росомаха прошел по кругу, подняв руки вверх. При его появлении гости особенно разошлись и уже скандировали имя любимца, когда он встал вслед за другими напротив императорской ложи, вытянув руку вперед.

Риасмас был не самым худшим его владельцем. Росомахе довелось побывать в иных условиях, где и отношение к таггирам отличалось. Император любил своих бойцов по-своему как игрушек, которые тешили его взор, поэтому им доставались женщины и нормальная пища. Вот только менялись люди слишком часто – из тех, с кем довелось познакомиться Росомахе, в живых осталось лишь несколько человек.

В любом случае, жить в рабстве не хотелось. Росомаха понимал, что придет момент, когда именно он упадет в этот песок, истекая кровью, а над ним будет стоять новый идол помешанных на зрелищах людей. Он не родился в Эолиуме и не присягал на верность Риамасу, чтобы вот так закончить свой жизненный путь.

Конечно, со временем можно накопить достаточно и через несколько лет выкупить себя из рабства. Но не станет ли следующим поединком бой с одним из друзей? Стоит ли эта свобода чужих смертей, если нужно в корне менять всю систему?

– Все, уходим, – проговорил тихо Кэссиен, который шел следом за ним.

Они нагнали остальных, скрываясь под трибунами в широком коридоре, пока к зрителям вышли служители, разнося напитки и угощения.

Масляные лампы освещали полукруглый проход под ареной, где скрывались до нужного момента подъемники с декорациями, механизмы и прочее, работающие частично от ручной силы с использованием рабов, а отчасти имели магические свойства.

Росомаха всматривался в темноту боковых коридоров, в конце которых находились заранее завезенные клетки с дикими животными и помещения для рабов. Таггиров никто здесь не трогал, пока остальные зрители и император были наверху. Оставался только их учитель, Алфей, но в этот момент его не было рядом, ведь он ждал в общем зале у технического выхода из огромного лабиринта.

– Сколько сюда не прихожу, все страшно, – раздался хриплый голос темнокожего Неро. – В прошлый раз мне здесь померещилась одна лярва, которая напророчила смерть, с тех пор так и жду, что следующий бой станет последним.

– С таким же расчетом, мы все можем здесь умереть, – скептически заметил Кэссиен, остановившийся рядом с заговорщиками. – Это была не лярва, тебе привиделось.

– Да ну! – обиделся Неро. – Я же видел ее. Белая словно сама смерть. Она летела за мной, пока я шел вон тем проходом, потом нагнала и начала шептать мне прямо в ухо, что я погибну, лишившись головы, и только это сделает меня свободным.

– Стоит ли верить всяким духам? Разве им известно, что нас ждет? Найдем Улисса. Он шел за нами, кажется, – прервал Неро Росомаха, хотя от слов темнокожего таггира и ему стало не по себе. Он несколько раз в жизни видел призраков, но никогда они не говорили с ним, и он вообще сомневался в их способности к общению.

Они двинулись вперед, но внезапно Росомаха остановился и прислушался, а затем резко бросился в сторону как зверь и достал из одной из ниш коридора за запястье упирающегося полураздетого карлика с уродливым лицом.

– Коротышка Бастор! А ты что здесь делаешь? – прикрикнул Неро, перехватив неудачливого шпиона за ухо.

– Пусти! – визгливо как девчонка крикнул карлик, хотя лет ему было побольше чем остальным. – Я помочь хотел! Узнал кое-что новое! Подслушал в ложе Риасмаса во время открытия.

– Знаем, кому ты помогаешь, прихвостень Сэнктина. Что, там за лишние уши перестали доплачивать? – Неро приподнял коротышку Бастора вверх и крутанул в сторону.

– Пусть он говорит! – произнес Росомаха, и от одного его мрачного тона темнокожий таггир выпустил из своих рук Бастора, а тот быстро переметнулся за спину Росомахи.

Мало кто задумывался о судьбе вездесущего придворного карлика, над которым во дворце издевались все, кому не лень, на деле такого же раба, но с небольшими привилегиями