========== Оплывшие свечи ==========
Темнота бывает разной. Мягкой и теплой, уютной и родной. Чуждой и жутковато-дикой. Безразличной. Темнота, в которой маленькое существо точно знает, что рядом с ним находится кто-то такой же теплый и близкий, становится нестрашной. Темнота, в которую ты пришел один, не несет в себе ничего, кроме холода и одиночества. Темнота же, в которую тебя буквально столкнули, становится безликой и равнодушной. Вакуумной.
Предать тоже можно по-разному. Неосознанно, специально, не задумываясь. Но в любом случае, предательство всегда отдает горечью полыни на языке, непониманием в сердце и дубяным льдом в душе, вымораживающим веру в себя и в людей. Даже в тех, кто к предательству не имеет ровно никакого отношения.
***
Сумерки привычно тихо опускались на мирный городок недалеко от Лондона. Все жители спокойно посапывали в своих кроватях: уставшие за день отцы семейств отужинали в компании со своими красавицами-женами, не менее вымотанные матери ласково и счастливо уложили свои семейства спать, дети, набегавшиеся за этот длинный день и наигравшиеся со своими друзьями-приятелями, устало нырнули под тяжелые теплые одеяла и подставили лохматые макушки под нежные поцелуи самых любимых маминых губ.
Только в одном доме не спалось в тот вечер никому.
Молодая женщина беспомощно сидела на темной кухне с пустым стаканом, от которого сильно пахло успокоительным составом.
Сегодня случилось именно то, чего она подсознательно боялась много лет, не признаваясь даже самой себе в этом нелепом подспудном страхе. В ее размеренную жизнь с треском и грохотом разбитой тарелки (в прочем, затем и восстановленной) ворвалась магия. Та самая ненавистная ей магия, которой так грубо бравировала в детстве назло ей ее некогда любимая младшая сестренка, та самая магия, из-за которой вся ее жизнь пошла совсем по другому пути. И наконец, та самая магия, благодаря которой в их спокойной размеренной семейной жизни появился ее племянник.
И вроде мальчишка как мальчишка, каких много, а как глянешь в его спокойные и умные не по годам глаза, так и тянет заговорить с ним как со взрослым. Не чета ни яркой экспрессивной Лили, ни ее муженьку, хамовато-пренебрежительному Джеймсу. Книги любит, музыку слушает, сам играет на гитаре - упросил их с мужем купить ему инструмент и записался на школьный факультатив. И их жизнь текла также ровно и размеренно, как и племянник вечерами мягко перебирал струны на гитаре, создавая вроде и простую, а все же необыкновенную мелодию. И вчера будто струна на той гитаре лопнула: племянник оказался магом. Вопреки той судьбоносной записке младшей сестры, которую она сама не видела несколько лет.
“У мальчика больше нет магии, он теперь такой же, как и ты, обычный. Ему теперь нет места в благородном Роду Поттеров, к которому принадлежат мой муж и сын. Ему место рядом с тобой. Его зовут Гарольд.”
Это был тот клочок необычно плотной бумаги, который она нашла вместе с самим племянником на крыльце своего же дома, рано утром, в начале ноября далекого 1981 года. И первая мысль: “Как так можно-то? Родную кровь?”. За ней пришла другая: “Переохлаждение!”. Сколько денег и нервов им с Верноном тогда пришлось потратить, чтобы годовалый малыш, попавший к ним в дом абсолютно без документов, стал Даниэлем Стенли Дурслем, их младшим приемным сыном, которого они с мужем хоть и не полюбили за эти семь лет как родного, но всегда относились тепло, как и подобает родной крови. Хоть и сестричка ей не родная.
И вот теперь снова эта напасть! Петунья крепче стиснула тонкими сильными пальцами стакан. Проклятие, не дававшее ей спокойно спать по ночам на каникулах, когда обожаемая родителями Лиличка приезжала домой и потихоньку пакостила ей за родительскими спинами. Неужели ей, Петунии Маргарет Дурсль, в девичестве Эванс, снова придется пережить этот кошмар? Никогда.
Она уже приняла решение. Хоть это решение в первые пару секунд ей и показалось предательством, но другого выхода она не видела - а это значит, что ей нужно снова повидать ту грязную нелюдимую улочку, на которой они когда-то жили, и не менее закрытого парня, с которым некогда весьма тесно общалась ее сестра. Да, так она и сделает. Завтра. И больше никогда не свяжется с потенциальными магами.
- Никогда, - твердо выдохнули в темноту переставшие дрожать губы. - Ни-ког-да.
На втором этаже все того же скромного уютного дома в темной спальне на разобранной супружеской кровати лежал довольно грузный мужчина средних лет. И тоже думал.
Ну, видит Бог, не желал он зла мальчишке. Да, не любил, но и не шпынял сироту понапрасну. Обучение вон оплатил, куском хлеба не попрекал, гитару все же купил, как Дэн просил. Не самую дорогую, конечно, но малец и не просил его о самой крутой и навороченной. Неплохой, собственно, парень: умный, способный, тихий, а главное - благодарный. Это качество успешный предприниматель ценил в людях, пожалуй, еще больше исполнительности и предприимчивости. И с Дадликом дружил, они вместе частенько зависали у сына в комнате, играя в приставку, или бегали по улице, играя в самые обычные дворовые игры.
Единственное, что, так сказать, отличало этого мальчика от их семьи до сегодняшнего дня - его жилистость и даже некая худоба, хотя питался племянник ничуть не хуже сына.
Теперь же к его отличию от них добавилась и столь ненавидимая его любимой женой магия. Он и сам помнил горе-папашу приемного сына: наглый, самоуверенный, нахальный молодой человек, так грубо и легко испоганивший их с Пети свадьбу. А потом, через пару лет, эта парочка и вовсе подкинула им своего ребенка!
Бедная Пети! Столько всего перенести в детстве, терпеть издевательства сестры, чтобы потом, спустя годы тишины, снова столкнуться с той же проблемой. Сидит вон сейчас на кухне, одна, наверняка плачет и пытается найти выход. Но, скорее всего, их семья теперь снова сократится до трех человек. Потому что магу не место с обычными людьми.
- Не место, - выдохнул Вернон и перевернулся на жалобно скрипнувшей в темноте кровати на бок. - Однозначно.
Если закрыть дверь родительской спальни и повернуть направо, то, пройдя всего пару шагов, можно увидеть совершенно обыкновенную белую дверь, на которой наклеена целая орда различных картинок: наклеек, вырезок из журналов и газет. За этой дверью тоже не спали и думали.
Единственный сын семейной четы Дурсль лежал на своей кровати, невидяще глядя в потолок. Его кузен сегодня так круто склеил разбитую им же тарелку. Так склеил, что и малейших трещинок не осталось, даже самых старых. И получилась у Дэна самая настоящая новая тарелка, как будто ее только что купила мама и принесла домой.
Но мама, видевшая и полет тарелки до кафельного пола кухни, и собственно починку злосчастной утвари, вовсе не обрадовалась. Она, словно закаменев, несколько бесконечно долгих секунд смотрела сначала на тарелку, а затем перевела взгляд на брата. И как-то сразу стало неуютно и даже страшновато, потому что у его горячо любимой мамы не могут быть такие испуганные глаза. И голоса такого хриплого у нее быть не может, а тут она сказала, как через силу выдохнула:
- Оба, гулять!
И вот тогда они с кузеном испарились из дома примерно на полдня, а когда пришли наконец домой, то застали на кухне необычно серьезного папу и все такую же странную и непривычную маму.
А потом его просто выставили с кухни, при этом оставив там Дэна! Это несправедливо было! Ему тоже хотелось. А кузен еще и не рассказал потом, о чем они там с родителями так долго (почти два часа, подумать только) разговаривали. И тот тоже стал каким-то зажатым и еще более тихим, если такое вообще возможно. И родители ему запретили расспрашивать брата на счет разговора под угрозой отлучить от десерта на пару дней. Но ведь ему же интересно.
- Ничего, я его завтра хорошенько расспрошу, - зевнул Дадли в темноту, которая ответила ему настороженной тишиной, - завтра.
А в комнате напротив, свернувшись под одеялом маленьким компактным калачиком, никак не мог уснуть черноволосый мальчишка лет восьми. Он никак не мог переварить все те странные события, которые произошли с ним сегодня. Сначала эта дурацкая тарелка, потом непонятное поведение тети, затем, после прогулки с братом, тяжелый для него разговор.
