– Извини, привыкла нагишом в озере купаться. – Хохотнула:
– Однако, сейчас Машка подоспеет, так ты на меня больше и не взглянешь.
Я немного опомнился:
– Машка? Что ещё за Машка? Куда подоспеет? Зачем?
Опять смешок, почти вульгарный:
– А дочь бабы-яги это. Ей уж скоро лет триста стукнет… Мамаше-то, конечно, поболе будет.
Тут в комнату действительно вошла девица, медленно прикрыв за собой дверь, как бы сожалея о сужении радиуса обзора её форм оттуда, извне. Вся она была словно точеная: точеная маленькая головка в экзотическом обрамлении путаницы черных волос, точеная шейка, точеные упругие груди с точеными стоящими сосками, точеная талия, изящные точеный ножки с маленькими ступнями… Из одежды на ней, естественно, были только слегка прикрывающие лобок трусики и прозрачная мини-ночнушка. Эта немыслимая по своей совершенности точёность сразу же скрутила моё либидо и начало выжимать из него соки эротических фантазий. Всё это, очевидно, явственно отразилось на моём лице, потому что Аделаида Ивановна (не без некоторой ревности в голосе), произнесла:
– Ну всё, Машенька, хватит… Пожалей человека.
И Машка тут же преобразилась. Волосы ее вдруг оказались заплетёнными в косу, шальные карие глазки потупились, на щеках заиграл смущенный румянец, а тело до самых ног прикрыл полотняный сарафан.
Мой пульс постепенно стал возвращаться от 180 к более привычной норме.
– Ну а теперь, милочка, расскажи вкратце нашему гостю, что тут у нас происходит. Вдруг его психика окажется сильнее, чем мне показалось вначале, и он именно тот, кто нам нужен, – мило проворковала Аделаида Ивановна.
– Ну что же, голубушка, раз вы так считаете… Как вы относитесь к сказкам? – обратилась непосредственно ко мне дочь сказочного персонажа. – Считаете их только плодом буйной фантазии, как и своей в данном случае?
Последнюю фразу она произнесла с явным удовольствием, как будто хорошо ответила на выученный урок.
– Ну… – я помялся с ответом, тем более что сомнения в расшатавшейся психике у меня действительно уже появились.
– Не нукайте. – Машка сдвинула писаные брови. – Всё, что когда-либо было описано в сказках, действительно происходило на самом деле. Слово-то оно, милок, не зря молвилось… О том же, что творится сейчас, разговор у нас пойдёт впереди.
Право, было несколько странно выслушивать, как молодая очаровательная девушка говорит чистым голосом, но с явными интонациями старухи.
– Так вот, – без запинки жарила роковая красавица, – в один прекрасный момент насочиняли столько, что деваться стало уж некуда: тут тебе и драконы, и кащеи, и водяные, и кикиморы, и домовые – да кого только не было! И все к нам, к нам – да куда же ещё-то? Порядок срочно надо было наводить. Ну и Сергееич – царствие ему небесное, как у вас говорят – его и навёл.
– Что за Сергееич? – осведомился я.
–Чё тупим, милый? – Машка пожевала медовыми губками. – Пушкин конечно же, Пушкин. Александр Сергееич. Он всем проживающим в Лукоморье место своё и определил. Кое-кем пришлось, конечно, пожертвовать. Драконы вымерли, домовые обиделись и сами по миру разбрелись. Так оно и шло до поры до времени… Но всем-то, понятное дело, не угодишь. Вот и у нас свой мессия объявился.
Тут фыркнула и подала голос Аделаида Ивановна:
– В ЛТП вовремя не определили, вот и объявился. Извини милая – продолжай, продолжай.
Голова у меня пошла кругом.
– Подождите, подождите… Так что, Лукоморье в самом деле существует?
– Ну как же… – Машка обиделась почти натурально. – О-хо-хо-х, вам ли не знать… А ведь многие и знали, да времена сам ведаешь какие были, так что был здесь заповедник прикрытый. Кто привилегии имел, тот и кота слушал, и русалкой любовался, и у бабы-яги в баньке парился, и на неведомых дорожках невиданных размеров кабанов да медведей калечил. Всё было, милок. И леший был как леший – шут гороховый, да и только. Да вот только наловчился как-то из травки болотной кисель свой мерзкий делать, вот тут-то веселье всё и началось…
Машка немного помолчала, словно боясь наговорить лишнего. Продолжила, с некоторой натугой:
– В общем, чёрт ему привиделся. Сам-то он говорит, мол, дар ему открылся, теперь запросто с чёртом за одним столом сиживает – с перепою мужики и не такое могут насочинять, почище этого альфонса лохматого… Но кое-что всё-таки сходится.
– Что значит… сходится? – устало выдавил я.
– А ты подумай-ка, подумай, это полезно бывает… – Её снова прорвало. – Чёрту ведь что надо? Душу твою забрать, дар твой бесценный. Вот леший вроде бы как ему в этом деле и помогает.. Ведь природа-матушка как устроила-то? В каждом человеке и плохое и хорошее перемешано, но отродясь ему велено самому во всём разобраться: что в нём плохо, ну а что хорошо. Понимаешь, милок? Самому. А леший со своей отравою заставляет находить у людей в себе только плохое. Каждому по потребности, марксист хренов… – Рассказчица не то хихикнула, не то хрюкнула. – Слабину-то каждый в себе держит. Вот, например, водяная у человека душонка – ну так что ж? к водяному его теперь, в утопленники записываться? Или любит человек золото – ну, любит и любит – так, значит, к кащею его, болезного, в подручные? Или баба вон, на мужиков падкая – к кикиморам её, до смерти мужей неверных защекотывать?…
По коридору кто-то протопал, судя по звукам, явно босиком и с мокрыми ногами. Машка быстренько просунула голову за дверь и обратно, затем зло сплюнула на пол:
– Шляются тут…
– Простите… кто шляется? – мне, в общем-то, было уже всё равно, что за новый персонах там появился.
– Да сам посмотри, что языком-то по-зряшному молоть…
Я осторожно выглянул за дверь и через три комнаты от себя увидел человека среднего роста, с водянисто-мучной кожей, с тиной на голове и плечах и с худыми ногами, которые венчали зримо перепончатые ступни. Из одежды на нём были только неряшливо весящие пиджак и трусы. Человек трясся перед дверью, прыгал поочерёдно то на правой, то на левой ноге и что-то непрерывно бормотал. Затем внезапно он повернул голову в мою сторону, и я увидел его рыбьи белёсые глаза, которые, казалось, будто и не заметили меня вовсе, отчего мне сделалось совсем муторно. «Водяная душонка…»
– Чего это он так … нервничает?
Машка зевнула.
– От лешего явился… Заклинания вспомнить не может, чтобы в комнату попасть… Что-ты, они же все чародеи у нас теперь, дверь открыть без своей абракадабры не могут.
Машка опять плюнула на пол.
Тут в разговор вмешалась Аделаида Ивановна:
– Ну-ну, Машенька, хватит пожалуй… Человек с дороги, уставший, его пригреть для начала бы надо…
Как-то неожиданно проворно она оказалась рядом, обвила мою шею руками и поцеловала в губы… И вот мы уже лежим вместе на узкой кровати, она – сверху; и обволакивает, обволакивает меня своим телом, пока я не погружаюсь в сладкое бездонье… Потом – вспышка – на мне уже новое тело, жгучее и стремительное, берущее своё, истязающее мою плоть, ноющую до исступления – и снова провал в спасительную одурь… Когда я наконец очнулся, в голове сильно шумело, но не настолько, чтобы не расслышать доносившийся шепоток:
– Ну, он или ни он?
– Ой, не знаю… Вроде бы ещё ни с кем так сладко не было… Есть в нём силушка, есть… Да как угадать-то? Опять ведь грех на душу можем взять…
Я открыл глаза и шепоток сразу смолк. Говорят, что мужики от секса глупеют, но я почему-то резко поумнел, а поумнев, спросил строгим и чужим для самого себя голосом:
– A ну, нимфоманки, быстренько выкладываем, какого лешего я вам тут нужен.
Они обе стояли передо мной голые, раскрасневшиеся от пережитого грехопадения, и молчали. Наконец заговорила Аделаида Ивановна.
– Ну да ладно… Видно, судьба. Нужен ты нам, мил человек, действительно – ох как нужен…
– И для чего это? – подозрительно спросил я, вдруг представив нескончаемые дикие оргии.
– Да видишь ли, – Аделаида Ивановна смотрела куда-то мимо меня, – киселёк-то, что леший сподобил, особенный для нас, для здешних… Меня вот – женщиной делает, а ни рыбой – ни мясом; Машке – красоту даёт… Коту правда, впрок не пошёл, в остервенение только вогнал, хвост мне чуть не отгрыз – решил, что в доброго молодца превратился, а как был скотиной говорящей, так и остался. Леший-то потчевать нас этим кисельком потчует – но не за просто так, разумеется, сквалыга чёртов… – Аделаида Ивановна тут зримо закручинилась. – Услуги мы ему должны за это оказывать разные непотребные, Залукоморье его расширять, самим противно, уж мочи нет – а что делать? – мне опять в кадку? а Машке в страшилище трёхсотлетнее превращаться? И к нам, значит, ключик нашёл, окаянный… А я бабой простой хочу побыть, мужика найти путёвого. Детишек-то, понятно, завести вряд ли не удастся. И венчанной не ходить…
