"Скажи мне, скажи мне, скажи"… — стучал в ушах пульс.
— Что тебе сказать?
— Что ты хочешь? — Он не думал заходить так далеко, не хотел заставлять или подталкивать ее. Все развивалось настолько стремительно, отрезая все пути к отступлению!.. Он был прав, камни все сыпались со скалы, все большие пласты породы соскальзывали вниз. Стихия — Даша, солнце — Даша. Серое пограничье, не черное и не белое, туман, в котором не видно четких очертаний, нет определенности, уверенных дорог и предписанных решений. И где-то там прячется надежда на лучшее, что может случиться в жизни.
Даша не боялась. Когда она с Сергеем, когда его руки держали ее, его морозные глаза прогоняли весь страх.
— Тебя. Можно?
Он захватил ее губы, заставил ее открыть рот, покорял и упивался ею, ее вкусом и мягким ответом. Притянул ее как можно ближе, распластал по себе, чтобы не осталось ни малейшего пространства. Даша зарылась пальцами в его и так лохматые волосы, сжала кулаки и изо всех сил прижалась сама. Дыхания не хватало обоим, а пульс в ушах отбивал уже совсем другой ритм: "Люблю тебя, люблю тебя, люблю…" Но в этот раз Сергей не дал сорваться словам с языка. К тому же не мог оторваться и не целовать ее.
— А операцию на глаза мне сделали совсем недавно, — раздался голос с порога кухни. — Я, оказываеться, всю жизнь не так видела. В войну, да и потом считала, что у меня все, как у других. Думала, остальные, как я, видят, что мир и есть такой. Я и спрашиваю, неужели все люди так ясно и четко все видели всегда? Неужели не мир изменился, стал таким красивым, четким. А мне просто что-то в глазах поменяли. Да… так что теперь я далеко вижу.
Снова сцена на кухне, как и утром. Обнимающиеся Сергей с Дашей и тактичная без меры бабушка. Если бы не она, неизвестно, куда бы они зашли. Что касается Даши, она уже ничего не соображала. И когда успела обхватить талию Сергея ногами? Как мартышка, держится на нем, его руки поддерживают её за бёдра.
Скорее бы бабушка отвернулась, а то невозможно оторвать пылающее лицо от его груди. Как здесь жарко, в самом деле.
— Мы куда-то собирались? — спросила, чтобы прервать напряженную тишину.
— В полицию, — ответ еле разобрать. Сергей все еще держит ее, лицом прижимаясь к ее шее под волосами.
— Сходим быстро?
— Очень быстро, как можно быстрее. И вернемся к тому, на чем остановились.
Хриплый шепот придал силы бабочкам, да-да, тем самым, которые порхают в животе во время поцелуев с любимым. Они так энергично затрепыхались, они хотели, чтобы Даша летала. Сергей с ними в сговоре?
*
В полиции решили все быстро. В принципе, это чистая формальность. Никакой реальной помощи никто не ждал и никто не делал вид, что заинтересован в том, чтобы им помочь.
Хорошо, что с Дашей был Сергей. Сама она растерялась и даже стала заикаться. Всегда так у неё — у врачей, на таможенном досмотре, в школе у доски. Она не могла нормально говорить, срабатывал какой-то внутренний блок. Но теперь с ней был Сергей.
На вокзале также никаких известий о ее клетчатом красавце чемодане и документах не было. Впрочем, ничего другого Даша и не ждала. Без сожалений пожертвовала чемоданом и всем его содержимым, могла пожертвовать и большим. Спасибо тем людям, кому понадобились ее вещи. Если бы не они, она не попалась бы охраннику на вокзале.
Домой шли в полной темноте. Поднялся сильный, продувающий насквозь ветер, с неба накрапывал дождь. Осень полна контрастов: то желтое солнце каплей в голубом небе, золото листьев и прелый запах от земли, то через пару часов темнота, чернота, стелющийся под ногами туман и ледяной ветер, сдирающий разноцветные листья, оставляя ветки беззащитно голыми.
Шли молча. Сергей взял Дашину ладонь без перчатки в свою и спрятал в карман собственной куртки, обнял за плечи и прижал, согревая. Они шли вдоль частного сектора, фонари встречались редко, с обеих сторон от дороги росли кусты, стояли заборы разной покошенности.
У одного из них, Даша услышала скулеж. Жалобный, почти не слышный. Если бы не типичная тишина частного сектора, они бы не услышали его. Не сговариваясь и не мешкая, одновременно пошли в сторону звука. Приблизились к сложенным в ряд колотым дровам. Сергей, отодвинув Дашу, заглянул в небольшую щель между поленицей и черной землей. Тоненький звук доносился оттуда. Сергей посветил слабым фонариком с брелка ключей.
— Ты хотела собаку? — спросил, разгибаясь.
— Там собака?! Бездомная? Здесь же дома вокруг…
— Не знаю, какие должны быть хозяева, чтобы их собака так паршиво выглядела.
Щенок, тощий, со свалявшейся грязной шерстью, непропорционально большой головой и длинными ламапи позволил человеку себя вытащить. Только тональность скулежа изменилась, стала более низкой. Он был закрыт от дождя, но вокруг глаз темнела влага, глаза слезились, все тело мелко дрожало.
Сергей поднял взгляд от щенка на Дашу. Она сильно сжала челюсти, чтобы не плакать.
— Если выживет, будет Диком. — Сергей поднял щенка на руки, не заботясь о чистоте куртки. Расстегнув молнию, укрыл полами.
Даша плелась за ним. Дождь набирал силу, нужно было торопиться, если не хотели промокнуть до нитки.
Вот бабушка обрадуеться. Преданный Дик.
*
Выпал первый снег, мокрые хлопья стремительно неслись к земле. Мир в горошек… Сергей лениво разлегся на диване и смотрел в окно. Было еще слишком рано вставать, нужно дождаться, пока проснется бабушка, и только потом можно будет идти за Дашей.
Последние недели все слишком хорошо, щемяще нежно… Сегодня он снова видел во сне Дашу. Как и сны, так и реальность изменилась до неузнаваемости. Жизнь стала веселой и светлой, в пушистый белый горох на радужном фоне.
Сергею стало наплевать на все, что раньше нестерпимо бесило или вызывало холодную ярость. Плевать на коллег, хреновую работу, грязь, мат, хамство, проституток, мафию нищих, наркоманов, нечистых на руку торгашей, пьяниц. Закулисье вокзала было как чистилище, и Сергею надоело в нем находиться. Сколько уже лет не может с ним расстаться? Пора.
Сергею казалось, что ему и море было бы сейчас по колено. С улыбкой на лице он шел покупать очередной электрический чайник, поддакивал бабуле в ее самых абсурдных рассуждениях, выносил на пожухлую травку худого, как тряпочка, Дика, который, кстати, ускоренными темпами набирал вес и силы.
Сергей просто не мог сердиться, ничто не задевало его счастья.
Все так же уставал, но чувствовал, что живет, что у него есть цель. Он сам, а не его персональная химера принимает решения в его жизни. Он расправил плечи.
Наличие у себя этой зловещей тени, сидящей у него на закорках химеры, осознал благодаря Даше. Как в сказках, светлое чувство к прекрасной принцессе помогло рыцарю победить страшное чудовище. Пусть в его случае чудовище и было психологичесого плана, а сам он, как уже говорилось, не был рыцарем.
Оглядываясь назад, на три последних года, прошедших с тех пор, как бросил архитектурный, он понимал, что взятая им на себя роль постепенно все больше и больше подавляла его личность. Это был уже не он.
Глубокая обида на родителей, которые не приезжали, редко, ради галочки, звонили, откупались эжемесячными переводами денег. Сергей их игнорировал и деньги из принципа не трогал. Пусть глупо, но он не мог их простить. Родители предложили отправить бабушку в дом престарелых и не заморачиваться — их слова.
Вдобавок прогрессирующая болезнь бабули, потеря друзей, любимого занятия, желанной профессии… Он был один. Со всем этим должен был справляться один. По отдельности подобные обстоятельства способны изменить человека, что уж говорить, когда все наваливается сразу. И обстоятельства эти — черт бы их побрал, — не являются чем-то решаемым, временным, они заняли все жизненное пространство Сергея. Ничего другого не оставалось.
Неизвестно, до чего бы он в конце концов дошел. Сколько таких сгорбленных, придавленных тяжестью проблем и тоской, не знающих, что и зачем, для чего они в этом мире, ходит вокруг. Не счесть.
