Ужаса перед шведами и без того хватало. Август, во время сражения находившийся неподалеку с 12 тысячами войска, не посмел прийти на помощь Шуленбургу и поспешно отступил. А Петр из Минска слал командующему Огильви панические приказы: в сражение не вступать, из Гродно уходить, артиллерию при необходимости бросить. Огильви отвечал, что положение не так уж опасно, что для нападения на укрепленный город у Карла не хватит сил и с 40 тысячами хороших солдат можно держаться хоть до лета, когда подойдут свежие силы. «Что до лета хочете быть, и о сем не только то чинить, но ни же думать», – ответил Петр и уехал в Петербург. Почти в точности повторилась нарвская ситуация 1700 года: царь покинул свою армию, над которой нависал Карл XII.

Но армия была уже не та, да и командование получше.

24 марта, воспользовавшись началом неманского ледохода, который делал преследование невозможным, Огильви вывел из Гродно свое войско и потом не останавливался двенадцать суток, до самого Бреста. Петр праздновал спасение армии, словно великую победу (если сравнивать с ноябрем 1700 года, это действительно был большой успех). Время генеральной битвы с грозным врагом еще не пришло.

Разочарованный Карл вернулся в Польшу. Дал солдатам отдохнуть после тяжелого зимнего похода и отправился в Саксонию добивать Августа. Петр получил новую передышку.

Он воспользовался ею, чтобы усилить оборону Санкт-Петербурга, все еще очень уязвимого со стороны Карельского перешейка. В сентябре 1706 года царь лично повел армию на Выборг, единственную сильную шведскую крепость на финском театре войны. Там засел генерал Георг Майдель с тремя тысячами шведов. У Петра было 20 тысяч людей, но осада провалилась, и пришлось отступать – еще одна неудача, особенно болезненная для царя, потому что на сей раз он лично взял на себя командование.

Самое худшее, однако, было еще впереди.

После пяти с половиной лет Карл все-таки окончательно одолел давнего врага. Для этого понадобилось всего лишь оккупировать Саксонию – и курфюрст саксонский возобладал в Августе над королем польским.

24 сентября 1706 года был подписан мир.

Август принял все условия. Он признавал польским королем Станислава и отказывался от короны, разрывал союз с Россией, соглашался оплачивать содержание шведской армии и даже, покрыв себя бесчестьем, выдал Карлу служивших у него русских солдат вместе с зачинщиком войны Иоганном фон Паткулем, которого шведы предали мучительной казни.

Переговоры с Карлом велись втайне от Меншикова, который прибыл к Августу с подмогой. В результате возникла очень странная ситуация. Перемирие уже было секретно подписано, а военные действия еще продолжались, и 18 октября под Калишем ни о чем не подозревавший Меншиков даже одержал победу над шведским генералом Мардефельдом, с чем Августу пришлось поздравлять союзника (на самом деле уже бывшего). Когда же Меншиков увел свои полки на зимние квартиры, Август передал Карлу шведских пленных, и условия Альтранштадтского договора были обнародованы.

1706 год закончился для России ужасно. Теперь она оставалась со страшным врагом один на один. Нападение Карла XII было лишь вопросом времени.

А в следующем году снова грянули раскаты грома в русском тылу. Там разразилось новое восстание – опять на окраине, где было много привычных к оружию и враждебных Петру людей.

Как мы помним, в 1705 году Дон не откликнулся на призывы мятежных астраханцев, но теперь кончилось терпение и у казаков. Причиной тому были действия власти, отчаянно нуждавшейся в дополнительных доходах и людских ресурсах для ведения войны.

После покорения Азова вся Донская земля, раньше имевшая открытые границы, превратилась во внутреннюю область России, и Петр решил, что теперь можно повести наступление на казачьи вольности. Одной из них, очень важной для Дона, было право варки соли, что подрывало государственную монополию. Петр велел эту привилегию отменить.

Вторая древняя традиция – «с Дону выдачи нет» – позволяла крепостным, рабочим, дезертирам уходить в южные степи и чувствовать себя там в безопасности. Во время петровских принудительных мобилизаций эта миграция очень усилилась. Особенно страдали Воронежские верфи, откуда люди бежали тысячами. Немало солдат дезертировали на Дон и от Шереметева, когда тот шел с войсками покорять Астрахань.

Летом 1707 года, ожидая решительного столкновения с Карлом, Петр постановил положить всему этому конец и отправил в городки и станицы верхнего Дона, где скопилось очень много беглых, специальный отряд полковника Юрия Долгорукова. Каратели действовали безжалостно, полностью игнорируя прежние правила взаимоотношений Москвы с Доном. Эта экспедиция и стала искрой, воспламенившей без того взрывоопасную ситуацию.

Почти сорока годами ранее примерно в такой же ситуации, после долгой изнурительной войны, на Дону нашелся сильный вождь, возглавивший недовольных. Не было нехватки в решительных людях и теперь. Бахмутский станичный атаман Кондратий Булавин, в свое время дравшийся с татарами и ходивший под Азов, вместе с еще двумя такими же бывалыми воинами, Хохлачом и Некрасом, собрали ватагу в три сотни человек и сначала захватили реквизированные солеварни, а затем напали на отряд Долгорукова, полностью его уничтожив.

Это было поопасней астраханского мятежа, который так и остался локальным. Булавин, человек энергичный, не собирался сидеть на месте. Он разослал своих людей по станицам, собираясь поднять весь Дон. Атаман намеревался взять Азов с Таганрогом, присоединить к войску всех тамошних подневольных работников и потом идти на Москву. Назревала новая народная война масштаба разинской.

Казацкой старшине, всегда враждебной по отношению к «голытьбе», удалось на время загасить пожар. Войсковой атаман Лукьян Максимов напал на булавинцев прежде, чем они успели развернуться, и разгромил их. Победитель доложил государю, что мятеж подавлен, зачинщики повешены или расстреляны, а еще ста бунтовщикам «урезали носы», но Булавин и главные его помощники ушли от преследования. Восстание приостановилось, но скоро оно вспыхнет с новой силой в еще более тяжелый для Петра момент.

В остальном 1707 год напоминал затишье перед бурей.

Шведский король оставался в Саксонии, занимаясь экипировкой и пополнением своей армии. Из всех стратегических ошибок, вызванных чрезмерной самоуверенностью Карла XII, самой вопиющей было длительное бездействие перед походом на восток. Поспешное отступление русских из Гродно укрепило короля в мнении, что этого противника опасаться незачем и что разбить его будет легко, торопиться некуда.

Это ощущение усиливалось из-за настойчивых попыток Петра заключить мир со шведами.

Памятник К. Булавину в Бахмуте. К. Кузнецов

Страшась грядущего противостояния с Карлом один на один, царь поочередно перепробовал всех возможных посредников: и датского короля, и прусского, и даже далекого французского. Петр обещал присоединиться к любой из враждующих в Испанской войне сторон, которая поможет ему заключить мир с Швецией. Но это предложение никого не соблазнило. В Париже представителю Петра с презрением сказали, что, хоть в царской армии 80 000 человек, но они трусы, которых разгонят 8 000 шведов, – так упала репутация русского оружия после Нарвы.

Большая надежда была на Англию, лучший полководец которой герцог Мальборо собирался ехать в ставку Карла на поклон – договариваться о союзе. Посол Артамон Матвеев, от которого было известно о легендарной алчности «дука Мальбруха», получил от Петра задание посулить герцогу за посредничество очень большую взятку, «тысяч около двухсот или больше». Мальборо заинтересовался, выторговал выгодные условия: княжеский титул, плюс к двумстам тысячам ежегодный доход в 50 тысяч талеров и какой-то рубин невиданного размера.

Ради «доброго мира» Петр был готов обещать что угодно.

Но из поездки «дука» тоже ничего не вышло. Англичанин Карлу не понравился, а сам герцог, посмотрев вблизи на великого героя, пришел к убеждению, что человек он несерьезный и в политике ничего не смыслит.