Да и вообще… Мужчина должен инициативу проявлять… Так она в книгах читала, так ей мама говорила, так она с подружками обсуждала.

С такими же, как она, тихими скромницами, все ждущими принца на белом мерседесе.

И вот он, ее принц, красивый, похоже, что богатый, и даже на мерседесе!

И надо бы хотя бы показать ему, что он ей нравится, что она не против, но вот…

Тут ее размышления были прерваны поцелуем.

Жадным и по-мужски нетерпеливым.

Взрослым.

Кристина застыла, даже не ответив сначала от неожиданности.

Митяй оторвался от нее, глянул синими сумасшедшими глазами, перевел дыхание:

— Красивая, пиздец, какая, — пробормотал он, проводя горячими пальцами по щеке, и Кристина замерла от удивления.

Она? Это она? Красивая? Она?

Девушка неверяще посмотрела на Митяя, не зная даже, что ответить. Ей никогда не делали комплиментов. А это, несомненно, комплимент.

Митяй, чуть притормозив от ее испуганного взгляда, затем все-таки наклонился опять, уже более основательно подойдя к делу, сграбастал Кристину за плечи, притянул к себе, опять поцеловал, гораздо нежнее, чувственнее, так, что она, не выдержав сладости, томно застонала ему прямо в рот.

Кажется, этот стон возбудил его до невозможности и развязал руки.

В прямом смысле.

Уже не церемонясь, Митяй, перетащил девушку к себе на колени, отодвинул резко сиденье водителя далеко назад и в положение полулежа.

Кристина теперь сидела, упираясь коленями в спинку сиденья с двух сторон от его торса, верхом на нем. Митяй не прекращая ни на секунду поцелуя, сдернул с нее куртку, полез лапами под тонкую кофточку, расстегивая ее спереди, добираясь до груди в простеньком ситцевом лифчике в мелкий цветочек.

Кристина, которую раньше так никогда не трогали, ощущала, как кожа буквально плавится от бесцеремонных смелых ласк, и, не в силах сдерживать собственную реакцию тела, изогнулась, еще больше прижимаясь к уже до невозможности возбужденному мужчине.

Она совершенно ничего не соображала, не понимала, что он делает с ней, где блуждают его руки, что он вытворяет своими губами с ее шеей, ее грудью, что он бормочет ей в ушко, зарываясь пальцами в уже основательно разворошенную шишку на голове.

Его синие глаза потемнели, и в полумраке салона машины казались совершенно черными, как колодцы, на дне которых не увидишь света звезд.

И Кристина падала, падала, падала в эти черные дыры, сходя с ума от неизведанного прежде наслаждения, извиваясь в его горячих руках, как кошка, требующая ласки.

Это был конец, омут, из которого она не собиралась выплывать.

Митяю, похоже, не давали покоя ее волосы, потому что он все возвращался к ее прическе, легко перебирая пальцами, разматывая окончательно аккуратную шишку и восхищенно выдыхая, зарываясь уже двумя ладонями в пушистые распущенные пряди.

Чуть помедлил, вглядывась в ее возбужденное, немного испуганное происходящим лицо, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут Кристина нетерпеливо заерзала у него на коленях, и Митяй, тихо пробормотав какое-то ругательство, опять дернул ее на себя, впиваясь еще безжалостнее в уже порядком распухшие губы.

Кристине было невозможно жарко, от смелых ласк сладко тянуло где-то внизу, неосознанно заставляя ерзать на парне все сильнее, стонать все громче, обхватывать его, шарить беспорядочно неловкими неумелыми руками по телу, расстегивая рубашку, получая невероятное удовольствие от совершенно новых для нее тактильных ощущений.

Она ощущала его возбуждение животом, и уже потянулась пальчиками к ремню на джинсах, но он перехватил ее руки.

— Тебе спать пора, уже поздно, сама же говорила, — голос его был таким хриплым, таким до невозможности возбуждающим, что Кристина не сразу поняла смысл слов.

А когда поняла, когда осознала, что происходит, полыхнула таким пожаром, что от щек, кажется, можно было бумагу поджигать.

Она совсем стыд потеряла!

Уселась на него верхом, терлась, рубашку расстегнула, да еще и в штаны пыталась залезть! Кошмар какой!

В стыдливом ужасе, Кристина совершенно упустила из виду, что Митяй, вообще-то сам проявил инициативу, как она и хотела.

Сам обнял, сам поцеловал, сам перетащил на колени к себе, и потом … Тоже сам…

Ей казалось, что это она, она ведет себя ужасно, распутно, вешается на мужчину!

А он, может, и не собирался ничего… Может, он просто… Ведь, если бы нравилось, то не остановился бы… Значит…

Девушка перелезла на свое сиденье, со стыдом попыталась застегнуть блузку, одновременно прибирая волосы, растрепавшиеся до самой поясницы и ужасно мешающие теперь. Потом поняла, что пуговки на блузке не расстегнуты, а оторваны, поэтому никак она себя в порядок не приведет.

Огляделась в поисках куртки.

Митяй потянулся, подал ее с заднего сиденья.

Кристина, не глядя на него, быстро оделась, застегнула молнию, замотала, наконец, волосы в жгут.

Митяй, за все это время успевший закурить, но не спешащий застегнуть рубашку, молча наблюдал за ее лихорадочными сборами.

Глаза его странно блестели в полумраке машины, руки подрагивали.

Кристина, изо всех сил пытаясь не смотреть на невероятно привлекательные грудь и пресс в расстегнутой рубашке, и отводя взгляд от синих пристальных глаз, пробормотала:

— Спасибо, что подвез. Пока?

— Пока, мышка, завтра заеду.

Кристина, вздрогнув, неверяще посмотрела все-таки ему в глаза, с ужасом понимая, что опять теряет всякое соображение. Заедет? Зачем?

Кажется, она вслух спросила.

— Покатаемся.

— Я … На работу… — с трудом смогла разлепить губы девушка.

— Разберемся. Спокойной ночи, мышка, — он потянулся к ней, настороженно, как птичка на жердочке, сидящей на краю сиденья, чуть коснулся губами приоткрытых губ, выдохнул тихо, сглотнул, — беги быстрее…

Кристина нашарила ручку, открыла дверь, практически вываливаясь из машины, и побежала к общаге, не оглядываясь.

Сердце билось заполошенно и дико, щеки горели, зацелованные распухшие губы ныли, в голове был полный бедлам.

Она совершенно, категорически не могла понять его поведения!

И в таком состоянии, в котором она сейчас была, мозг наотрез отказывался анализировать произошедшее.

Кристина прибежала в комнату, упала на кровать, не включая свет, наощупь раздеваясь.

Он разорвал на ней блузку, успел расстегнуть лифчик, отодрал у него крючки с мясом, стыд-то какой!

И где теперь ей новый лифчик взять? Этот был единственный.

Кристина укрылась одеялом с головой, опять переживая этот вечер. Неверяще провела рукой по губам, по щекам, чувствительным и чуть саднящим (щетиной натер!), по шее и груди. Она знала, что утром увидит засосы на местах, где он целовал ее, потому что чувствовала боль, сладкую, дурманящую, возбуждающую боль, когда Митяй касался ее так жадно и грубо. Так… По-взрослому.