И он сделал это. Он ушел. (Джеймс Хорнер разбился на самолете незадолго до того, как у него собирались взять интервью. Поэтому вместо него говорит Джеймс Кэмерон.) Он мог смотреть съемочный материал. Он был из тех, кто окунался в монтажную работу над фильмом.

Пока я монтировал «Титаник» – мы даже успели смонтировать большую часть фильма – он сел за пианино и написал музыку, и сыграл ее для меня. Сольно, на пианино. И это были три главные темы фильма. Я заплакал от всех трех. Он играл первую, а я думал: «Господи, это получится фантастическая история». Сыграл еще одну, и я сказал: «У тебя есть место для этих двух тем?» Он сказал: «Да, еще одна на подходе».

У меня была сильная эмоциональная реакция. А он сидел за пианино, один. Не было оркестра. Он просто играл. И это научило меня ценить силу мелодии. И я думаю, одна из них была в миноре, поэтому в ней было больше чувства тоски, или потери. И они – фантастические. И с того момента я знал, что мы поиграем с этими темами в фильме, но с этого момента мы уже выиграли битву. Хотя мы даже еще не провели споттинг.

Так что все произошло заранее. Теперь мы добрались до того, что у нас есть видимость смонтированной картины. И мы сидим, и мы прогоняем ее, и мы видим, что это работает. И на «Титанике», в частности, у меня было много вариантов от Enya, и Джеймс в конечном итоге начал называть ее «сукой» (смех), что дает вам хорошее представление о том, как композиторы относятся к временной музыке. Но я всегда старался ткнуть его в это носом, говоря: «Хорошо, смотри, здесь нет скрипок. Это фортепиано и голос».

Я был ужасно обеспокоен типом саундтреков классического периода, с большим количеством быстрых и пышных скрипок. Они всегда напоминали мне одинаковую ситуацию, когда композиторы чувствовали, что они становятся классиками. И Джеймс свободно признал, что именно такой период он обычно и переживал, когда работал над большой драмой или большой сагой, – типичные проблемы. Это было его решением для других фильмов, над которыми он работал.

Я бросил ему вызов, поручив попытаться мыслить без большой группы струнных смычковых инструментов. Конечно, я позволил немного низких струнных и тому подобное, но я не хотел, чтобы основная мелодия была передана струнами, потому что я хотел чего- то необычного.

И он вернулся с кельтским звуком, потому что корабль был построен в Ирландии и отправлялся из Англии, и так далее. И музыка получилась богатая, но слишком горько-сладкая для этого. Она очень эмоциональная. Она была сыграна на органе Aeolian. И вот, он вернулся с этими звуками, и он нашел великолепную вокалистку, написал мелодию, которая пелась фактически без слов.

И я думаю, что саундтрек сделала таким уникальным и мощным, каким он получился, именно его очень мудрая музыкальная интерпретация грубого вызова, который я ему бросил.

Какова общая цель споттинга, как для вас, так и для композитора?

Цель споттинга – вступить в диалог с композитором, который вы, вероятнее всего, отложите. (Смеется.) Это действительно то место, где резина встречается с дорогой между режиссером и композитором.

В некотором смысле это передача эстафеты. «Хорошо, я сделал свою работу, сделал свой проект. Я придумал фильм, снял его, мы сделали нашу красивую картинку, мы сделали весь наш великолепный монтаж. Теперь настала твоя очередь». И, как правило, композитор приходит довольно поздно – на следующий день после того, как картина смонтирована.

И только тогда режиссер проходит с ним через фильм и пытается передать, что у него в голове.

С другой стороны, композиторы не приходят как чистый лист. Они прочитали сценарий, они, возможно, видели рабочий материал. Они, может быть, даже частично видели смонтированный материал. Это возможность для них предложить целый спектр идей как разрешить драматические проблемы. Где вмешаться, где остаться в стороне.

Знаете, иногда самое умное, что может сделать композитор, это сказать: «Я убью сцену музыкой. Я просто останусь в стороне», или «Давай остановимся на очень-очень низкой черте, почти никакой, чтобы музыка была своего рода глубокой подзвучкой». Что-то вроде того. И это то место, где диалог, коммуникация образуются между режиссером и композитором.

Большинство режиссеров очень визуальны. Они могут быть очень сильно сфокусированы на актерах, поэтому они понимают эмоции сцены. Но я скажу, что большинство режиссеров не знает, как конвертировать эмоции в музыку. И большинство из них даже не знают, как разговаривать о музыке.

Поэтому композиторам часто приходится выступать в качестве терапевтов и выслушивать всю эту белиберду, которую несут режиссеры, и улавливать суть. А затем отстраняться и пытаться превратить это в что-то свежее, что мир еще не слышал до этого, – что-то новое, не производное, и при этом то, что поддержит и усилит режиссерское видение фильма.

Что заставило вас поверить в то, что Джеймс Хорнер сможет справиться с таким амбициозным проектом как «Титаник»?

Ну, Джеймс был амбициозен с самого начала. Когда я впервые встретил его, он только написал музыку для фильма Роджера Кормана, а я работал в команде Кормана в то время, когда снимался фильм под названием «Битва за пределами звезд».

Продюсером «Гуманоидов из глубины» – я познакомился с ней на «Битве за пределами звезд» – была Гэйл Херд, к которой я пошел, чтобы сделать «Терминатора», «Чужих» и «Бездну». И я знаю Джеймса с тех времен, когда он написал саундтрек к «Битве за пределами звезд». И позже, когда мы снимали «Чужих», кто-то сказал: «Почему бы нам не позвать Джеймса, чтобы он сделал это?» Потому что он действительно заработал себе имя к тому моменту.

И я подумал: «Ок, что я знаю о Джеймсе?» Я сталкивался с ним в коридорах у Кормана, когда он выпускал чуть ли не свой первый саундтрек. Технически это был второй раз, когда он написал музыку для кино, для «Битвы за пределами звезд». У Кормана в фильме был большой пышный оркестровый саундтрек. Это было неслыханно. Каким-то образом он умудрился собрать немного денег и превратить это в великолепную музыку. Так что он был довольно амбициозным в плане музыки с самого начала. И у него было классическое образование, он действительно знал, как писать для оркестра, чего большая часть молодых композиторов не умеет.

Он согласился взяться за это, и оказалось, что у него был настоящий талант в дирижировании. У него были хорошие отношения с оркестрами. Он оправдал свою цену.

Когда я работал в окопах «Битвы за пределами звезд», мы были очень амбициозны по визуальной части. У нас было совсем немного денег, и мы взрывали предметы и делали очень сложные визуальные эффекты. И когда мы наконец увидели фильм, все чувствовали, что он выглядит намного дороже, чем он действительно стоит.

Фактически, как только саундтрек наложили на фильм, Роджер Корман подошел ко мне и спросил: «Джим, как думаешь, что мы можем сказать про стоимость этого фильма?» И я ответил: «Ну, я не знаю, Роджер». Мы знали, что он стоил меньше двух миллионов долларов, и я сказал: «Я думаю, ты можешь сказать пять или шесть миллионов долларов». И он сказал: «Правда?» (Смеется.) Это все касается восприятия. Я не думаю, что он когда-нибудь до этого снимал фильм, который стоил бы больше миллиона долларов.

Но амбициозность музыки действительно позволяла это допустить. Это, в самом деле, что-то вроде собаки, но определенно амбициозной собаки. Он продолжил и сделал «Звездный путь 2: Гнев Хана». Я думаю, что в следующем фильме он действительно ворвался на сцену с большим оркестровым саундтреком, который был очень, очень запоминающимся. Он показал себя и после этого: очень много работал над целой кучей разных фильмов, показывая, что у него много возможностей и разнообразных идей, что тоже важно.

Вы знали Джеймса Хорнера около трех с половиной десятилетий. Расскажите о моменте, когда вы узнали, что его самолет разбился.