— Нет! — орал Форрест. — Нет!

Фойл извлек пачку банкнот и помахал ею перед исказившейся физиономией безумца.

— Я тебе заплачу. Пятьдесят тысяч. Этого тебе хватит, чтобы затариваться аналогом, пока не сдохнешь. Кто приказал бросить меня на верную смерть, Форрест? Кто?

Стоявший на коленях извернулся, выхватил банкноты из руки Фойла и побежал по пляжу. Фойл кинулся за ним и настиг у края воды. Форрест упал лицом в волны. Фойл набросился на него и зафиксировал в таком положении.

— Кто командовал «Воргой», Форрест? Кто отдавал тебе приказы?

— Ты его утопишь! — вскричала Робин.

— Пускай чуток помучается. Воду легче переносить, чем вакуум. Я мучился шесть месяцев. Кто тебе приказывал, Форрест?

Тот задыхался и булькал. Фойл взял его за волосы и приподнял голову над водой.

— Ты вообще кто? Ты ему верен? Ты спятил? Перепуган? Такие, как ты, душу продадут за пять тысяч, а я предлагаю пятьдесят. Пятьдесят тысяч за инфу стоимостью пять тысяч, или ты умрешь медленной и мучительной смертью…

На лице Фойла проступила татуировка. Он снова ткнул Форреста лицом в воду и стал удерживать так. Форрест корчился и брыкался. Робин подошла и попыталась оттянуть его.

— Ты его убьешь!

Фойл обратил к Робин устрашающее лицо.

— Убери руки, сучка! Кто был с тобой на борту, Форрест? Кто тебе приказывал? Кто?

Форрест извернулся и вытащил голову из воды.

— Нас на «Ворге» было двенадцать! — выкрикнул он. — Господи, спаси меня! Там были мы с Кемп…

Он спазматически дернулся и обмяк. Фойл вытянул его тело на песок.

— Давай, продолжай. Ты и кто? Кемп? Кто еще? Говори!

Ответа не было. Фойл обследовал пленника.

— Сдох, — заключил он.

— Боже! О господи боже мой!

— Одна ласточка весны не делает, но… Бля, а он только-только раскололся. Черт подери, ну что за непруха!

Фойл сделал глубокий вдох и прогнал с лица татуировку. Спокойствие упало на него железной броней. Он настроил наручные часы на сто двадцать градусов восточной долготы.

— Так-с, в Шанхае почти полночь. Пошли. Может быть, с Сергеем Орлом, помощником корабельного врача «Ворги», нам повезет больше. Да не пугайся ты так. Все только начинается. Давай, девочка, джонтируй!

У Робин захватило дух. Он увидел, что девушка смотрит через его плечо с потрясенным выражением лица. Фойл обернулся в ту сторону и увидел, как по пляжу идет пылающий человек высокого роста с замысловато татуированным лицом. Это был он сам.

— Иисусе! — вырвалось у Фойла. Он сделал шаг навстречу горящему двойнику, и внезапно видение исчезло.

Он развернулся к Робин. Та побелела как мел и тряслась.

— Ты видела?

— Д-да.

— Кто это был?

— Т-ты.

— Господи! Я? Но как это возможно? Как?..

— Эт-то б-был т-ты.

— Но… — Он побледнел. Самообладание и ярость оставили его. — Может, иллюзия? Наведенная галлюцинация?

— Не думаю. Я тоже видела.

— О Всемогущий Христос! Столкнуться с самим собой… лицом к лицу… на нем одежда горела, ты видела? Что это было? Господи, что это было?

— Это был Гулли Фойл, — проговорила Робин, — горящий в аду.

— Ну и черт с ним, — взорвался Фойл. — В аду так в аду. Если мне суждено гореть в преисподней, я прихвачу с собой «Воргу»!

Он сложил ладони вместе, восстанавливая самообладание и чувство цели.

— Я не отступлю, клянусь Господом! На очереди Шанхай. Джонтируем!

Глава 10

На костюмированном балу в Шанхае Формайл с Цереры эпатировал общество, явившись в образе Смерти с дюреровской «Смерти и девы», в сопровождении ослепительно прекрасной блондинки в прозрачной вуали. Неовикторианское общество, державшее женщин под замком и мнившее платья 1920-х годов клана Пенемюнде исключительно смелыми, было повергнуто в шок, хотя пару сопровождала Робин Уэнсбери. Впрочем, когда Формайл объявил, что его спутница на самом деле андроид, общественное мнение не замедлило развернуться в его пользу. Такие вот трюки пользовались всеобщим восхищением. Обнажать тело считалось постыдным для людей, но бесполый андроид вызывал лишь слабое любопытство.

В полночь Формайл выставил андроида на аукцион.

— Деньги вы намерены пожертвовать на благотворительность, Формайл?

— Отнюдь! Вы же помните мое кредо: ни цента энтропии. Ну что, услышу ли я, как за это прекрасное и драгоценное создание предложат сотню кредитов? Сотню, господа! Она прекрасна и высокоадаптивна. Двести? Спасибо. Три с половиной сотни? Спасибо. Раз… Пятьсот? Восемьсот? Спасибо. Есть еще желающие поторговаться за обладание этим превосходным изделием моего придворного изобретателя из Четырехмильного цирка? Она умеет ходить, говорить и приспосабливаться к желаниям хозяина. Она будет запрограммирована ответить взаимностью предложившему наивысшую цену. Девятьсот? Есть еще предложения? Нет? Все сдались? Продана! Продана лорду Йелю за девятьсот кредитов.

Бурные аплодисменты и озадаченные шепотки:

— Такому андроиду цена девять тысяч! Как он на это согласился?

— Лорд Йель, не желаете ли вступить во владение своей новой собственностью? Она откликнется на ваше внимание. Встречаемся в Риме, дамы и господа! У дворца Боргезе в полночь. Счастливого Нового года.

Формайла уже и след простыл, когда лорд Йель, к собственному восхищению и восторгу остальных, обнаружил, что трюк-то с двойным дном. Андроид оказался живым существом, женщиной, красивой и сговорчивой. На девятьсот кредитов она среагировала как нельзя лучше. Шутка произвела фурор. Сливки общества с нетерпением ожидали нового появления Формайла, желая поздравить его с блестящей удачей замысла.

Но Фойл и Робин Уэнсбери уже прошли под уличным указателем, где на семи языках значилось:

Удвоим вашу дальность джонта или вернем сумму вдвойне!

И оказались в выставочном зале Сергея Орла, «благословленного Небесами расширителя способностей мозга».

Приемная была украшена красочными анимированными картами человеческого мозга, где показывалось, как доктор Орел проводит иссечение, бальзамировку и электростимуляцию коры, дабы удвоить способности пациента к джонтированию под угрозой возврата гонорара в двойном размере. Доктор мог также удвоить объем памяти противолихорадочными клизмами, усилить моральные качества тонизирующими настойками и наставить измученные души на путь истинный сертифицированным эпулотическим вульнерарием Орла^[33].

В приемной никого не было. Фойл наудачу ткнулся в дверь. Открыто. Они с Робин заглянули в просторную больничную палату. Фойл с омерзением поморщился.

— Снеговики. Должен был я догадаться, что он и с этими придурками якшается.

В этой палате лежали заразные коллекционеры, самые что ни на есть безнадежные нейронаркоши. Они понемногу страдали от самых разных, незаконно индуцированных хворей: псевдомалярии, псевдогриппа, псевдокори. За ними ухаживали дорогостоящие сиделки в безукоризненно белых накрахмаленных халатах, и больные искренне наслаждались как нелегальностью своей болезни, так и вниманием, какое привлекали.

— Ты только глянь на них, — мрачно сказал Фойл. — Мерзость какая. Если и есть что похуже религии, так это заразонерство.

— Добрый вечер, — молвил мягкий голос позади них.

Фойл закрыл дверь и обернулся. Доктор Сергей Орел отвесил поклон гостям. Добряк этот был облачен в белоснежное стерильное одеяние — халат, хирургические перчатки и маску с шапочкой. Классический костюм медицинских кланов; впрочем, членство в клане доктор приписал себе сам, мошеннически. Смуглокожий коротышка с оливковыми глазами, он ничем не походил на русского, кроме имени: за столетие с лишним джонт смешал и переплавил все расы мира.

— Не ожидали найти вас на работе в Новый год, — проговорил Фойл.

— Наш русский Новый год приходит на две недели позже^[34], — отвечал доктор Орел. — Пожалуйста, сюда.

Он указал на дверь и с негромким хлопком исчез. Дверь открылась. За ней была длинная лестница. Когда Фойл и Робин прошли туда и начали подниматься, наверху появился доктор Орел.