Это свойство психики как отдельного индивида, так и этноса. Сводится оно к очень простой формуле «от добра добра не ищут»: если единожды нечто сработало удовлетворительно, то есть ни к смерти, ни к большой трагедии не привело, – нечего и искать другие способы. Несмотря на то что по мере развития психики как индивиду, так и этносу в принципе становятся доступны куда более продуктивные модели поведения, бессознательно будут выбираться все равно старые, опробованные «дедовские способы», ибо они имеют клеймо «для жизни не опасно». Здесь я позволю себе воздержаться от какого-либо конкретного примера, так как имя им легион. Любой архетипический паттерн становится таковым именно благодаря некогда пройденному тесту на адаптивность.

Таким образом, мое определение «русская» превращает меня из Homo Sapiens в Homo Patrimoniens – Человека Наследующего, что еще ярче проявляется в четвертой идентификации: «Сергеева». Слово фамилия означает «семья». Это связь с конкретным родом, с сотнями поколений предков, в результате передачи генетического материала и духовного опыта которых появилась я. К слову, на Руси было позорно прослыть «Иваном, своего родства не помнящим»; человек «без роду, без племени» считался вовсе недочеловеком. При знакомстве же задавался не только вопрос «как звать тебя?», но и «чей ты будешь?»: имя просто позволяло обращаться к новому человеку – «звать его», ответ же на второй вопрос давал представление о том, каков он, новый знакомец, каковы его взгляды, нормы и ценности.

Правда, у женщин с семейной идентификацией все обстоит сложнее – вступая в брак, мы берем фамилию супруга. На психическом уровне это означает, что мы принимаем устои, традиции и нормативные принципы семьи мужа. Конечно, в современном мире по меньшей мере подразумевается, что супруги строят партнерские отношения и формируют свой собственный жизненный уклад на стыке систем обеих родительских семей, а преуспевшие в самопознании еще и создают собственные уникальные семейные модели. Однако архетипически смена фамилии означает смену семьи и родовой самоидентификации. Впрочем, в восточнославянской традиции женщина сохраняет реальный атрибут связи с родом после вступления в брак через отчество. Кроме того, за все время работы в качестве аналитического психолога мне, пожалуй, не встретилось ни одной замужней женщины, которая на сессиях, погружаясь в глубины бессознательного, время от времени не называла бы себя девичьей фамилией.

Итак, с точки зрения биологии, моя фамильная идентификация означает бо́льшую конкретизацию морфофизиологических черт предыдущих уровней – вида, расы, национальности: у меня вторая группа крови, зеленые глаза, рыжеватые волосы и т. д.

А с психологической точки зрения моя принадлежность к определенному роду, семье означает еще большую детализацию общечеловеческих архетипических паттернов. Если на национальном уровне весь духовный опыт и потенциал человечества был пропущен через «фильтр грубой очистки», то на уровне семейном мои предки подвергли эти национальные остатки еще и «микрофильтрации».

Таким образом, из всего духовного богатства мира я получила в наследство лишь мизерную долю человеческих возможностей. Если сравнивать коллективное бессознательное (весь психический опыт человечества) с совокупностью всех земных территорий, то из невероятного изобилия целого мира – лесов, лугов, степей, гор, морей, пустынь и океанов – мне причитается освоить и возделывать лишь крошечный клочок земли.

И первую треть своей жизни я буду заниматься именно этим – так как задачей молодости является социализация, процесс усвоения образцов поведения, психологических установок, норм и ценностей своего окружения, освоения знаний и навыков, позволяющих влиться в систему. Проще говоря, цель социализации – это пресловутое «не хуже, чем у всех». Естественно, под «всеми» подразумевается весьма узкий круг людей, а мерилом этого «хуже» или «не хуже» являются семейно-родовые традиции и нормы ближайшего окружения.

Следовательно, несмотря на то что мои гены и моя психика содержат в себе опыт и потенциал всего человечества, по рождению я получаю в надел даже не «участок в шесть соток», а чуть ли не клетку. Конечно, речь идет о внутреннем психическом пространстве, где прутьями клетки являются нормы, убеждения, ценности и установки.

Самой большой сложностью для индивидуальности является то, что этот «культурный сплав» усваивается бессознательно, всецело, безусловно и вне зависимости от личного опыта, а посему практически никогда не доходит до порога сознания и не подвергается критике. Высоко социализированные люди, то есть крепко встроенные в общество, надежно вмонтированные в свои «социальные ячейки», как правило, и помыслить не могут о том, что те способы, мнения и решения, которыми они руководствуются в жизни, пропущены через «нормативные фильтры» и вовсе не являются ни истиной, ни предопределенностью, ни тем более результатом свободного выбора. Этот выбор был сделан за них давным-давно их предшественниками. Внутренние ограничения проецируются[2] на внешний мир. Установки внешнего мира, транслируемые значимыми людьми, в том числе и невербально, интроецируются[3]. Этот двусторонний процесс не оставляет бесхитростной, доверчивой душе никаких шансов увидеть самостоятельно хоть какие-то реальные альтернативы данному выбору.

«А что случится, если вы все-таки не выйдете замуж до тридцати лет?» – задаю я девушке-клиенту обыкновенный вопрос. С минуту она смотрит на меня как на умалишенную, словно я поинтересовалась, не собирается ли она вживить себе жабры или переехать на Сатурн. Затем следует взрыв возмущения: мама родила ее в двадцать, сестры вышли замуж до двадцати пяти, а ей до «критического возраста» остался всего год! И проходит от получаса до нескольких сессий, прежде чем она принимает идею о том, что никаких «крайних сроков», кроме как в ее голове, больше нигде не существует, что можно спокойно продолжать карьеру, творческие проекты, самообразование и ждать человека, которого она действительно полюбит, вместо того чтобы выйти замуж за первого встречного лишь потому, что «пора» и «так принято».

А что произойдет, если вы отпустите нелюбимого вами мужчину к женщине, которой он по-настоящему нужен?

А что произойдет, если вы определите маму в специализированное медицинское учреждение, вместо того чтобы самому играть роль сиделки?

А что произойдет, если вы на время декрета все-таки доверите мужу финансовую заботу о себе?

А что произойдет, если вы все-таки позволите сыну самому разбираться со своими долгами?

А что произойдет, если вы все-таки рискнете отправить свои стихи в издательство?

Вот те простейшие вопросы, которые я задавала клиентам на последнем групповом занятии. Но в первые мгновения на меня смотрят с таким же изумлением, как, по-видимому, смотрел бы сейчас наш вымышленный инопланетный собеседник, гадая, что же это за механизм такой в человеческой психике, который способен так исказить, деформировать и сузить реальность.

Да, архетипические паттерны, принимающие форму традиций, норм и ценностей рода, семьи, окружения, являются теми тропами, без освоения которых мы не сможем найти путь к другим людям. Но, с другой стороны, слепое следование им без осознания того, что есть и собственные потаенные тропки, которые позволяют то сократить путь, а то и выйти на ранее неизведанную тропинку, превращают нас в белку в колесе или в биороботов – структурных клонов наших предков (внешние отличия есть, но жизненные схемы все те же).

На этой минорной ноте мне бы и оставалось только с пафосной тоской продекламировать нашему гуманоиду блоковское «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека», но в жизни, в отличие от упомянутого стихотворения, «исход» есть. Дело в том, что эволюция, благодаря которой инопланетный гость мог бы общаться с нами вместо созерцания безмолвных и безмозглых инфузорий, происходит вследствие двух противоположных процессов. Первый – это наследственность, о которой мы рассказали уже достаточно. А второй – изменчивость. Обе эти тенденции охватывают как биологическую, так и духовную сферу.