– Если бы вы, майор, лучше контролировали своих людей, не понадобился бы ни мой опыт, ни мастерство! – не слишком тактично оборвал его Шубин.

– Да я все понимаю и своей вины не отрицаю! – еще больше понурился Почтарев.

– Прошу «добро»! – Это поднявшийся по трапу вестовой принес два дымящихся стакана чая в подстаканниках.

– Угощайтесь, наш флотский «адвокат» от всех напастей помогает, в том числе и от моральных! – грустно усмехнулся Шубин.

Из последующего разговора выяснилось, что Почтареву подчинили водителей «скорых» в самый последний момент перед погрузкой, и он даже не успел их толком рассмотреть, выяснилось, что у водителей есть свой старший, но толку от него никакого.

– Честно говоря, я впервые так, накоротке, общаюсь с настоящим сапером. Вот в чем, например, специфика вашей службы?

– Главная черта сапера – это прежде всего дружелюбие, – улыбнувшись, ответил Почтарев. – Сапер – добрый волшебник Вооруженных сил. Он всегда появляется в самый нужный момент, делает свое доброе дело и уходит помогать другим нуждающимся.

– Ну, а почему именно волшебник, а не помощник? – удивился Матюшкин.

– Настоящий сапер обладает тайными знаниями в области выкапывания, закапывания, взрывания и минирования. Если минное поле для танкиста и мотострелка это: «Все, пиз. ц, приехали!», то для сапера шестьсот килограммов тротила это: «Будет чем печку топить!» При этом мы традиционалисты и консерваторы. К современной технике относимся весьма спокойно, полагаясь прежде всего на старые добрые: лопату, топор и взрывчатку, с помощью которых и творим свое волшебство.

– Но ведь настоящие волшебники творят в одиночку, не так ли?

– Именно так, – кивнул головой Почтарев, – поэтому от того же мотострелка сапер отличается полным отсутствием чувства коллективизма, хотя при необходимости можем припахать всех, кого поймаем. Ну и конечно же мы свято чтим технику безопасности, ибо, как всем известно, сапер ошибается только раз в жизни. Ну а что характерно для вас, моряков?

Шубин на минуту задумался, почесал затылок:

– Да так сразу и не скажешь, в нашей большой стае много всякого разного. Пожалуй, что общее для всего флотского люда – повседневная неугомонность. Моряк – это большой ребенок, только дорвавшийся не до игрушки, а до нескончаемого приключения продолжительностью в жизнь. В отличие от вас, саперов, мы, наоборот, законченные коллективисты. Артельно делаем все, ибо такова специфика морской службы. При этом настоящий моряк в душе всегда обожает современную технику и любит ее изучать, но никогда в этом никому не признается, предпочитая свято чтить старые морские традиции, уходящие к романтике парусов, медных пушек и манильских тросов. Так что традиционализм и здоровый консерватизм нас с вами объединяет.

– Были бы на берегу, был бы повод выпить! – несколько нервно рассмеялся Почтарев, который еще до конца не отошел от истории с падением за борт водителя «скорой».

– Ладно, обошлось и то хорошо, проехали! – махнул рукой, понимая состояние майора, Шубин. – Время позднее, идете в каюту, отдыхайте.

– А вы когда отдыхать будете? – участливо спросил Почтарев, ставя пустой стакан на штурманский столик.

– Мне отдыхать не положено по определению. Хватает того, что на еду, да в гальюн помощник подменяет.

– И сколько вы так можете непрерывно торчать здесь? – искренне удивился майор.

– А сколько будем в море, столько и буду. Впрочем, ничего страшного в этом нет, человек, как известно, ко всему привыкает, даже к командирству! – искренне рассмеялся Шубин. – Спокойной ночи, надеюсь, что больше никто из ваших уже не полезет любоваться штормовыми красотами.

– Спокойной вахты и вам, – вздохнул Почтарев и тенью исчез в проеме люка.

Майор ушел, и Шубин остался наедине со своими мыслями. Сразу вспомнились слова оперативного о последнем походе. Всезнающий Собора, оказывается, уже был в курсе последних новостей…

Позавчера, сразу же по приходе в Новороссийск, к Шубину прибыл полковник-кадровик из штаба Южного округа. Как он заявил, «для серьезного разговора». Начал издалека, о том, что Шубину уже тридцать пять, а значит, в академию ему путь уже заказан. Ну, а на заочный факультет командира корабля, да еще с «сирийского экспресса», никто никогда не отпустит.

– Однако, – сказал кадровик, выдержав классическую вахтанговскую паузу, – мы знаем вас, Владимир Михайлович, как опытного и грамотного командира, а потому предлагаем должность заместителя начальника военно-морского отдела в штабе округа. Штатная категория – капитан 1-го ранга, круг обязанностей – организация «экспресса», то есть дело вам знакомое. Одновременно с приказом о назначении пошлем и представление на звание.

Шубин невольно бросил взгляд на висевшую над рабочим столом фотографию жены.

Кадровик был калачом тертым и мгновенно перехватил взгляд.

– Бытовой вопрос также не проблема. В спальном районе Ростова уже освобождена служебная трешка. При этом я вас не тороплю, сходите еще раз в Тартус, все хорошо обдумайте, посоветуйтесь с женой. Впрочем, полагаю, что думать здесь много не надо, второй раз такую должность уже никто никогда не предложит. А потому по возвращении жду вашего решения. Уверен, оно будет положительным.

Да, уходить с корабля Шубину не хотелось, но ведь ничто не может продолжаться бесконечно. Он и так отдал корабельному мостику шесть лет, пора подумать и о будущем. Ну, и, конечно, звание. Как ни крути, а погоны капитана 1-го ранга – достойный итог флотской офицерской карьеры, так неужели он не достоин такого финала!

«Вот ты все жаловался на судьбу и, наконец, эта судьба, в лице кадровика, преподнесла тебе подарок, да еще на блюдечке с белой каемочкой», – думал Шубин, проводив полковника. – Теперь для того, чтобы все сбылось, не надо прилагать уже никаких усилий. Достаточно лишь набрать номер телефона и сказать одно слово: “Согласен!”»

Вспомнился отец. Наверное, будь он жив, то, наверное, одобрил бы его переход в вышестоящий штаб. Отцы должны гордиться карьерой своих сыновей. Вспомнив отца, Шубин вздохнул. Может, это у них, у Шубиных, на роду написано, чтобы обязательно пересекаться по службе с Сирией.

Если вначале шторм достиг силы в три балла, потом раскочегарился, как и ожидалось, до всех пяти. А барометр все продолжал падать…

– Чешем прямо в циклон! – доверительно сообщил за завтраком приунывшей общественности штурман Наумов.

Разумеется, в обычной ситуации никто бы не полез на рожон в область низкого давления, где пронзительный ветер, где немилосердно качает и хлещет дождь. В обычной ситуации следовало отстояться где-нибудь на якоре, переждав непогоду на спокойном рейде. Но «экспресс» есть «экспресс». Заявка на проход проливов уже ушла и подтверждена, а посему выбиться из графика никто не имеет права.

Десантные корабли вообще всегда тяжело переносят штормы. Дело здесь в особенности их конструкции. Если все другие корабли, сидя глубоко в воде, прорезают корпусом волны, то плоскодонный «десантник» фактически скользит по волнам. Поэтому при штормовой погоде он принимает каждую новую волну своим днищем, как мощный удар. При этом корабль как бы подпрыгивает на ней и перескакивает на следующую, не менее крутую волну. В отличие от всех остальных кораблей, на десантных легче переносится не продольная, а бортовая качка. Связано это с конструкцией их корпусов.

Вначале качка была бортовой, то есть относительно терпимой – «Кострома» шла по волне и кренилась поочередно на оба борта. Но затем, со сменой курса, качка стала продольной. Теперь корабль зарывался то носом, то кормой.

Доктор Рустем с фельдшером Теребовым загодя раздали всем желающим таблетки кинедрила, воздействующих на вестибулярный аппарат. Кому-то таблетки помогали, кому-то нет.

«Дворники» остекления ходового мостика с трудом справлялись с дождем и брызгами захлестывавших палубу волн.

В нескольких палубах внизу в твиндеке сейчас стойко переносила качку принайтованная по-штормовому техника. Только натягивавшиеся периодически в струну цепи креплений показывали, как трудно ей дается сохранять эту неподвижность. Не дай бог, если многотонная громада в шторм сорвется с цепей и превратится в гигантский таран… Впрочем, к креплению техники на десантных кораблях российского флота всегда относились с особой тщательностью.