– И это – всё? И что я теперь – на тройки и четвёрки буду учиться? – разочарованно произнесла я.

– Скоро тебя ждут потрясения и потери… А дальше… всё зависит от тебя… Ты найдёшь настоящую дружбу, познаешь предательство. Если воля твоя сильна, и ты будешь умна, то познаешь счастье, если слаба и глупа, то тебе счастье судьба даже не предложит, тогда смерть ждёт тебя.

Я была немного разочарована. Кроме чисел «три» и «четыре» зацепиться было не за что. Всегда так говорят – будь умна и будешь счастлива, а будешь глупа – дурой проживёшь. Дуру могила исправит. Поэтому я решила не особенно верить, но про число «три» запомнила. И про число «четыре», которое со мной по жизни пойдёт, тоже.

– Бабушка, а почему меня назвали Дамаском? Ведь это твоя идея! – вспомнила вдруг я.

– Когда-то, давным-давно, жил такой путешественник, доктор Линакр. Посетив город Дамаск в Сирии, он увидел самую красивую и пахучую розу. И тогда он привёз в Европу эту дамасскую розу. Она покорила всех женщин своими ароматом и красотою. Самая красивая и самая колючая роза в мире. Именно в те года в Европе была мода на имя Дамаск. Очень многих девушек называли этим именем. Жаль, что оно теперь утратило своё величие.

Я кивнула и поняла, что гадание подошло к концу. Выйдя из комнаты, я устроилась на лавке, а моё место в соседней комнате заняла тётя Лена. Она очень долго не выходила, а так как мы сегодня встали очень рано, то меня сморил сон…

…Я сидела на скамейке и держала в руке букет из трёх роз, а ведьма в котле варила суп и собиралась туда бросить меня вместе с букетом. «Три, три, три и четыре!» – кричала Варвара.

Я проснулась. Дверь открылась и оттуда вышла тётя Лена. Она была немного странная, мне показалось, что грустная и потерянная. Я резко почувствовала, что с этой минуты в нашей жизни всё изменится…

Как только мы вернулись в Москву, то я сразу заметила перемены в моей маме. Она опять улыбалась, щёчки её горели и выступали кокетливые ямочки. Тётя Лена стала немного задумчивая, а Николас встревожено на неё посматривал…

В один из дней мы с мамой стояли перед домом.

– Почему ты не ездила к бабушке? – спросила я её.

– А зачем? Чтобы она мне опять нагадала пьяного любовника или беременность. Только Ленке она гадает всё хорошее! – глаза мамы горели злобой и завистью.

– Если бы ты была доброй, то и тебе бы гадали хорошее, – я любила тётю Лену и не могла позволить обидеть её. Не могла даже слышать оскорбительные слова в её адрес.

Мать наотмашь ударила меня по щеке.

– Не смей её бить! – вдруг услышала я крик тёти Лены, она выскочила из дома и Николас следом с ней. Я держала ладонь на полыхающей щеке, но не плакала. Я привыкла, что мне дерут волосы, могут дать по голове. Я могла всё это стерпеть. Как оказалось, больнее не физическая боль, больнее душевная, и её я скоро испытала.

– Зачем ты её ударила? – крикнул Николас, а тётя Лена обняла меня и вдруг впервые заплакала.

– Пусть не хамит мне! – с вызовом произнесла мама. Я заметила, что мама перестала выглядеть, как работница, казалось, она теперь тут хозяйка – в ней появилась странная уверенность на вседозволенность.

Николас взял меня за руку и отвёл в свой кабинет.

– Она часто тебя бьёт? – ласково спросил он, но глаза были очень серьёзны. Тётя Лена, вытирая слёзы, стояла тут же. Мне показалось, что она давно хотела плакать, только не могла найти повод, чтобы расплакаться. А вот сейчас, может, и никто не догадается из-за чего же на самом деле она плачет.

Я молчала, теперь-то я знала, кто такие адвокаты. А Николас и тётя Лена были именно ими. Сидя здесь, в этом самом кабинете, я не раз слышала разговоры о том, что матерей и отцов лишают родительских прав за избиение детей. Остаться сиротой я тоже не хотела. Именно поэтому не могла сказать, что моя мама может меня ударить только потому, что у неё плохое настроение.

Не дождавшись ответа, Николас тяжело вздохнул.

– Идите обе сюда! – Николас раскрыл руки для меня и тёти Лены. Мы подошли и сели на его колени. Николас был огромен и даже в его объятиях мы утонули вместе с ней. – Я хочу вам обеим сказать, что я вас очень люблю. Я вас люблю. Никогда не забывайте этого. Это очень важно.

Мне казалось, что глядя на тётю Лену, Николас извиняется, признаваясь ей в любви. А я, увидев их, заплакала в первый раз. Я всегда была сильная, очень сильная, но мне никто никогда не говорил, что любит меня. Наверное, они помирились из-за меня, потому что оба улыбнулись и стали меня успокаивать. В этот день, меня положили спать в большом доме, отведя для меня комнату. Теперь у меня была своя личная комната.

Казалось, жизнь в доме налаживалась. У меня была своя комната, но я по-прежнему проводила много времени в кабинете Николаса. Когда в нём никого не было, я там читала свои любимые книжки. В один из дней меня сморил сон, и я уснула прямо в кресле кабинета, свернувшись калачиком. Из-за стола меня даже не было видно. Когда я проснулась и вышла в коридор, то услышала какие-то странные звуки и, подойдя к приоткрытой двери Антона, распахнула её. То, что я увидела, меня повергло в шок. Антон абсолютно голый лежал на голой девушке. Я видела их тела, я видела его попу. Вскрикнув, я бросилась бежать.

– Вот, дьявол! – последнее, что услышала я. Мне было девять, Антон в последнем классе школы. Что они делали, я не понимала, но мне показалось, что это что-то очень плохое. Ужас сковал меня, мне казалось, что я никогда не смогу произнести ни одного слова. Я выскочила на улицу и побежала. Потом, когда бежать уже не могла, медленно побрела. Я ходила довольно долго и очень боялась вернуться домой. Я ждала вечера, когда появятся Николас и тётя Лена, только тогда я смогла бы вернуться. Когда я вернулась к дому и позвонила, то открыл мне Антон, который поджидал меня. Он схватил меня за пояс и головой вперёд потащил внутрь.

– Только попробуй сказать моим родителям. Убью! – зашипел он.

Дело в том, что во мне жил странный феномен непонятной защиты. Поэтому со мной не могли справиться одноклассники. Меня нельзя заставить что-то делать насильно и меня нельзя хватать насильно, я начинаю защищаться, требуя своей свободы, – это какое-то врождённое состояние и от меня независящее.

Я никогда и никого так не боялась, как Антона в ту минуту. И, конечно же, я дико закричала, стала извиваться и вырываться. Я вцепилась ему в руку зубами и напоследок лягнула между ног. Он выпустил меня, согнувшись пополам.

На мои крики сбежались все. Я с дикими воплями подбежала к тёте Лене и спряталась за её спиной.

– Зачем ты к ней приставал? – почему-то засмеялся Николас.

– Она меня укусила! – крикнул Антон.

– Конечно, если схватить её, она укусит! А ты её, между прочим, испугал! Она тебе по пояс, при твоём-то росте! – не ругался, а разъяснял ему отец.

Антон молча обошёл всех нас и вернулся в дом, хлопнув дверью.

Моя мама ничего не сказав, вернулась к себе, ей явно было всё равно. Мы же трое остались на улице.

– Что случилось? – мягко спросила меня тётя Лена.

Я, раскрыв глаза, замахала руками, открывая и закрывая рот.

– Он… она… они там… голые были… а он… а она… – я больше не могла ничего сказать.

– Так, понятно.

Николас хмыкнул. Кажется, его это всё забавляло, а тётя Лена погрустнела. Она не была мамой Антону и не могла на него повлиять.

– Антониус вырос, они с отцом очень похожи. И мальчик уже стремится к девушкам, которые ему нравятся. Ты должна понять…

– Не хочу! Это… гадко! – я вырвалась и убежала к себе в комнату.

Через день мы столкнулись с Антоном в коридоре.

– Мы викинги, – он перекрыл коридор своей фигурой, расставил ноги и раскрыл руки, как бы пытаясь поймать меня и испугать, – мы получаем, что хотим, – устрашающим голосом заговорил он. Я попятилась. – Мы женились на девочках двенадцати лет и младше.

– Ты сядешь в тюрьму! Или я сяду, убив тебя! – зло выкрикнула я и побежала на него.

Меньше всего Антон ожидал именно этого. Я юркнула между его длинными ногами, побежала дальше и со всей силы натолкнулась на Николаса, который еле сдерживался, чтобы не засмеяться.