...После разговора со Стрельниковой Жезлов пошел в правление колхоза.
Дымарев был у себя. Он только что вернулся с Черного озера и теперь просматривал очередную почту.
- Чем могу служить районному начальству? - председатель пожал руку.
- Я хотел выяснить один щекотливый вопрос. Возможно, он тебе будет неприятен. Но долг службы обязывает меня пренебречь этим. Ты, конечно, знаешь Буравлева? Не ново тебе, что он когда-то встречался с твоей женой, когда она была еще девушкой? Так вот, нам очень важно знать: на самом ли деле он обманул ее и скрылся?
Дымареву стало неприятно.
- Так вот что, - сдержанно процедил он, - ты у меня не был, и я тебя не видел...
- Позвольте... - в обиде Жезлов вскочил со стула. - Я обязан...
- Никому и ничем ты не обязан, - оборвал его Дымарев. - Когда ты идешь из бани, то в твоем грязном белье никто не роется. И я не позволю, чтобы кто-то, даже из райкома, собирал грязь на Буравлева, да еще в моем доме. - Дымарев заткнул в карман пиджака болтавшийся пустой рукав и, сделав вид, что разговор закончен, начал читать письмо.
3
Жезлов неторопливо поднимался по промерзшим, скрипучим ступеням крыльца конторы лесничества... Стараясь придать своему лицу официальный вид, хмурился.
Но в конторе, кроме Ковригина, никого не было.
- Где же у вас люди? - начальствующим тоном спросил Жезлов.
Ковригин встретил недружелюбно:
- По лесу разбежались, как зайцы. - С раздражением добавил: - На то оно и лесничество.
- Буравлев тоже в бегах?
Ковригин понял, что на этот вопрос можно и не отвечать. Он отвернулся к окну и начал следить, как березку спелыми лимонами унизала стайка овсянок.
Проводив взглядом птичек, повернулся к гостю:
- Ну что, так и будем сидеть или надо чего? Я здесь за лесничего. Буравлева вызвали в лесхоз. Вернется поздно.
Жезлову не хотелось говорить с Ковригиным, но он достал из бокового кармана до половины исписанный блокнот и, полистав его, негромко сказал:
- Поступила жалоба, что срываете заготовки. Район подводите.
- Ошиблись адресом, поворачивай назад, - осадил его Ковригин. - Два шага влево, три направо...
- Как это ошибся? - не понял Жезлов. - Я к вам приехал не балагурить!.. - повысил он голос.
- С планами мы управились еще в декабре. А остальное нас не касается. - Ковригин нахлобучил шапку.
Жезлов не привык к такому обращению. Его встречали всегда с подчеркнутой вежливостью. Он убрал в карман блокнот и некоторое время молчал.
Ковригин закручивал цигарку.
- Мне кое-что хотелось узнать о Буравлеве, - наконец заговорил Жезлов. - Вы с ним встречаетесь каждый день. Так что знаете лучше других. Скажите, как он себя держит? Часто бывает в нетрезвом виде?
Ковригин, морща лоб, небрежно бросил:
- Не выйдет!.. Зря стараетесь.
- Что не выйдет? - вскинул брови Жезлов.
- Фискала из меня не выйдет. Если я на него зуб имею, то, думаете, начну капать? Нет, я не из тех. За такое морду бьют...
- Ну что ж, не хотите - не надо, - задумчиво заметил Жезлов. - Как бы потом не пожалели.
Жезлов так и ушел из конторы, ничего не узнав о Буравлеве.
"Небось Маковеев... Раз райкому личность Буравлева интересна... Столкнулись два быка. Теперь только держись!.." - не то с сожалением, не то с радостью подумал Ковригин.
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
"Цвень... цвень... цвень..." Из ореховых зарослей лился чистый, как солнечный свет, перезвон.
По голым обледенелым веткам прыгали птички. Из полуоткрытых оранжевых клювиков выплескивали тонкие звуки.
"Так это же овсянки!.." - обрадовалась Наташа.
Совсем недавно она видела их в серых, невзрачных одеяниях. Сейчас самочки щеголяли в пестреньких платочках и зеленовато-желтых платьицах. К такому же цвету фрака самцы надели золотистые чепчики.
"Цзень... цзень... цзень..." Наташа подумала: точно так же за окном звенит капель.
Пение неожиданно оборвалось. Птички вспорхнули и скрылись за оврагом в березняке.
Всюду чувствовалось приближение весны. Еще несколько дней назад верба низко кланялась земле опущенными заиндевевшими ветвями. Теперь ее ветки были утыканы набухшими зайчиками-почками. Словно невеста перед венцом, деревце распушилось, разнарядилось.
Вокруг стволов темнели отталины. "Весна начинается с дерева", вспомнила она слова отца. И, будто пытаясь вникнуть в их смысл, несколько раз обошла большой, в два обхвата, дуб. Отпотевшая кора поблескивала на солнце.
- Чему ты радуешься? - услышала Наташа позади себя грубоватый голос.
Она живо обернулась. У обочины дороги стояла Лиза Чекмарева. Губы ее кривились в затаенной ухмылке.
- Вот не ожидала! - сказала Наташа. - Откуда ты?
- Все оттуда. Была уверена, уж Кто-то, а ты на свидание к нему придешь!
Наташа растерялась:
- А я могла и не прийти...
- Ври, пожалуйста... Только напрасно тратишь время. Не придет он.
Наташа дерзко взглянула на Лизу:
- А ты что, подкарауливала? Или он с тобой совет держит?
- И держит! А ты как думала? - все так же заносчиво продолжала Лиза. - Хотела обойти меня, да узка дорожка - круты бережки. Не разойтись, не разъехаться. - Она окинула Наташу с ног до головы оценивающим взглядом. - Ну, а уж коли встретились - поговорить не грех.
- Ну что ж, давай поговорим, - вспыхнула Наташа.
Лиза грубыми, крепкими пальцами заправила под платок выбившуюся прядь темных волос.
- Надеюсь, кто он - пояснять не надо. - И она прокуковала: - Ку-ку, ку-ку... Понятно?
- Тебе виднее. Ты все знаешь и все видишь.
- Первый вопрос повестки дня вроде исчерпан.
Лиза, стремясь доказать свое превосходство в предстоящем поединке, настроилась на полунасмешливый тон.
Слушая непонятные Лизины слова, Наташа чувствовала только, как шумит в голове: "Неужели он встречается с ней? Как же так? А говорил-то!.."
Прежде всего, она обвинила за глупую доверчивость себя и за непостоянство и обман - его, Маковеева. "Крутился лисой, а, выходит, хуже волка".
Но самое острое и необъяснимое чувство ненависти родилось у нее к стоящей перед ней Лизе. Она никак не могла подобрать более веских слов для ответа.
- Да, я думала...
- Я не знаю, что ты думала, - уверенным голосом перебила ее Лиза, только ты его лучше оставь. Человек он доверчивый, городскими еще не испорчен.
