– Роберто Марино был хорошим матросом, за это его уважали… И никогда не ввязывался в ссоры. Иные ведь, чуть что, вспыхивают как порох и хватаются за ножи, а этот даже не спорил ни с кем, просто молча делал то, что считал нужным. Но в нём было что-то такое, отчего самый задиристый забияка из нашей команды дважды подумал бы, прежде чем с ним связываться! Он и слова-то не скажет, только посмотрит – и всё, этого хватало… Помню, однажды мы заговорили о том, что море не любит тех, кто загадывает наперёд. Самонадеянных море не любит! К примеру, строишь ты планы раздобыть себе деньжат и обосноваться на берегу – и тут на́ тебе – ураган или пираты! Или просто какая-нибудь хворь во время долгого перехода… – Таддео прокашлялся и медленно добавил: – Да-а, море забирает или надолго, или навсегда. Многие поступают на корабль, рассчитывая послужить несколько лет, а в итоге остаются моряками до конца дней своих.
– Главное, чтобы конец настал нескоро! – вставил хозяин таверны, который тоже слушал рассказ Таддео.
– Это уж как Бог даст, – отозвался старик. – Так вот, тогда этот самый Роберто и заявил, что нигде и никогда не остаётся против воли. И если ему разонравится на нашем корабле, он тут же уйдёт. Мы засмеялись, потому как только-только начали переход через океан – а это два-три месяца, и то если удача не изменит… Да, в таком переходе узнаёшь, что такое настоящая морская служба… Помню, я сказал тогда: «Ну, нравится не нравится, а до берега далеко, стало быть, придётся терпеть». Роберто посмотрел на меня и ответил: «Только если захочу». А взгляд у него был… глаза чёрные, а взгляд – словно прожигает тебя насквозь! Поверьте, я немало повидал, знавал многих славных моряков, настоящих морских волков, видел суровых капитанов, бывал у пиратов в плену! Но таких глаз, как у этого Роберто, не видал ни у кого.
Тогда-то я решил, что он просто языком треплет, потому как плавание шло благополучно, никто его не обижал, а наш вояж сулил хорошие деньги… Так бы продолжалось и дальше, если б этот Роберто однажды не попал боцману под горячую руку. Мы ставили паруса и замешкались – какую-то снасть заело. Роберто всё сделал быстро, как обычно, но ему тоже влетело, как всем. Вдобавок и офицер со злости съездил ему по лицу. Мы тогда испугались, что Роберто не сдержится и нагрубит, и его запорют до смерти кошкой[3]. Капитан на «Любимце Фортуны» не церемонился. Что уж там выпороть – он за иную вину мог и килевать или вздёрнуть на рее… Я не раз такое видел… Но Роберто ничего не сказал. Просто как-то нехорошо посмотрел на всех. Сам побледнел как смерть, а его чёрные глаза вспыхнули от гнева, как угли. Вот тогда я и вспомнил его слова, что он уйдёт, как только ему надоест, и ещё подумал, что хвастайся не хвастайся, а терпеть придётся всё равно, какой бы ты ни был гордец. Переход через океан только начался, и самое трудное впереди!
Вечером того же дня я спустился в кубрик и увидел Роберто. Ребята занимались кто чем, а он перебирал свои вещи и складывал в парусиновый мешок. Я подошёл к нему и засмеялся: «Ты что? Неужто собрался куда? Куда ж в океане денешься с корабля? Разве только на корм рыбам!» А он посмотрел на меня без улыбки и ответил: «Да. Решил уйти». Я схватил его за плечо: «Уж не надумал ли ты порешить себя и погубить свою душу?! Не стоит!» Он взял меня за руку: «Нет, что ты, Таддео… Но спасибо за участие. На прощание могу сделать тебе подарок, если хочешь». Я опешил. «Какой подарок?» – «Рассказать, что тебя ждёт. Только ты должен молчать об этом, пока всё не сбудется». – «Клянусь жизнью, буду молчать!» – ответил я. Сам не знаю почему… Мне отчего-то показалось, что он не врал. А он посмотрел прямо мне в глаза и сказал: «Следующим летом ты попадёшь в серьёзную переделку, и тебе придётся очень туго, но ты останешься жив. Доживёшь до глубокой старости и умрёшь в собственном доме. Так что ничего не бойся». – «Ну, спасибо на добром слове, – ответил я. – А откуда ты знаешь? Ты что, колдун?» – «Нет. Меня научила моя невеста». – «А кто она?» – спросил я, но он не ответил. Покачал головой, молча встал и вышел на палубу. Остановился у фальшборта и уставился на океан, как часто делал. Я встал рядом и осторожно сказал: «Говорят, на море нельзя подолгу смотреть». – «Мне можно». Вот тогда-то я и догадался, что он уже видел раньше морскую деву! Что она и есть его невеста, вот как! Ну, тут я представил, что будет, если она нечаянно и на меня посмотрит, – и меня словно ледяной волной обдало! Я решил держаться от него подальше и оставил его в покое. Но молчал, никому ни словом не обмолвился о его предсказании – не смел нарушить клятву… А Роберто вышел на вахту, как всегда, и вообще вёл себя как обычно. Прошло недели две, и я совсем забыл о том разговоре.
Вспомнил, когда мы угодили в ужасный шторм. Ветер ревел, море кипело и казалось серым от водяной пыли, а огромные волны шли одна за другой почти без передышки. Один матрос упал с рея[4] – и даже крикнуть не успел, как его поглотила пучина. Ещё двоих смыло с палубы огромной волной, которая едва не опрокинула наш «Любимец Фортуны». А в Роберто Марино словно дьявол вселился! Он работал за десятерых – мачты раскачивались страшными рывками, струи дождя хлестали, как плети, ветер срывал паруса – а ему хоть бы что! Он каким-то чудом держался на рее и вязал узлы на мокрых снастях! Другие ребята едва справлялись, срывали ногти до крови, пока крепили мокрые паруса… Словно кто-то давал Роберто силу. И глаза его сияли, будто он был не в море на волосок от гибели, а у себя дома… Хотя где его дом – кто знает. Очень может быть, что в преисподней, – проворчал Таддео.
– Так что же там с морской девой? – опять напомнил Франческо. – Она позвала его в конце концов?
– Не знаю, кто кого позвал, – ответил старик и нахмурился. – Но того дня мне никогда не забыть… Мы кое-как пришли в себя после шторма, починили, что смогли, и молили Бога даровать нам добрый путь до земли – второй такой бури нашему «Любимцу Фортуны» было не выдержать… И вдруг ветер почти стих, и море покрыл туман – такой густой, что с кормы было не разглядеть бака[5]. Мы шли самым тихим ходом – ничего хуже нет, чем столкнуться в таком дьявольском тумане с другим кораблём… Тишина стояла гробовая, только на баке через равные промежутки бил колокол… Так прошло два долгих дня. А на третий в этой тишине мы услышали пение! Пели женские голоса неземной красоты. Мы бросились к бортам, пытаясь разглядеть, кто поёт, – но в тумане ничего не было видно, а голоса лились словно бы отовсюду, со всех сторон! Некоторые решили, что мы сами не заметили, как угодили на тот свет. А кто-то сказал, что это морские девы поют… Боцман принялся ругать туман. Его ругань нас отрезвила… Пение вскоре стихло. Из всей команды только Роберто не удивился. Он сидел у мачты и сплеснивал[6] верёвку. Слушал, поглядывал на море и улыбался, как будто хорошо знал эту песню.
– И что было дальше? – спросил Марко сиплым голосом и глотнул вина.
Все слушали затаив дыхание.
– Пошли дальше… Ветер стал усиливаться. Мы надеялись к утру выйти из проклятого тумана на простор. Я отстоял ночную вахту и лёг спать. И вдруг проснулся, словно меня ткнули кулаком в бок. Посмотрел и увидел, что койка Роберто пуста и мешка с его вещами нет в кубрике! Я тихо поднялся на палубу, но не увидел его. Его не было нигде на корабле. Исчез, как в воду канул! И никто ничего не слышал! А наутро вахтенные рассказали, что вроде бы видели в море очень красивую женщину с длинными волосами. Она мелькнула в волнах и исчезла в тумане. Видать, этот Роберто прыгнул к ней, и она забрала его к себе навсегда.
Я заметил:
– Но зачем он тогда собрался заранее? Зачем взял с собой вещи?
– Да, действительно! – удивлённо кивнул Марко.
– Не знаю, – покачал головой Таддео. – Мы тоже ломали голову над этим. Решили, что он просто был не в себе. Правильно его звали Паццо! Корабельный священник не велел молиться за самоубийцу… А с тех пор, как Роберто Марино исчез с корабля, странности прекратились. Больше не было ни таких ужасных штормов, ни туманов, ни морских дев. Это всё его проделки, я уверен!
