– Значит, можно хоть десятилетний труп поднять свеженьким, да? Значит, вот почему они не воняли. Значит…

Маг глухо застонал и стал покачиваться взад-вперед.

– Во дурачье, – негромко сказал потолку Гасталла.

– Но мы же писали в Школу! – вскричал Аяс, отняв от лица ладони. – Писали про мертвягу весной, а потом просили помощи, дважды: первый раз – наутро после тех похорон, а второе письмо я отправлял дней пятнадцать тому – считай, с последним голубем, заводчики-то тоже поразбежались, а я…

– Быть может, голуби не долетали? – предположил Дорал. – Теперь вокруг такое творится!

Гласник замотал головой.

– Ответы из Школы приходили. Такие же бесполезные, как первый: дескать, сидите, бдите, действуйте по предписаниям, уповайте на Божиню. А на Божиню, магистр, мы как-то уж не очень уповаем после той ночи, когда из божемольни мертвяки полезли!

– Из божемольни?!

– Ну да! В тот день, когда государева дядьку на погост везли, – люди-то еле ноги оттуда поуносили, звери ж за ними гнались всю дорогу! Считай, вся стража там полегла, что была с ними, они животных задержать пытались. А на воротах тоже заминка вышла, пока сообразили, что к чему, – в общем, звери и в городе побезобразничать успели. И, магистр, вот еще, – Аяс сцепил пальцы, сильно сжал руки, – Мэггон тоже там погиб, у ворот.

Дорал на вздох прикрыл глаза. Он с самого начала подозревал, что не просто так в городе остался только Аяс, младший из магов. Что не все столичные гласники выжили. Но чтобы Мэггон дал убить себя какой-то вшивой шавке? Серьезный, сильный маг, пусть и несколько самоуверенный, как большинство эльфов с эллорскими корнями…

Сколько раз за последние два-три года Доралу приходилось слышать о гибели выпускников Школы, которых он обучал оборонной магии? Сколько раз они погибали вот так, как Мэггон, в числе первых, выполняя свое маговское назначение – спасать людей от напасти? И каждая такая весть для Дорала была болезненным ударом и немым укором: может быть, это твоя вина, магистр? Может быть, ты недостаточно хорошо научил его обороняться?

Аяс, помолчав, заговорил снова, чуть громче:

– А государь в тот же день, не дожидаясь утра, со своим сопровождением через южные ворота утек… ну выехал, значит. Бросил нас тут как есть, магистр! В городе такая неразбериха началась – не знаешь, за что и хвататься, никто не понимает ничего, никто ни за что не в ответе, все перепуганные, бегают! Ну а тела людей, которых звери в городе порвали, мы отнесли в божемольню на ночные молебства, все как полагается.

– А зверей забитых куда дели?

– Выкинули в ров. Той ночью, магистр, мало кто спал в городе, все напуганные были, ждали, что новая пакость приключится. И нá тебе – не обманулись! Потому как в полночь, магистр, мертвые восстали! Те покойники, что в божемольню на молебства были отправлены, – они все разом встали да пошли! Жрец придурошный от них во двор выскочил, ромашку поджег да давай отмахиваться!

Гасталла расхохотался, но быстро умолк под двумя сердитыми взглядами.

– И что жрец?

– Да что… Стражники прибежали, упокоили мертвяг, так что жрец живой остался, только глаз у него дергался потом. Жуть какая, представляете? Эти мертвяки – они ж все были нашими горожанами еще вечером! И Мэггон тоже был там, он тоже стал мертвягой, вы понимаете?

Дорал скупо кивнул.

– Ну, значит, стражники их всех порешили, у стражников руки не дрогнули, хвала Божине. А люди-то перепуганные набежали, поглядели на это дело, да как всколыхнулись! Поперед стражи с дубьем и факелами бежали по улицам, с дурных глаз столько собак во дворах положили! И, едва рассвело, люди тикать начали, тоже через южные ворота. Знаете, они и до того были взбаламученные, в последний год много худых слухов ходило: что наш край погибает и что зараза идет от дриад, а поскольку Арканат – один из ближних городов к дриадскому краю, то все мы тут вымрем первыми и надо тикать. Малоумные, как им положено, голосили – все про голод, болезни и безумие, и что мертвые восстанут как живые, и что будет это великое знамение о гибели города. Ну, эти перерожденные – они не то чтобы как живые прям встали, но люди-то все равно про эти пророчества сразу вспомнили. Часть горожан увел тот жрец, который ромашкой на мертвяг махал. Если покойники оживают, сказал, – значит сама Божиня упреждает всех людей, и что теперь он со своими последователями обязан посетить все шесть краев Идориса и принести туда скорбную весть. И слухи, видать, разошлись, да такие, что даже селяне с продуктами в город ездить перестали, тракты как вымерли. Словом, магистр, горожане все уезжали и уезжали, а в городе пустее да тише становилось. Раза три прибывали-таки обозы с едой, мы ее выкупали, пока было что взамен предложить, а последний от ворот развернулся и уехал.

– А звери что?

Аяс поежился.

– Приходят иногда. Днем. Стражники их отстреливают со стен, если близко подбираются, а они все равно приходят.

– Значит, вы тут заняли оборону, забившись в лекарню, и сидели ждали, что кто-нибудь приедет вас спасать, – презрительно подвел итог Гасталла.

Гласник зыркнул на некроманта исподлобья.

– Мы думали, вот-вот прибудет кто-то, кто знает больше нашего. Нам отсюда-то совсем ничего не видать! А покидать город старшина стражи запретил всем, кому голова дорога. Третьего дня приходили наемники, десяток орков и гномов, а с ними два эльфа-мага. Предложили избавить погост от мертвяг, а как узнали, что самая трудность не в них, а в зверях, так захохотали – мол, совсем мы тут подурели, какие-то волки целый город разогнали. Но только как пошли они на погост, эти наемники – так ни слуху ни духу от них. А старшина стражи у нас не дурак, наперед им ни медяка не заплатил. Так что…

– А с Борием-то что? – спросил Дорал, так и не понявший, куда девался второй столичный гласник.

– А он уехал с одним из обозов, магистр, целый ремесленный квартал решился в Кали перебраться, где посуду делают. Вы скажете – да кому по нынешним временам нужна посуда, – зачастил он, хотя Дорал ничего такого не говорил, – но все-таки с ними, с ремесленниками, в одном не поспоришь: в столице теперь так и сяк не стало работы, а там, в Кали, может, и удастся устроиться. Так Борий с ними отправился, тут-то, в городе, на тот вздох народу мало осталось, а уезжали сотни человек из ремесленного квартала, детишек много, баб – ну как их одних отпустишь, до Кали-то сколько переходов мимо трольих лесов… И после того Арканат уже полностью опустел. Только несколько семейств сюда приехало из сел – ну, как раз те, что хворые теперь лежат. И так вышло, что почти все перебрались в лекарню из своих домов. Вместе, конечно, тесно, но все-таки веселей и безопасней, да к тому же южный берег города, подальше от… Ну и старшина стражи оборону тут устроил, вы видели, а еще, магистр, он велел всем, кто в лекарне помирает от синей смерти, головы отрубать и хоронить их сразу же, во дворике, без ночных молебств. Оно, быть может, Божине неугодно, да и не по-человечески с мертвыми так обходиться, но все ж спокойней получается, когда знаешь, что он не восстанет и не попрет на тебя. Вот так мы тут и устроились в ожидании помощи, – гласник сердито зыркнул на Гасталлу, – потому как больше ждать нам нечего. Стража стоит на всех воротах, в кой-каких домах еще люди остались. Приходят сюда за едой, склады-то прям напротив лекарни, нам удобно опять же. Правда, еды там и было немного, а осталось и того меньше, а еще старшина стражи говорит, что скоро сюда потянется лихой люд на разграбление города, вот только пошире слухи разойдутся – и попрут разбойники, их развелось ведь нынче, а тут целая столица – никакие волки их не остановят, придут и растащат все по камушку!

– Значит, до той ночи трупы в городской божемольне не оживали, – заключил Гасталла.

Аяс на вздох запнулся.

– Ну да. Только в городской божемольне до той ночи мертвых и не было. При южном погосте отдельная божемоленка построена, туда покойников привозили на ночные молебства, а кто-нибудь из жрецов с ними оставался. У нас тут столица, а не деревня какая-нибудь! Народу тьма, божемольня всем нужна, а не только покойникам! А в тот день, когда все случилось, жрецы уперлись, не захотели за ворота выходить, да и других людей, которые желали бы нос из города высунуть, что-то не нашлось. Так что…