– У меня всегда есть работа.
– Как и у меня, – выпалила она, проходя мимо меня к песку на ступеньках, который сейчас был для нее важнее. Я даже не был виноват в этом. Я не говорил им вытряхивать песок из обувь там. Господи.
Я ушел, пока сам не разозлился. Она бесилась из-за пустяка, вела себя, как избалованный подросток, просто потому, что я был рад отъезду ее подруги. По-моему, это глупо.
– Ты повел их есть мороженое, чтобы отпраздновать отъезд Ми. Это ненормально, Пэкстон. Она моя подруга. Единственная подруга. Ты самый неучитвый человек из всех, кого я знаю.
Я хотел сказал, что она еще не встречала моего отца, но остановился, зная что это будет неправильно. Хоть и правда. Его не интересовали чувства других, но сейчас не лучшее время разглашать эту информацию.
– Прости, но я не могу лгать и говорить, что меня это не радует.
Выражение ее лица и боль в глазах заставили меня сменить тон. Господи. Почему она стала так часто плакать? Раньше Габриэлла не плакала.
– Она моя единственная подруга, Пэкстон. Она нужна мне. Нравится тебе это или нет. Ми – единственная причина, почему я тут, почему мы все еще вместе. Ни одна другая женщина в мире не станет мириться с тобой и твоими поступками.
Это вывело меня из себя. Я месяцами из кожи вон лез, чтобы искупить перед ней свою вину. Эти укоры с ее стороны каждый раз, когда она злится, были оскорбительны. Я не мог изменить прошлое. Я никаким образом не мог вернуть время вспять, и от постоянных напоминаний об этом лучше не становилось.
– Мы уже говорим не только о мороженом? Хочешь поругаться из-за такой мелочи? То, что мне не нравится твоя подруга, Габриэлла, это нормально. Это мое право, и ты не может так вести себя из-за таких пустяков.
– Да, ты прав. Иди работай, или что ты там делаешь в кабинете весь вечер.
– Что это значит? Дверь всегда открыта, и я всегда работаю.
– Ага, и ты...
Веник, которым она с яростью выметала песок на улицу, внезапно остановился.
– Это мистер Джандт? Учитель Роуэн?
Я вышел на улицу, глядя в сторону соседнего дома, молодого учителя и агента по недвижимости. Прекрасно. Он мне тоже не нравился. Габриэлла села на первую ступеньку, я сел рядом, и мы смотрели, как агент показывает учителю Роуэн дом.
– Он мне нравится. Надеюсь, он его купит, – высказалась Габриэлла, и я солгал ей в ответ.
– Да, он кажется нормальным. – На самом деле, я считал иначе. Он растяпа, юный музыкант, который не впишется в наш район. Хотя это уже не имело значения. Когда-то я думал, что у нас все хорошо. Что Габриэлла нашла общий язык с другими девушками. Но в то же время, у нее не было другого выбора, хоть она и пыталась бороться с этим всеми силами. После аварии, ей наши соседи нравиться перестали, и я ничего не мог с этим поделать. Ничего. Да и не хотел уже.
– Это бестактный поступок, Пэкс. И когда ты уже поймешь, что дети не умеют держать язык за зубами? Им нельзя открывать секреты.
– В том то и дело. Я ничего им не говорил. То есть, говорил, но не это. Я сказал только, что мне сообщили хорошие новости, и мы должны отпраздновать их мороженым.
– Этого достаточно. Не знаю, что буду делать без Ми. Я люблю ее.
Я взял ее руку в свою и поцеловал ее, чувствуя себя мудаком. Конечно, для нее эта ситуация была тяжелой. Какой же я идиот.
– Когда она уезжает? – спросил я, наблюдая, как молодой учитель и агент заходят в дом.
– Ник хочет уехать до рождества.
Я не подал виду и не произнес ни звука. До рождества оставалось четыре месяца. Зачем беспокоиться о чем-то, что еще не случилось? Ох уж эта женщина...
Крик Офелии не дал мне произнести что-то еще, что могло бы обидеть ее.
– Пап, что-то сломало туалет. Быстрее! Все льется на пол.
Фи не лгала. Вода вытекала из-под ободка туалета, и посреди этого фонтана плавал большой комок бумаги.
– Что я говорил тебе об использовании такого количества туалетки? У тебя попа и то меньше. Прекрати, – отчитал ее я, пытаясь прочистить засор. Какой беспорядок.
Я повернулся к Фи, чтобы попросить ее принести швабру, но на ее месте стояла Габриэлла. Со шваброй в руке.
– Она ушла. Расплакалась из-за тебя.
– Господи. Я не выживу с ними.
– Ты накричал на нее. Чего еще ты ожидал? – спросила Габриэлла осуждающим тоном, убирая беспорядок, который оставила после себя Фи. Был бы это первый раз, я не стал бы злиться. Но это уже пятый случай.
– Я поработаю немного. Уложи их спать, – сказал я, обойдя ее. Мне позарез нужно было сбежать на время от женского пола. Господи.
Но моей решимости хватило ровно до того момента, как я увидел Офелию, прижавшуюся лицом к стене возле двери в мой кабинет. Она явно требовала к себе внимания. Девочки...
Я поднял ее и перенес через порог. Расположившись на стуле, посадил ее к себе на колени и вывел компьютер из спящего режима. Она вздыхала у меня на груди, будто была при смерти; рыдала так, словно я избил ее до полусмерти.
– Прекрати. Не нужно плакать, просто не используй столько туалетной бумаги, – обратился я к ней, поглаживая ее волосы и спину.
Она успокоилась, когда я разрешил ей помочь мне с 3D дизайном летней кухни, которую мне заказали. Слава Богу. Двадцать минут спустя ей стало скучно, и она пошла купаться. Я следил за ними из кабинета, слушая перепалки и качая головой. В доме Пирсов не было ни одной скучной минуты. Даже, когда они ложились спать.
Габриэлла все еще дулась, когда заглянула ко мне перед душем.
– Они ждут тебя. Я наверх, – сказала она, стоя в дверях. Она не стала заходить, как делала это обычно.
– Я скоро поднимусь, как только пожелаю спокойной ночи бесятам.
– Они не бесята, и можешь не торопиться. Я устала.
Я смотрел на нее своим старым взглядом через сощуренные глаза, желая запугать ее и заставить принять мое мнение, но это не сработало. Она постучала пальцами по двери, развернулась и ушла. Меня мгновенно охватило чувство злости, как и в других случаях. Я ненавидел, когда она игнорировала меня, уходя таким образом. Кем она себя возомнила? Но потом... я вспомнил, что она не знала, кем она была, сейчас же она - сильная, незнакомая Габриэлла, в которую я был влюблен, а не та слабая, которая смотрела в пол, стоя передо мной.
– Они те еще бесята, – проговорил я себе нод нос, отпуская злость и переводя внимание на экран монитора. Ладно. Она хотела, чтобы я работал, а не был рядом с ней, ну что ж, пусть будет так, как она хочет. Мне это не наносило никакого вреда, только ей.
Я придерживался такого мнения, пока желал детям спокойной ночи, но когда вернулся в кабинет, погрузиться в работу мне не удалось. Моя жена была расстроенна из-за меня, и впервые за все время нашего брака мне было не все равно.
Шестеренки в моей голове крутились, как бешенные, пока я пытался придумать, что бы хорошего ей сделать, что-то, что можно взять с собой наверх в качестве подношения для примирения. Единственное, что пришло мне в голову: одна желтая роза, которая расцвела по неизвестной мне причине, и коктейль. Я постарался смешать коктейль, который ей должен был понравиться, и вышел во двор, чтобы срезать одинокую розу.
Поднимаясь наверх, я думал, как бы осчастливить ее, возможно, даже с помощью языка. Три или четыре оргазма должны ослабить ее обиду. Взяв розу в зубы, я тихонько открыл дверь, ожидая увидеть ее в ванной с лавандовой пеной. Она была в пене, но не в ванной. Она стояла возле зеркала, повернувшись к нему боком, прикрывая руками живот. Это смутило меня, и адреналин наполнил мое тело.
– Габриэлла?
Она подпрыгнула и схватила полотенце.
– Господи, хватит пугать меня.
– Что ты делаешь?
– Ничего, собираюсь почитать перед сном. Что ты делаешь?
– Почему ты это делала? Почему стояла боком перед зеркалом с руками на животе? Почему, Габриэлла?
Она обернулась в полотенце и попробовала обойти меня. Ну нет. Я не дам ей уйти. Последний раз, когда она так делала, я наблюдал за ней, беременной Офелией, через экран моего компьютера. Неужели... Нет, это невозможно.