И пока христианское воинство боролось с досадными задержками, закономерными для первого дня похода, то и дело возникавшими по вине неумелых погонщиков и неопытных животных, Рожер неотступно думал о крахе своей семейной жизни. Разрыв с Анной был горек сам по себе, но еще тяжелее оказался удар, нанесенный его гордости. Бесконечно прокручивая в мозгу последние слова Роберта и Анны, Рожер понял, что потерял остатки самоуважения. Он действительно был никудышным рыцарем, слишком малодушным, чтобы завоевать лен даже в этой захваченной пилигримами огромной новой стране, и, следовательно, заслужил все то, что с ним случилось. Если бы только он внял совету Анны и открыто перешел на службу к графу Тарентскому! Клятва, данная в Нормандии, больше двух лет назад, за тысячи миль отсюда, в совершенно других условиях, ничего не значила: присягая герцогу Роберту, он еще не знал, сколь нерешителен этот вождь. Казалось, больше никто не придает значения тщательному соблюдению формальностей, которое стоило ему жены… Но туг он вспомнил слова отца: граф Гарольд потерял трон и жизнь, потому что оказался клятвопреступником. В это свято верила вся Англия. Что же оставалось делать ему, Рожеру? Ведь, кроме чувства рыцарской чести, существовало и такое понятие, как Божий гнев. А потом его кольнула другая мысль. Очень плохо, что его жена открыто ушла из дому к более достойному и процветающему человеку, но все могло сложиться еще хуже. Что было бы, если бы неверная Анна продолжала жить с ним под одной крышей? Пока он мерз и голодал в Кладбищенском замке, она принимала у себя кузена Роберта. И он, как последний идиот, просил кузена присмотреть за Анной! Ах, как, верно, они потешались над ним, когда он день и ночь рисковал жизнью, зарабатывая гроши, чтобы ублажить ее грешное тело! Он принялся вспоминать месяцы изнурительной осады, начавшейся в октябре 1097 года, и понял, что каждый раз, когда он уходил на долгое дежурство, эта преступная пара проводила время, предаваясь плотским утехам. А он-то был уверен, что кузену можно доверить свою честь, поскольку звание рогоносца опозорило бы не только Рожера, но и весь род! Теперь он видел, что эта история ничуть не повредила репутации Роберта в глазах тех, чье мнение кузен ценил. Одно дело — принадлежать к роду глупцов, не умеющих удержать собственных жен, и совсем другое — самому быть дерзким и удачливым похитителем женщин. Ах, как уважают таких людей бандиты и развратники — трижды проклятые, бессовестные разбойники, итальянские норманны! Он вспомнил и то, как Роберт в последний раз появился у них дома, когда Анна и Рожер поссорились из-за присяги герцогу. Теперь все предстало перед ним в истинном свете. Вот почему кузен принарядился, вот почему Анна так громко пела балладу: она хотела, чтобы он услышал из-за двери, какая печальная судьба уготована любовнику, когда муж неожиданно остается дома. Это была песня-пароль, песня-предупреждение! Но их связь тогда так и не обнаружилась, и они были счастливы, занимаясь любовью у него за спиной, а Роберт еще и уговаривал его остаться в Антиохии и стать вассалом князя. Как нагло они смотрели ему в глаза, когда он заявил, что примет участие в новой кампании… Поистине, он был самым слепым дураком во всем христианском мире! Труверам следовало бы сложить смешную песню о его глупости и петь ее до окончания века! Рожер громко выругался и стиснул зубы, подумав о том, как над ним будут смеяться в кварталах итальянских норманнов. Зачем он принял участие в этом идиотском паломничестве? Что хорошего вышло из его приезда сюда? Когда начались настоящие испытания и беспомощный Гуго, рухнув с коня, смотрел на него под Дорилеем, он отпраздновал труса и бросил в беде товарища-христианина. Второстепенная роль, которую он сыграл во взятии Антиохии, передав донесение от предателя, оказалась скорее трагической, потому что бескровный захват города спровоцировал распри среди паломников и отсрочил продолжение похода на шесть с лишним месяцев. Теперь, когда он станет посмешищем всего войска, его шансы получить лен равны нулю. Он — трусливый воин и плохой муж, не сумевший добиться уважения даже у собственной жены!
Необычная суматоха прервала ход его мрачных мыслей. Наконец-то они решили остановиться на обед, и погонщики принялись сгонять с дороги артачившихся вьючных животных. Арьергард прошел вперед к полевым кухням герцога; Рожер слез с коня — позор! рыцарю да ехать на такой скотине — и принялся разминать онемевшее тело. Верный Фома, безошибочно находивший своего хозяина в любой толпе, подошел, ведя лошадь в поводу. Поскольку все животные устали, было объявлено, что сегодня войско здесь и остановится. Рожер с наслаждением снял доспехи и пошел взглянуть, чем их сегодня кормят.
Было еще совсем не поздно, и после обычного обеда, состоявшего из непонятного мясного варева и куска черствого хлеба, он отошел подальше от остальных и уселся на валуне. Юноша чувствовал себя усталым — тут и ранний подъем, и вчерашние события, но неотвязные мысли не давали ему погрузиться в дремоту. Так он просидел около часа, как вдруг к нему подошел отец Ив.
— Спаси вас Господь, сын мой, — сказал он, спокойно садясь рядом. — Я слышал о постигшем вас горе. Ваша жена совершила мерзкий и тяжкий грех, но не следует принимать это слишком близко к сердцу.
— Оставьте меня с миром, отец мой, — огрызнулся Рожер. Он не мог спокойно говорить о постигшей его катастрофе, со времени которой не прошло еще и суток.
— А в мире ли вы, чадо мое? — с приличествующей его сану улыбкой спросил священник. — Если да, то я умолкаю, но если вы испытываете неприязнь к соседям и ко мне, я должен попытаться утешить вас.
— Конечно, милость Божья на меня не снизошла, — раздраженно ответил Рожер. — Но я и не рассчитываю, что мне сию же минуту отпустят грехи, и ненавижу Анну, ненавижу ее любовника и мечтаю о том, чтобы их пожрала геенна огненная за то, что они со мной сделали. И они-таки попадут туда! Не уговаривайте меня простить их, или я прогоню вас.
— Мне очень жаль видеть вас в таком состоянии духа, — продолжал священник, не обращая внимания на попытки Рожера прервать его. — Прощение — это самое важное и самое трудное из всего, что есть в христианстве. Как и все паломники, вы ежедневно подвергаетесь опасности умереть, но я должен уберечь вас от геенны огненной. Задумайтесь о дальнейшей судьбе этих несчастных грешников. Сходясь без Божьего благословения, религиозные мужчины и женщины лишаются чести и оскверняют свои души. Попытайтесь пожалеть их. Быть может, вам станет легче, если вы представите себе их нынешнее положение. У госпожи Анны нет своего состояния, и ей придется довольствоваться тем, что будет давать мессир Роберт, а она должна будет всячески угождать этому весьма непостоянному и любвеобильному молодому человеку. Ей лет двадцать, верно? Значит, юность ее уже прошла, а старость будет очень несчастной. А что ждет самого мессира Роберта? Греховная гордыня заставила его связать свою жизнь с женщиной, о которой он знает только одно: она бросила законного супруга. Он не сможет ни на минуту доверять ей. Каждый раз, выезжая из цитадели, он будет гадать, чем она занимается за его спиной. И всегда, опуская копье и готовясь атаковать неверного, он будет вспоминать, что совершил смертный грех и что турецкая стрела может в любой момент отправить его прямиком в ад без всякой надежды на спасение. Разве вы не видите, что им хуже, чем вам, и что они заслуживают жалости?
Рожер был слишком измучен, чтобы встать и уйти, а потому покорно слушал все, что ему говорили. Кроме того, он понимал, что священник исполняет свой долг. Но тут он представил себе Анну в старости, потерявшую красоту, окончательно опустившуюся и пошедшую по рукам… Ясно, Роберт не будет хранить ей верность всю свою жизнь. С самим Робертом было сложнее: он никогда не замечал, чтобы рыцари береглись риска, опасаясь возмездия за смертный грех. Отец Ив ждал ответа, и юноша стряхнул с себя оцепенение.
— Когда вы так говорите, отец мой, я вижу, что Анну действительно стоит пожалеть. Хорошо, я согласен пожалеть ее, раз вы так хотите. Может быть, со временем презрение и жалость помогут мне простить ее. Но Роберта жалеть не за что. Он завоевал прекрасную женщину, которую бросит, как только она ему надоест, да он просто счастливчик. Я ненавижу этого бесчестного соблазнителя. Что бы вы ни говорили, я не смогу простить его. Так что даже и не пытайтесь отпустить мне грехи.
