Обязанности у них были простые и необременительные. Когда подходил караван со стороны Евфрата, он проводил в форте ночь; наутро дюжина арбалетчиков, сидя на вьючных животных, проделывала с ними девятимильный переход до Гаренца и пешком возвращалась обратно. Один из рыцарей командовал эскортом (обычно это была обязанность Рожера), а второй в это время скучал, гулял и занимался физическими упражнениями. Роберт был тактичен и неназойлив, но Рожера удивляло и слегка раздражало, что им командует один человек. До сих пор он подчинялся глашатаям, которые, передавали приказы герцога, и приказы эти касались всех нормандских паломников сразу. Поэтому он смущался, когда кузен, приятно улыбаясь, говорил ему, в котором часу следует выйти в поход и вернуться обратно.
С другой стороны, Анна была чрезвычайно довольна. Ей приходилось выполнять обязанности хозяйки замка, поскольку она была здесь единственной дамой, и Анна целыми днями с удовольствием проверяла состояние жилых помещений и колодца, распределяла продукты и раздавала лекарства. Казалось, она ничуть не скучала по обществу других благородных дам и хорошо ладила с женами арбалетчиков, хотя многие из них были бесстыжими, грязными и глупыми тварями. Из этого Рожер сделал вывод, что в Провансе нет такой разницы между высшими и низшими классами, а посему жене нечего делать в недавно завоеванной Англии, где господствует строгое разделение на касты.
Жизнь здесь была здоровая и простая, но Рожеру приходилось массу времени проводить в разъездах, и он постепенно отдалялся от жены. В этом не было его вины. Он не разделял увлечения Анны домашним хозяйством, а наедине с Робертом она оставалась так часто, что у них завелись общие шутки и воспоминания, в которых Рожеру места не оставалось. Но она все же была его женой, а Роберт— кузеном, оба они были благородны, заслуживали доверия и никогда не опустились бы до мелкой интрижки.
Стоял солнечный, свежий октябрьский день. Купцов не было, и рыцари развлекались тем, что, выйдя за стены, стреляли в куропаток из взятых взаймы арбалетов, потому что земля была слишком каменистой, чтобы гоняться за птицами верхом. Возвратившись домой, они обнаружили в замке караван, прибывший из Гаренца. Сопровождавшие его арбалетчики, прежде чем разойтись по своим палаткам, успели сообщить им последнюю новость: Адемар, епископ Пюиский, папский легат в этом паломничестве, внезапно скончался от чумы. После ужина они обсуждали скорбную весть и гадали, как это может повлиять на планы пилигримов. Анна нашла самые подходящие слова:
— Он был хороший человек, раз оставил свое уютное и безопасное епископство ради покорения земель неверных, вот и умер он далеко от дома. Упокой Господь его душу! Пришлет ли папа другого легата, чтобы управлять нами? Как ты думаешь, мессир Роберт?
— Да, это печально, — со снисходительной улыбкой согласился Роберт. — Но бедняга не был полководцем, и войско ничуть не пострадало бы, если бы его и вовсе не было. Вопрос в другом: нужен ли нам легат вообще? Лучшего предводителя, чем князь Боэмунд, нам не найти, епископ для этой роли не годится, а кто будет править страной, решит совет, назначенный на день Всех Святых.
— Этот-то вопрос теперь решить легко, — быстро отозвался Рожер, — когда итальянские норманны захватили все здешние замки и большую часть городской стены. Если вы не пожадничаете и оставите в покое графа Балдуина в Эдессе и графа Тулузского в верховьях Оронта, никто не тронет ваше графство, княжество или как там вы его называете. Но неужели совет в день Всех Святых больше ничего не решит? Герцог Нормандский, похоже, уезжать не собирается, и я думаю, они вынашивают планы следующей зимней кампании.
— Зачем нам еще одна кампания? — спросила Анна. — Разве мы не сделали все, что от нас требовалось? Восточные христиане теперь в безопасности, мы отвоевали у неверных сотни миль и множество городов. Сейчас нужна просто торжественная встреча с раздачей пергаментов, скрепленных сургучными печатями, удостоверяющих наше право на владение этими землями.
— Ты забыла, что ни у кого из нас этих земель и в помине нет, — заявил Рожер, отметив про себя, как спелись эти двое. — Ты, кузен, конечно, рассчитываешь, что граф Боэмунд, получив во владение княжество, отдаст тебе либо этот замок, либо какой-нибудь другой. А как быть мне и прочим безземельным рыцарям? Если мы стремимся обезопасить от неверных весь Восток, придется завоевывать столько земель, чтобы хватило на целое королевство. И раз мы зашли так далеко, было бы жаль оставлять в руках неверных Иерусалим.
— Что ты пристал с этим Иерусалимом? — злобно фыркнул Роберт. — Мы пришли сюда, чтобы избавить от угнетения восточных христиан, и добились своего. Вокруг лежат богатые, плодородные земли, в горах достаточно прохладно, чтобы проводить там лето. А на юге, говорят, сплошные пустыни, и жара там такая, что наши кони ее не выдержат. Если уж тебе приспичило завоевывать новые земли и создавать королевство, так вся Византийская империя к твоим услугам!
— Нет, так не пойдет! — заявил Рожер с твердостью, удивившей его самого. — Пока нам удавалось избегать открытой войны с греками, хотя временами до нее было рукой подать.
— Зато теперь ее не избежать! — выкрикнул Роберт. — Разве ты не слышал, что выкинул граф Раймунд? Ты не знаешь, как он повоевал на юге? Он захватил на побережье Лаодикею и передал ее главнокомандующему греческой армией. Слепому понятно, что Алексей хорошо заплатил ему. И если мы не хотим, чтобы греки взяли нас в клещи, следует готовиться к близкой войне!
— Но это же бред, — возразил Рожер. — Ты что, собираешься воевать со всем миром — и с христианами, и с неверными сразу? Грабят всех подряд только бандиты!
— Все равно этим кончится, пусть хоть сам папа вместо легата начнет править нами, — вставила Анна, видя, что дело идет к ссоре. — Можно приставить по кардиналу к каждому отряду, тогда до смерти папы будет сохраняться относительный мир. А стоит его святейшеству умереть, и начнется война за папский престол!
— Когда наши деды пришли в Италию, они хорошо знали, как выбирают и свергают пап, — со смехом указал Роберт. Он увидел, что Анна встревожилась, решил не наживать себе врага в лице ее мужа и продолжал как можно спокойнее и убедительнее, как принято разговаривать в цивилизованном обществе: — Знаешь, Рожер, мы уже сделали больше того, на что можно было надеяться. Не могу не согласиться с тобой: это действительно было чудо. Мы с боем пробивались от Адриатики до самого Оронта, и всегда в последний момент, когда дела становились безнадежными, враги бежали перед нами. Но это не может продолжаться до бесконечности. За последние восемнадцать месяцев в войске не было серьезных стычек, если не считать давнего столкновения в Киликии. Поверил бы ты три года назад, что французы с лотарингцами или аквитанцы с прованцами смогут драться бок о бок в двух долгих и тяжелых кампаниях? Но все это в прошлом. Чем дольше представители разных народов живут бок о бок, тем больше ненавидят друг друга, пусть даже они союзники. Такова человеческая натура, и с этим ничего не поделаешь. Паломничество сыграло свою роль, и волей-неволей придется разделиться, пока мы, христиане, не подняли меч на своих собратьев.
Увидев, что кузен старается сохранить дружелюбный и разумный тон, Рожер тоже успокоился.
— Конечно, провансальцы могут отправляться домой — у их графа и в Европе земли много. И вы, апулийцы, завоевали здесь вполне достаточно. Но у вас на уме другое. Вы с вашим графом нацелились на христианские земли к северу и западу вместо того, чтобы идти в Иерусалим и покорять новые страны неверных. Однако не нам решать. Совет вождей в день Всех Святых обсудит, что делать дальше. А мы пока поживем в этом маленьком замке, где я служу у тебя под началом. Давай не будем спорить о будущем. Просто сохраним верность нашим сеньорам и, когда придет время, последуем за ними.
И они как ни в чем не бывало завели разговор о планах на следующий день, жалуясь на недостаток провианта.
