На рассвете они прослушали мессу, а затем обвенчались в палатке, служившей герцогу домашней церковью. Роль посажёного отца — графа Раймунда — играл присланный от его имени тулузский рыцарь, а когда пришло время выкупать невесту золотом и серебром, Рожер проявил неслыханную щедрость, отдав все, что у него было. Герцог Нормандский на церемонии отсутствовал, так как не любил рано вставать и частенько слушал утреннюю мессу, нежась под одеялом. Однако он заплатил священнику за совершение обряда и сделал жениху поистине королевский подарок, вручив ему трофейного турецкого коня, который, конечно, не годился в качестве боевого скакуна, но зато был незаменим во время похода. К этому времени лошадь стоила целое состояние, и столь щедрый дар еще раз подтвердил, что герцог как был мотом и транжирой, так им и остался. Во время венчания Рожер был облачен в полные доспехи, поскольку другой приличной одежды у него не было. Анна надела лучшее платье винно-красного цвета, туго облегавшее ее фигуру, и госпожа Алиса ввела невесту, выражая все соответствовавшие торжественному моменту чувства. Сразу после завтрака войско двинулось в путь, и Рожер на своем походном коне наконец-то присоединился к колонне нормандцев.
Ужинали они за столом герцога, заняв самое почетное место среди рыцарей, сразу за баронами; герцог был в хорошем настроении и прислал им большую чашу вина, или «кубок любви», который новобрачным полагалось осушить вместе. Это была обычная на свадьбах не слишком пристойная шутка и серьезное испытание для юных невест, но Анна была вдовой и не стала отказываться, хотя Рожер вспыхнул от смущения. Герцог произнес речь, пожелав молодым удачи и успешного преодоления походных трудностей. Брачную ночь они провели в фургоне, и впервые со дня отъезда из Англии Рожер спал мирным, блаженным сном.
На следующее утро, по заведенному обычаю, ему прислуживал арбалетчик, а госпожа Алиса подкрепила силы новобрачных чашей подогретого вина. Войско продолжало идти через бесконечные холмы, и, когда позволяла узкая дорога, Рожер ехал рядом с фургоном. Он давно уже не ходил ни в разведку, ни за фуражом. В этом не было нужды: греческие и армянские города сами изгоняли турецкие гарнизоны при первых слухах о приближении паломников и охотно снабжали пилигримов провиантом. Казалось, здесь, в Киликии, местные жители радуются не столько своему освобождению, сколько тому, что рыцари вскоре вернутся, поселятся здесь и будут защищать их от врагов. Счастливый Рожер скакал рядом со своим домом на колесах, а арбалетчики карабкались по холмам, не требуя особого присмотра.
Разговаривать на ходу из-за скрипа колес было невозможно, но вечером они вновь принялись обсуждать туманное будущее, на которое у Анны были свои виды.
— Рожер, милый, не слишком ли серьезно ты относишься к своим клятвам? В мире, где нам придется жить, им не придают большого значения. Разве данного всеми нами обещания жить дружно с другими паломниками недостаточно? Лотарингцы и итальянцы чуть не передрались между собой в Мамистре. Конечно, это очень плохо, но Танкреду и Балдуину Лотарингскому нужны собственные графства, и люди их не осуждают, а, наоборот, восхищаются их мужеством. Твой герцог очень мил, но он ведь не добился особых успехов, правда? Его можно считать безземельным, потому что он никогда не свергнет с престола своего брата. А ты, мой дорогой, так и останешься его безземельным вассалом. Ты поклялся служить ему во время похода, но теперь, когда даже рыцари первого ранга собираются поселиться в этой стране, разве нельзя считать паломничество оконченным? Ты должен позаботиться о семье, а под началом другого вождя это будет легче.
— Моя милая, — мягко, но недовольно возразил Рожер, — клятва верности так же свята, как брачные узы. Что женщина понимает в рыцарском долге? Я согласен, граф Танкред — отважный воин, но все эти итальянские норманны — просто как буйная шайка пиратов и клятвопреступников, с которыми не управился бы и сам великий Вильгельм Завоеватель. В Англии принято соблюдать клятвы. Мы бы никогда не захватили эту страну без милости божьей, а она была нам дарована лишь потому, что граф Гарольд оказался клятвопреступником. Давай не будем больше говорить об этом: герцог останется моим сеньором, поскольку я добровольно присягнул ему.
— Хорошо, дорогой. С моей стороны было глупо затевать спор о том, в чем женщины не разбираются. Расскажи мне лучше о дворцах Италии. Мы из Ломбардии двинулись прямо в Славонию, и я так и не увидела Рима.
Рожер честно пытался описать потрясшие его итальянские города, но ему не хватало слов. Если бы требовалось произвести впечатление на прекрасную даму, может быть, он и попробовал бы напрячь мозги, но Анна уже была его женой, разлучить их могла только смерть, и ухаживать за ней больше не имело смысла. Кроме того, он хотел поскорее лечь в постель… Кончилось тем, что на вторую ночь после свадьбы они поссорились.
После того как войско преодолело выжженную голую степь, в нем воцарился совсем иной дух. Танкред создавал в Киликии собственное графство, а Балдуин Лотарингский пытался сделать то же за Евфратом. Земли эти были достаточно богаты, чтобы содержать рыцарей и знать, и каждому не терпелось урвать свой кусок. Но поход продолжался. Битва при Дорилее состоялась первого июля, а в сентябре перед ними все еще маячили отроги юго-восточных гор. Вдобавок ко всему при перевале через скалистый Антитавр сломалась задняя ось фургона. Это могло обернуться непоправимой бедой, но здесь, в Армении, пилигримов сопровождала толпа купцов, и Рожеру удалось обменять быков и упряжь на пару верховых мулов. Он сам знал, что его бессовестно надули, но времени на торговлю уже не оставалось.
Теперь Анна целый день ехала с ним рядом. Ему это нравилось, но иногда болтовня жены выводила из себя. Она была недовольна его верностью долгу и всячески пыталась переубедить мужа.
Они ехали мимо какого-то городка, притулившегося на склоне горы. Город был совсем крошечный, но вокруг него высились крутые и неприступные стены из византийского известняка. Анна не могла оторвать от него глаз.
— Что за прелесть! — воскликнула она. — А какой купол над церковью! Интересно, сколько здесь живет народу? Видишь островерхую крышу там, в углу? Наверное, это замок их правителя. Богатые отцы были у этих греков, если они могли позволить себе обнести стенами такой крохотный городишко! И зачем его здесь построили? О, я догадываюсь: чтобы следить за дорогой. В Аквитании тоже строят замки у дороги, а проезжие купцы платят сеньору пошлину за ее охрану. Ну, разве не славно было бы получить в лен такой городок? Десять арбалетчиков могли бы охранять замок, а армяне — защищать стены от неверных. За счет пошлин ты мог бы разбогатеть и пойти на службу к греческому императору или какому-нибудь графу из пилигримов по твоему выбору. Давай найдем предлог вернуться и попытаем здесь счастья, когда войско пройдет мимо!
Рожер не прерывал ее. Он сердился, и все попытки сдержаться приводили лишь к тому, что злость в нем накапливалась. Юноша начинал жалеть об одиночестве, которое так долго мучило его среди толпы паломников. Устав от бесконечной болтовни, он испытывал острое желание сказать в ответ какую-нибудь грубость.
— Дорогая, я дал герцогу клятву верности. Люди не всегда выполняют свои обещания; вот и я не стал бы воевать на стороне герцога, если бы тот задумал свергнуть английского короля. Но он щедро одарил меня, и пока я ем хлеб герцога и еду на подаренной им лошади, у меня нет предлога для ухода.
— О да, ты связан обетом, а я не могла бы любить мужа-клятвопреступника… Но городок все равно чудесный, и я надеюсь, что нам достанется такой же. Может, мы сумеем вернуться позже, когда возьмем Антиохию и освободим этих восточных христиан? Скажи мне, что ты о них думаешь. Они не производят впечатление людей, которых хочется защитить.
— Да, ты права. Их не назовешь привлекательными. Они предпочитают платить налоги, а не воевать. Кроме того, я слышал, что они собираются создать платные мировые суды вместо того, чтобы устанавливать вину преступника с помощью открытого суда своих сеньоров. Они не знают, что такое честь. Но они просили помощи, и мы им ее окажем, несмотря ни на что…
