Окрестности Нижнего Тагила. Июнь 1997 года.

– Поднажми! – Гога на заднем сидении аж подпрыгивал от нетерпения. – Сейчас нагоним!

– Отвянь! – сидевший за рулем Прохоров был явно не в настроении. – На такой дороге только и нажимать! Подвеску убьем нафиг! Ты машину чинить будешь? Тогда не лезь!

Джип «гранд чероки» как раз после этих слов будто нарочно подскочил на очередной колдобине. Зубы водителя и двух пассажиров лязгнули почти в унисон.

– Сбавь немного, – распорядился Герасим.

Для двоих «быков» в джипе он был бригадиром, и на своего знаменитого тезку у Тургенева походил не только именем, но и статью. Разве что немотой не страдал. Среди боевиков-ликвидаторов тагильских центровых он был далеко не последним, и трупов на нем висело предостаточно, а потому авторитет его среди экипажа джипа сомнению не подвергался.

– Да ты чо, Герасим?! – выпучил глаза сидевший сзади Гога. – Уйдет ведь!

– Не ссы – не уйдет!

– Да куда он денется?! – поддержал бригадира Прохоров. – Это ж не дорога, а яма на яме! Его драндулет скоро развалится, а не развалится – так застрянет наглухо. Тут мы его и возьмем…

– Точно, за жабры! – радостно подхватил Гога. – Мочканем и в болото. Никто и не найдет.

– Я те мочкану! – рыкнул на него Герасим. – Совсем берега попутал, беспредельщик?! Забыл, что Кабан сказал?

– Помню, – насупился Гога.

– Что?

– Поучить примерно уважению.

– Он говорил «мочить»?

– Нет.

– А что еще говорил?

– К нему привезти, – совсем тихо ответил Гога.

– Не слышу!

– К нему привезти сказал!

– Про труп в болоте речь шла?

– Не шла.

– Смотри – если руки сильно чешутся, можно ведь сделать так, что все чесаться перестанет. Навсегда. Усек?

– Усек.

Пока шла эта перепалка, погоня по скверной грунтовке, ответвившейся от прямой дороги на Черноисточинск, углублялась все дальше в лес, забирая в сторону горы Привалиха. «И куда он ломится? – мысленно недоумевал Герасим, раздраженный как упертостью «клиента», так и тупостью помощника. – Убежище у него там, что ли?»

Простое, на первый взгляд, задание – прессануть строптивого коммерсанта, от души навалявшего парочке переговорщиков, направленных к нему главарем тагильской группировки Павлом Кабановым предлагать крышу, обернулось на поверку нешуточным геморроем. Сгоревшая лавка коммерсанта нимало не вразумила, и он, погрузив свое барахлишко в «газель-фермер», сдернул из города на юго-запад, по направлению к Черноисточинску. Каратели Кабанова пустились следом. И вот почти догнали, успев по дороге порядком рассвирепеть. Так что урок мужика ждал суровый. Как сказал один известный киногерой, «бить будем аккуратно, но сильно!» Ибо нефиг!

– Слушай, может, ему по колесам пальнуть? – осторожно предложил осаженный предыдущей отповедью Гога. – Сколько можно по этим ямам скакать?!

– Давай, – подумав, разрешил Герасим. – Но только по колесам! А то я тебя знаю.

– Не боись, все будет в лучшем виде! – осклабился обрадованный Гога.

Открыв окно, он высунулся из машины со своим излюбленным «стечкиным» чуть ли не по пояс, что при такой дороге было крайне рискованно, и начал палить. Попал он раза с четвертого. «Газель-фермер» вильнула, подпрыгнула и, врезавшись в маленький пригорок, на котором росла хиловатая сосенка, заглохла. Гога издал ликующий вопль индейцев племени ирокезов и занырнул обратно в салон джипа. Через несколько метров внедорожник тоже остановился, и двое карателей с пистолетами наготове выскочили наружу, сразу взяв «газель» на прицел. Прохоров остался в машине: его дело было баранку крутить, а не строптивых бизнесменов воспитывать.

– Вылезай, приехали! – гаркнул Герасим в сторону неподвижной «газели». – Иди сюда и резче! Лучше не зли нас!

Дверь с водительской стороны медленно открылось, и коммерсант вылез, предусмотрительно держа руки на виду.

– Что вам от меня надо? Почему вы не оставите меня в покое?

Герасим аж руками развел.

– Ну ты, мужик, и вопросы задаешь! Ведь знаешь понятия: живешь на территории Кабана, бизнес делаешь – плати!

– Твой Кабан разве весь Тагил купил?

– Весь, не весь, а магазин твой под его опекой.

– Что ему за дело до моей лавочки? Доход-то плевый!

Герасим покачал головой:

– Тут не деньги главное, а принцип, уважение. Если такие, как ты, борзеть начнут, Кабан авторитет потеряет, а это нехорошо. А ты борзеешь, мужик. Ребят наших зачем побил? Теперь платить надо. И за ущерб моральный, и за хлопоты наши. Иди по-хорошему, так тебе воспитательная беседа дешевле обойдется. – Бригадир ухмыльнулся. – Может, меньше костей сломаем. Совсем без этого нельзя, сам понимаешь.

Теперь уже головой покачал коммерсант.

– Не пойду. Кабан твой – не указ мне. Не ему меня уму-разуму учить. Уважение, его заслужить надо. Хочешь, застрели меня прямо здесь, если духу хватит. А нет – отпусти.

Герасим молчал. Что-то шло не так, неправильно. Ему, как бригадиру карателей, попадались упорные «клиенты», но впервые попался тот, в ком не было ни страха, ни ответной агрессии. С такими реакциями Герасим знал, что делать, а тут слегка растерялся. Кроме того, происходило нечто странное. Там, за врезавшейся в дерево «газелью», где дорога ныряла в суровые хвойные объятия леса, клубилась какая-то густая зеленоватая дымка. Здесь, на Урале, Герасим привык к туманам и видел их много раз, но такой странный цвет наблюдал впервые. Впрочем, сейчас не до того. Коммерсант обнаглел вконец. Боли и пыток не боялся. Стрелять, говоришь? Что же, это мы можем!

Бригадир поднял оружие. Он, в отличие от подчиненных, предпочитал австрийский «глок», из которого стрелял превосходно даже на предельных дальностях. Хочешь умереть? А вот хрен тебе! Есть другие варианты. Между ними было пятнадцать метров, но дистанция Герасима совершенно не смущала. Он чуть опустил прицел и выстрелил. Пуля попала в бедро коммерсанту. Тот упал, сжав зубы, чтобы не крикнуть.

Герасим повернулся к Гоге, торжествующе улыбаясь, но тут на него упала огромная тень. Бригадир поднял глаза и остолбенел. Нависавшая над дорогой скала, которую джип миновал перед остановкой, вдруг как-то увеличилась в размерах и верхушка ее стала черной. Более того – она на глазах меняла очертания. Ошеломленные каратели во все глаза смотрели на происходящее диво, не замечая, что зеленый туман уже заволок и лежащего камнереза, и его заглохшую «газель». А верхушка скалы уже превращалась в нечто чудовищное – этакая громадная гранитная горгулья с ониксовыми крыльями.

– Какого…?! – непечатно выразил свое удивление Гога.

Но ответа на свой вопрос он не получил, поскольку бригадир пребывал в не меньшем недоумении. Между тем каменное чудовище на скале окончательно оформилось, повернуло свою жуткую пустоглазую морду к людям и взмахнуло крыльями. И тут же на машину карателей обрушился настоящий град острейших осколков оникса, а два самых крупных из них (настоящие мечи) пробили крышу джипа и пригвоздили водителя к сиденью. Перепуганный Гога даже выматериться не успел, как его буквально изрешетили осколки поменьше.

Но Герасим уцелел. Во-первых, он вовремя успел броситься ничком на землю. Во-вторых, между ним и каменным чудовищем находился джип – естественный щит, прикрывший его от града осколков. Бригадир понятия не имел, умеет ли горгулья летать и сумеет ли переместиться так, чтобы взять его в сектор обстрела, но проверять не хотел. Опытный браток, прошедший через многочисленные кровавые разборки при бандитском переделе сфер влияния, Герасим прекрасно понимал, что лежа за машиной, находится в ловушке, причем в абсолютно пассивной и невыгодной позиции. И не высунешься даже, чтобы огонь открыть. Да и глупо палить из пистолета по каменной твари. Поэтому бригадир сделал единственно возможное в данной ситуации – стартовал из положения лежа и, выписывая зигзаги, словно ополоумевший заяц, метнулся к ближайшим придорожным зарослям, не без оснований надеясь, что там горгулья его не достанет. Пожалуй, его отчаянная попытка бегства и увенчалась бы успехом, но из густого уже явственно зеленого тумана вынырнула фантасмагорическая, вся состоящая из острых углов отдаленно напоминавшая человеческую фигура, высеченная, казалось, из цельного куска черного оникса. Однако это цельнокаменное создание обладало каким-то подобием жизни и весьма активно двигалось. В последний момент Герасим попытался вильнуть в сторону, но не успел: рука-лезвие ониксового создания одним стремительным движением отделила его голову от туловища, и та подкатилась под самые колеса замершего черным катафалком джипа.