.

Женщина и Таракан. История любви

Когда он впервые увидел ее, то картофельная очистка выпала из его рта.

Он замер, стоя на кафельном полу ванной и, пораженный, с отвиснувшими коричневыми мандибулами, наблюдал за потрясающим зрелищем.

Огромная и прекрасная, она возвышалась над ним словно гора, а ее длинные русые волосы, смешавшись с водяным потоком, струились по нежным плечам, прикрывая околососковые круги цвета какао.

Массивные и величественные бедра, будто колонны древнего храма, поражали его мощью и, одновременно, чистотой линий.

Когда она повернулась, и он увидел генуэзский мрамор ее ягодиц, то испытал и восхищение, и страх: с одной стороны, он до сих пор ничего красивее в своей жизни не встречал, а с другой стороны, представил, что было бы, если бы этот великолепный, совершенный зад опустился на него.

На него, на самца-таракана.

Страх, ужас, восхищение и удивление так смешались в его маленьком организме, что он долго не мог сдвинуться с  места.

Женщина была поистине божественна в своей красоте и вселяла в него почти религиозное, тесно переплетавшееся со страхом смерти, благоговение.

- Богиня! Богиня! - ошеломленно шептал он, позабыв обо всем на свете, даже о картофельной очистке, самый лакомый и смрадный кусочек которой он тащил из далекой кухни, за пятнадцать минут изнурительного бега отсюда.

Не обращая никакого внимания на капли горячей воды, летевшей в него, подобно драконьим плевкам и скатывающейся с его кругленького брюшка, жадно впитывал в себя столь пленившую его картину.

- Жора! Ты рехнулся! Сейчас эта махина начнет выходить из ванны, и тебе придет конец! -  приятель, таракан Семён, стучал своей лапкой по хитину его спины. - Я понимаю тебя отчасти, но ведь люди - это наши убийцы, безжалостные отравители и топители, растаптыватели и давители. Конечно, мы, самцы-тараканы, любим всё крупное и большое. Даже самки наши, так предусмотрительно созданные Богом, гораздо превосходят нас в габаритах. Но, Жора, замахнуться на самку человека....это абсурд. Это опасно, в конце концов, - так увещевал своего друга Семён, дожёвывая вафельные крошки, сидя в щели между плинтусом и кафелем.

- А мне плевать. Пусть даже она меня  и убьёт - это будет сладкая смерть. Только бы хотя бы усиком коснуться ее ослепительной кожи! Только бы укусить краешком мандибулы ее благоухающую плоть! Боже, Сеня, как она пахнет! Я стою на кафеле, в трех минутах бега от нее, и чувствую, как всё во мне вибрирует от ее ароматов - одуряющих, неповторимых! Я только не пойму: зачем она этой гадкой, смердящей цветами химией, смывает неповторимое амбрэ своего пота? Зачем?! Какое кощунство вымывать природные благовония врат, которые прикрывают собой вход в ее интимную пещеру! Что за дикие и извращенные обычаи?!

- Люди вообще варвары, Жора! А их дурацкий эротизм? Они же ничего не понимают в сексе! Самцы и самки испражняются порознь! Я слышал, что на улицах их городов даже имеются отдельные туалеты. Представляешь? Самки заходят в одни кабины, самцы - в другие. Неужели до этих болванов не доходит, что нет ничего сексуальнее зрелища писающей самки?

Но Георгий его даже не дослушал.

Подпрыгнув, словно Жан Марэ в его лучших фильмах, он ловко ухватился лапками за выщербленную между двумя кафельными плитками крупицу цемента и, ловко подтянувшись, устремился вверх.

Игнорируя истошные предостерегающие вопли Семёна, он с дегенеративной настойчивостью Сизифа продолжил движение.

Стремительно и энергично перебирая ножками, отважный влюбленный с целеустремленностью торпеды упрямо карабкался по отвесной стене, постепенно приближаясь к заветной цели.

Оказавшись на краю ванны, чья ядовито-белая эмаль едва не ослепила его своей противоестественной антарктической белизной, Георгий, уворачиваясь от обжигающих брызг душа, максимально близко подбежал к огромной и невыносимо прекрасной коленной чашечке женщины.

Однако, в ту же секунду, рядом с Георгием приземлился какой-то ужасный и огромный предмет, чуть было его не убивший - это прекрасная, но не менее от этого жестокая, самка человека, заметив безрассудно отважного таракана, не пожелала нахождения героя в столь опасной для своей чести близости, и, схватив мочалку, попыталась прекратить жизненный цикл Жоры.

Мгновенно оценив ситуацию, бесстрашное насекомое спрыгнуло вниз, приземлившись чуть ли не на голову своему приятелю, продолжавшему, в силу некой инерции, размахивать лапами и кричать, будто прораб на стройке.

- Ты видел! Ты видел, Сеня! Я чуть не коснулся ее! - возбужденно восклицал покоритель высот, сжимая плечи своего друга.

- Жора, у тебя совершенно снесло башню! Опомнись! Зачем тебе эта гора мяса?

- Ничего ты не понимаешь, Семён! Эротический альпинизм - это прекрасно. Ну, да ладно! Она всё равно будет моей! Я возьму ее. Хитростью.

- Как это? Какой еще хитростью? Ты думаешь, что сможешь ее как-то перехитрить?

- Разумеется. Я проберусь в ее спальню и....наслажусь ею.

- Так ведь чтобы добежать туда к вечеру, нужно начинать бег с утра. А еда, Жора?

- Сеня, друг, не переживай. Я смогу. У меня получится.

На следующее утро Георгий посетил столовую мусорного ведра, нежно благоухающего просроченными креветками, и, плотно позавтракав остатками творога, смешанного с грязными хлебными крошками, отправился в своё эротическое путешествие.

Семён, расчувствовавшись, плакал, предчувствуя недоброе и искренне переживая за судьбу своего друга.

Когда спинка Жоры скрылась из виду, Сеня отправился в тараканью церковь, расположенную в кухонном столе.

Только тогда, когда батюшка окропил его лицо святой водой с недавно мытых вилок, на него вдруг снизошло умиротворение, и он, успокоившись, возвратился к своей семье, живущей в оброненном хозяйкой спичечном коробке, уже второй месяц лежавшем под кухонной мойкой.