• комплекс религиозных реформ последнего торийского кабинета герцога Веллингтона, связанный с отменой религиозных ограничений для диссентеров в 1828 г. и предоставлением политических прав католикам в 1829 г., рассматривается не только как часть религиозной политики «либеральных тори», но в тесной взаимосвязи с изучением последствий указанных преобразований для конституционного устройства страны. Эмансипация католиков была последним значимым деянием парламента накануне парламентской реформы, осуществленным вопреки воле большинства с опорой на прерогативные полномочия короны. Тем более значимым следует признать то обстоятельство, что религиозные начинания вигских кабинетов лорда Грея и виконта Мельбурна в 1833‒1834 гг., связанные с попыткой использования церковных налогов на светские нужды государства, не только относительно слабо изучены в историографии, но и явно недооценены с точки зрения значения конфессионального фактора в «конституционной революции»;

• реформа политического представительства 1832 г. рассматривается в качестве одного из важных, но отнюдь не ключевых обстоятельств в процессе трансформации конституционного и конфессионального устройства, политических институтов, институтов участия и политических практик, а также партийно-политической системы Великобритании начала 20-х – середины 30-х гг. XIX в. Как представляется, рассмотренные выше религиозные преобразования имеют не меньшее значение для превращения «полуконфессионального государства» в «либеральное», что было отмечено еще полвека назад во времена создания концепта «конституционной революции». В ходе реформы английский парламент не стал полноценным органом законодательной власти ввиду ограниченной роли статутного права в английской конституционной системе, но лишь приобрел комплекс собственных прерогативных полномочий. Что касается изменений политических практик, связанных с расширением избирательного права, то в исследовании они расцениваются как незначительные. В английской политической системе важно не то, насколько «демократично» формируется парламент, а то, насколько удачно находящиеся в нем политические группировки, представляющие элиту, формируют адекватную политическую повестку;

• партийно-политическая система Великобритании второй трети 20-х – середины 30-х гг. XIX в. переживала процесс перехода от корпоративно оформленных внутрипарламентских фракций к политическим партиям современного типа. Изучение места и роли политических партий в процессе трансформации политической системы страны в период «конституционной революции» невозможно без помещения исследовательских сюжетов, связанных с партийно-политической системой, в более широкий историографический контекст, учитывающий изменения в конституционном устройстве. В этом отношении кризисное состояние партии тори в конце 20-х гг. XIX в. и ее пребывание в оппозиции, вынудившее партийных лидеров в эпоху «великих реформ» вигских кабинетов лорда Грея и виконта Мельбурна сосредоточиться на формировании новых политических принципов «разумного консерватизма», парламентской стратегии и тактики, а также форм и способов обеспечения партийного единства, позволило тори-консерваторов опередить своих оппонентов в указанном отношении и сформировать правительство парламентского меньшинства;

• процесс становления политических принципов консервативной партии, парламентской стратегии и тактики консерваторов в период их пребывания в оппозиции в 1830‒1834 гг., а также форм и способов обеспечения партийного единства в указанный период исследуется в работе в тесной взаимосвязи с изменением места и роли партий в политической системе страны. При этом следует отметить, что подобный анализ произведен по отношению к периоду в истории консервативной партии, относительно слабо изученному в отечественной историографии. Это же касается исследуемого в работе влияния кризиса «либерального торизма» на взаимоотношения внутрипартийных группировок и исследуется процесс организационного оформления консервативной партии в 1830‒1835 гг.;

• деятельность первого консервативного кабинета, известная в историографии как «Сто дней» Р. Пиля рассматривается в работе с точки зрения результатов трансформации конституционного и конфессионального устройства, политических институтов, институтов участия и политических практик, а также партийно-политической системы Великобритании начала 20-х – середины 30-х гг. XIX в., тогда как анализ попытки практической реализации принципов «разумного консерватизма» имеет здесь подчиненное значение. Как представляется, неудачный опыт правительства парламентского меньшинства стал не столько результатом изменений системы парламентского представительства, сколько итогом постепенного формирования системы сдержек и противовесов, характерных для конституционных механизмов современного типа. В свою очередь, прерогативные ограничения, характерные для политических практик «долгого XVIII в.», в такого рода системе отходят на второй план;

• отставка первого консервативного кабинета стала завершающим событием «конституционной революции» и последним случаем в конституционной истории Великобритании, когда правительство было сформировано из представителей партии, имеющей меньшинство в нижней палате парламента. Но это не значит, что процесс формирования политического режима конституционной монархии завершился. Скорее стоит говорить о том, что в ходе «конституционной революции» прерогативные полномочия английской короны в области управления страной были сосредоточены в руках кабинета министров. Парламент обрел собственные прерогативные полномочия и получил характерную для современных конституционных монархий систему сдержек и противовесов при взаимодействии палаты лордов и общин;

• роль изменений в системе политического представительства, которые были произведены реформой 1832 г., представляется явно преувеличенной. Английский парламент оберегал обретенные в 1832‒1835 гг. в ходе «конституционной революции» прерогативные полномочия не менее ревностно, чем английская корона оберегала свои права двумя столетиями ранее. Причиной беспокойства было не расширение избирательного права, а то негативное влияние, которое оно могло оказать на традиционно организованную политическую систему;

• критицизм, характерный для современной историографии конституционного и конфессионального устройства, политических институтов, институтов участия и политических практик, а также партийно-политической системы Великобритании начала 20-х – середины 30-х гг. XIX в., представляется вполне оправданным. Более того, предпринятое в работе комплексное исследование концепта «конституционной революции» показывает не только его меняющееся во времени содержание. Изучение историографических интенций и теоретического инструментария исследований последнего тридцатилетия позволяет заключить, что новации середины 80-х гг. прошлого века, обусловленные более пристальным вниманием к политической традиции и исследовательскими акцентами, все более смещающимися в направлении детального изучения конституционных оснований «старого порядка» на протяжении «долгого XVIII в.», привели к тому, что само отношение к содержанию концептов «старого порядка» и «конституционной монархии» в их английском варианте стало более взвешенным;

• это проявилось в осторожной ревизии содержания указанных историографических концептов в том отношении, что английская версия «старого порядка» предполагала не только систему привилегий и механизмов патронажа, характерных для политической системы традиционного общества, но и наличие общего права в качестве уникальной правовой системы, фактически являвшейся важнейшим элементом конституционного устройства и обеспечивающей преемственное развитие и постепенную трансформацию политической системы, а также трансляцию политической традиции. Что же касается английского варианта «конституционной монархии», то он настолько существенно отличается от континентальной модели, что применить его к политической системе Великобритании «долгого XVIII в.» без ущерба для адекватности понимания невозможно. Только в период «конституционной революции» английское конституционное устройство и политическая система обретают комплекс признаков, характерных для современных конституционных монархий, что раскрывает еще одну грань «конституционной революции», изменившей традиционную политическую систему. Эта сторона рассматриваемого в работе концепта, по-видимому, нуждается в дальнейшем пристальном внимании и изучении.