В свое время режиссер Лени Рифеншталь сняла фильмы «Триумф воли» и «Олимпия», которые были созданы по канонам тоталитарной, фашисткой эстетики и в которых весь мир вращается вокруг фигуры фюрера. В фильме «Триумф воли» (премьера состоялась в 1935 году) используется историческое клише «величие Древнего Рима с его торжищами-триумфами» и возбуждающее воздействие на психику масс слова «триумф». «Зародившаяся в недрах сумеречного германского гения, в котле бунтующих страстей против философского рационализма и обретшая академический статус благодаря работам Шопенгауэра и Ницше концепция воли в фашизируемом сознании толпы превращается в синоним некоего достоинства в форме сокрушительной слепой силы. Полнота этой силы проявляется в моменты, когда упорядоченный «хор» (массы) превращается в мистическую целостность, в рамках которой фюрер-триумфатор реализует воплощенную в нем суверенную национальную волю»53. В фильме «Олимпия» – документальной киноленте о Берлинской олимпиаде 1936 года продемонстрирована неодолимость триумфа воли в стремлении бегать быстрее всех, прыгать выше всех, быть сильнее всех, что подчеркивает тем самым правопреемственность Третьим рейхом наследия атлетов античных Афин. Здесь подспудно демонстрировалась еще одна идея арийца-спортсмена – действовать «беспощаднее» всех, потому что спортсмен-ариец – это еще и воин Валгаллы. «Всего через каких-то три года «гостеприимный» и «миролюбивый» организатор Олимпийских игр – Германия – развязала Вторую мировую войну, результатом которой явилось беспрецедентное истребление и унижение человечества»54. В «цивилизованной» нацистской Германии нормой стали массовый энтузиазм народа, погромы, концлагеря, эшелоны узников, уничтожение «недочеловеков» в газовых камерах, расстрельные рвы, эксперименты на живых людях доктора Мен-геле.
Если в Древнем Риме раб был «говорящим орудием», которое стоило дорого и его следовало беречь и без нужды «не портить»: «рабам не должно быть плохо, они не должны мёрзнуть и голодать» (Катон-старший), то в нацистском концлагере человека доводили «до такой кондиции, когда он уже даже «не говорящее орудие», но просто никто, вернее, ничто (не путать со столь полюбившейся многим философам загадочной)категорией «Ничто», которая вдруг оборачивается в «Нечто»), ничто в статусе некоего абсолюта»55. Это означает, что в соответствии с трансформацией исходного тезиса экзистенциализма «существование предшествует сущности» в противоположный «сущность предшествует существованию» в немецком концлагере человек утрачивает всю социальную атрибутику, придающую ему статус человеческого существа, потому что ему присваивают безликий номер, превращая тем самым в недочеловека. С этим недочеловеком можно творить все, что угодно, превращать его в лагерную пыль, сжигать в газовых камерах, делать бесчеловечные эксперименты и пр. Этот недочеловек подобен отчаявшемуся библейскому Иову, чьи вопли и крики никто не слышит. «Никто тебя не слушает и не услышит, – пишет М.Л. Полищук, – прежде всего потому, что твой случай особый. Твой крик – голос существа, которое в принятом реестре человеческих сущностей не числится. Не числится, поскольку пространство, в которое ты помещён, лишено сущностных характеристик социума со всеми его нравственными и ценностными атрибутами. Ты – за пределами мыслимого мира»56.
В настоящее время некоторые представители либерально настроенной российской интеллигенции, прежде всего актёры различного калибра театра и кино, которые обсуждают на телепередаче «Культурная революция», пришли к выводу о бесполезности философии. Их аргументы звучат следующим образом: современная философия оторвана от прагматических реалий жизни, она оперирует специфическим языком, недоступным широкой массе. Однако эти представители интеллигенции что-то не обсуждают проблемы высшей математики или теоретической физики с их весьма сложным языком (не следует забывать того эмпирического факта, согласно которому математика и философия – сестры). В свое время мудрый Сократ осуществил поворот в философии, когда переориентировал философский взор с небес на проблемы человека. Не случайно Цицерон отметил, что благодаря этому повороту Сократа философия получила широкую популярность: «Сократ первый свёл философию с неба, поселил в городах, ввёл в дома и заставил рассуждать о жизни и правах, о добре и зле»57. Однако сегодня, очевидно, предпочитают философским размышлениям нечто более существенное, обусловленное характером общества потребления, которое начинает исчезать под воздействием возникающих новых высоких технологий (информационно-коммуникационных технологий, биотехнологий и пр.).
Для понимания значения философии в жизни человека и общества необходимо знать причины её появления; в античном обществе источником появления философии считался Олимп – в тех же Афинах была распространена легенда о божественном происхождении Платона, чьим отцом был Аполлон. В общем ситуация с философией в европейском сознании на протяжении тысячелетий является весьма странной: «На длительном пути своего развития, длиною более двух с половиной тысяч лет, философия многое повидала, о многом говорила и о многом предпочитала промолчать. Ей знаком не только вкус кубка вина, разбавленного водой, во время великолепных посиделок – афинских пирушек (симпозиумов), но и вкус чаши с ядом. В её послужном списке не только свободное служение истине, разуму, но и менее почётная должность служанки предрассудков и невежества, прислужницы идеологий, хранительницы властей. Великий триумф, который она справляет в эпоху Просвещения, сменяется впечатляющим её поражением в XX столетии. Погруженная в выяснения теоретических тонкостей, связанных, в частности, с употреблением языка, она не нашла никакого вразумительного слова в ответ на кровавые бойни, в которые оказался ввергнут наш мир. Она ничего не смогла противопоставить многоцветной чуме тоталитаризма, колючей проволоке концлагерей, которая подобно метастазам покрыла тело некогда горделивой в своем порыве к свету, разуму, прогрессу Европе»58.
В данном случае не сработал даже метафорический символ философской мудрости в виде совы Минервы, согласно которому «Сова Минервы вылетает в сумерках» (Г. Гегель). Исходя из этого символа философской мудрости, М.Л. Полищук ставит следующий фундаментальный вопрос: «Где ты находилась, накопленная веками мудрость, когда происходило это немыслимое истребление человеческой плоти и духа? Каковы плоды твоих многовековых усилий? Как могло такое случиться, что земля, некогда обрётшая славу философской Мекки, где гордый в своём величии абсолютный дух торжествовал победу, вдруг превратилась в эпицентр человеческого кошмара, безумия? Символом порожденного преисподней тотального устрашения стал Аушвиц – универсум террора, «царство не от мира сего»»59. Данное вопрошание М.Л. Полищука не совсем корректно потому, что была в XIX и XX столетиях выросшая из разработанного Г. Гегелем философского ядра иудаизма материалистическая диалектика, которая сумела дать ответ на содеянные преступления немецкими нацистами, японскими фашистами и другими их последователями вплоть до современных ИГИЛ.
Философия представляет собой деятельность высокоразвитого сознания и самосознания развивающегося мироздания на всех его иерархических уровнях. Немаловажным является то обстоятельство, согласно которому призвание философии заключается не только в формировании мыслей, но и глубоких чувств человека как элемента мироздания. «Без понимания философских чувств, – подчеркивает М. Н. Эпштейн, – мы не поймем и хода истории, тех величайших событий, которые происходят под их воздействием. Маркс писал, что когда идеи овладевают массами, они становятся материальной силой. Но массами овладевают не просто идеи, а идеи-эмоции, всеохватывающие чувства, которые равнообъемны и равномощны идеям, относятся не к частному, а к коллективному опыту, распространяющиеся на жизнь общества или всего человечества. Революцию совершает философская эмоция несправедливости мироустройства, озлобленность на существующий порядок вещей… Призвание философии именно в том, чтобы мыслями раздвигать область чувств, придавать им всеобщность, – и чтобы чувствами наполнять область мыслей, придавать им действенность… Воспитание предельно емких чувств, относящихся к миру и к человеку, – важнейшая часть философского образования»60.
