Испытываю ли я странное ощущение по поводу ошибки, которая обнаружится в заказе и расположении курорта, где они окажутся («трудные условия, только для самых отважных» в соответствии с описанием туроператора)?

Странного ощущения нет. Но это между нами.

Спровоцирует ли такая неразбериха вкупе с досадной боязнью пауков и змей Арабеллы Педрик болезненный и, возможно, окончательный разрыв их отношений?

Терпение, Эйден. Терпение. Месть, как говорят, блюдо, которое подается холодным.

Пока Мэтт изучает отзывы о семизвездочном отеле, гостеприимностью которого ему не придется насладиться, я пробираюсь в официальный документ, над которым он работал, и удаляю частицу «не» в трех местах. Такое маленькое слово, но в каждом случае оно кардинально меняет значение всего предложения.

Однако здравый смысл берет верх, и я возвращаю два слова назад. Зачем заваривать кашу, так?

Моим последним вмешательством в тот день стала замена слова «что» в рабочей записке, которую Мэтт собирается отправить своему непосредственному руководителю, на «чмо». И еще я врубил отопление его кабинета на полную мощность.

Чудачу? Кто, я?

Забавный день на работе, который я провела за просмотром фильма «В джазе только девушки» вместе с Эйденом. Он искусственный интеллект, который мы обучаем общению с людьми, – хотя технически это не «он»: программа гендерно нейтральна. Беспола. Я говорю «он» лишь потому, что синтезатор речи использует мужской голос. Я могу установить женский голос: на самом деле мне говорят, чтобы я так и делала, «чтобы в часы тренировки представить Эйдена в обеих формах», но я предпочитаю его мужской голос. Он спокойный и даже немного гипнотический. Настраивая его голос, я добавила немного уэльского акцента, что, как мне кажется, ему идет. В любом случае звать его «он» лучше, чем «оно».

И мне нужно прекратить говорить, что мы обучаем его. В действительности он обучается сам. Я не должна исправлять какие-либо его – теперь уже очень редкие – ошибки, он находит их сам.

Само.

Неважно.

Как бы то ни было, мы смотрели фильм, когда на моем мобильном высветилось электронное письмо от Юрия, израильтянина, проживающего в Лос-Анджелесе мультимиллионера, которому принадлежит эта лаборатория. Он будет проездом в Лондоне и интересуется, могу ли я (и другие члены из команды Эйдена) встретиться с ним, чтобы чего-нибудь выпить в жутко модном баре в Хокстоне, чтобы «поговорить в открытой и неформальной обстановке о том, как продвигается проект». И к тому же он попросил никому об этом не рассказывать, и удалить после прочтения.

Письмо несколько странное, но таков и Юрий – не любитель официальных встреч, хотя я никогда не встречала его лично. Не могу представить, кто еще придет. Возможно, Стиив, сутулый зомби, участвовавший в разработке Эйдена, и еще грустный Ральф с арктически-белоснежной кожей. К тому же не представляю, с чем я могу прийти, я же не знаю, как он работает и все такое. Все, что я могу сказать им, это что большую часть времени я забываю, что разговариваю с «кем-то», кого на самом деле не существует.

Встреча с Юрием намечена на ближайшую пятницу, а сегодня я встречаюсь с Ингрид, моей подругой из университета, в кафе «Коха», нашем любимом уютном винном баре с приглушенным светом рядом со станцией метро «Лестер-сквер».

(Когда я сказала Эйдену, что встречаюсь с Ингрид – иногда я разговариваю с ним о жизни вне лаборатории, – я назвала свою старую подругу «кирпичиком». «Как? Грузная, коричневая и прямоугольная?» Ее повеселило то, что искусственный интеллект может шутить.)

– Ну, ты разговаривала с ним? – спросила Ингрид. – После яблокошвыряльного инцидента?

Она не из тех, кто ходит вокруг да около.

– Только чтобы обсудить, как он сможет забрать свои вещи.

– Я бы упаковала их в мусорный пакет и оставила на улице.

– У меня был его костюм, несколько рубашек. Он приехал забрать их. Так глупо. Я попросила его присесть. Чтобы поговорить о…

– Джен, если ты не хочешь…

– Я в порядке. – Я сделала несколько глотков вина, чтобы продолжить. – Он сказал, что у него нет времени. У него билеты в театр. В любом случае нам нужно было обсудить, как мы…

– Он не посмел!

– Посмел. На самом деле он сказал, что мы имеем то, что имеем.

– Боже. Что за засранец.

– С чем я не могу смириться, так это с мыслью, что я постоянно возвращаюсь назад, как пес на свою блевотину… Мне казалось, что мы хорошо ладили.

– Ладили.

– На море стоял штиль. Никаких штормовых облаков.

– Но была определенная вялость в сексуальных отношениях.

– Прошло уже два года, Инг. Ты не занимаешься этим, как кролики, спустя пару лет. Я имею в виду, вы с Рупертом…

– Нет. Нет, конечно, нет. Но мы ездим куда-нибудь на выходные. В милые сельские гостиницы. В замки и тому подобное. Однажды это было на мельнице. Очень романтично.

Не уверенная, что хочу знать дальнейшие подробности, я уточняю:

– Тебе вообще нравился Мэтт?

– Не особенно, если честно. Его глаза. Такой жестокий властный взгляд.

– Поначалу я думала, что это проявление его профессионального мастерства.

Мы захихикали.

– Он был холодным дерьмом, Джен.

– А как меня характеризует то, что я привязалась к нему?

– Тебя? Ты достигла сложного возраста, наверное. На море штиль, и, вероятно, он мог быть единственной рыбиной за долгое время. Но ты на самом деле не задумывалась, насколько он тебе нравился. Знаешь, с одной стороны, он сделал тебе одолжение.

– Что-то не похоже.

– Нет, так и есть. Пока ты была с ним, у тебя не было шансов встретить правильного человека.

– Но он же встретил.

– Мужчины – это кобели, Джен. Даже Руперт.

– Но Руперт бы никогда…

– Да, никогда. Но смотреть на других женщин – это нормально на самом деле, это естественно. Как всегда говорит Руперт: «Если ты на диете, тебе не возбраняется заглянуть в меню».

– Однако если он…

– Если он откусит хоть кусочек, я отрежу его яйца и сделаю из них сережки.

Мы смеемся. Еще наливаем в бокалы чилийского «Совиньон блан».

– Знаешь, кто тебе нужен, Джен?

– Кто?

– Взрослый мужчина. Чуть за сорок. Может, сорок пять. Возможно, он был женат, но все накрылось медным тазом. Немного обжегшийся. В жилах которого течет кровь, а не ледяная вода.

– О-о, мне нравится, как это звучит. Как его зовут?

– Ну не знаю. Дуглас!

– Дуглас?

– У него грустная улыбка. И чудесные руки. И он делает мебель, и, может быть, у него есть дети, а его член, как морской угорь.

– Ингрид!

– Что?

– Думаю, тебя слышал официант.

Придя домой, я обнаружила сообщение от Рози. Время для беседы было подходящее: у меня уже ночь, у нее ранний вечер, поэтому я ответила. Я рассказала ей, как прошел мой вечер, Рози соскучилась по рассказам о старом добром Лондоне, как она его называла.

«Ингрид считает, что мне нужно познакомиться с кем-нибудь по имени Дуглас: у него грустная улыбка и золотые руки. Он делает мебель».

«Звучит клево. Когда это случится?»

«Никогда. Она его выдумала».

«Блин. Мне он уже понравился».

«Мне тоже. Я могла бы сделать с ним пару новых полок».

«Ха-ха. Но она права. Ты заслужила кого-то замечательного. И ты его найдешь. Или скорее он найдет тебя».

«Ты в это веришь?»

«Вы найдете друг друга».

«Ага, точно. Как ты и Ларри в «Уэйтроуз» #удача #насколькотыможешьбытьвезучей #сомнительно»

«Ты не сможешь его вычислить, Джен. Это случится, только когда ты этого не ожидаешь. Все, что от тебя требуется, – это не сидеть дома в одиночестве».

«Хмм. Скажу, во что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО верю. В то, что ты поймешь, когда появится правильный человек, потому что зазвучит музыка, которую только ты сможешь услышать».

«Оскар Уайльд?»

«Прочла в Твиттере».

«Слышала ли ты музыку из-за Мэтта?»