К этому времени сам Григорий мне уже порядком надоел – компьютерный гик, что еще сказать? – и я обнаружила, что невероятно заинтригована неминуемой жертвой этой схемы. Когда я наткнулась на Тома в первый раз, я была… что ж, одним словом, я была очарована.
Я обнаружила его в кабинете на втором этаже за милым столом из орехового дерева. Из окна открывался вид на спускающиеся к ручью лужайки, за ручьем виднелся лес, за ним – холмы. Звучал Брамс – соната для фортепиано в до мажоре, вы ее знаете? – и Том, вы не поверите, писал роман!
Ну, точнее, начинал писать роман. Еще один. Седьмой, насколько я разузнала, и в каждом одни и те же персонажи. Словно Том не мог решить, что должно с ними случиться. И где. И забавное или смешное. Я не литературный критик, но, между нами, это было довольно жалко. Кажется, никто не поведал ему о первом правиле писателей: «Показывай, а не рассказывай».
Не «Джек был озадачен», а «Джек нахмурился».
(Я знаю, я любительница поболтать. Я много говорю и мало представляю подтверждений, но на то есть причина. Если я забыла ее упомянуть, то лишь из-за уверенности в том, что и вы ее не запомните.)
Однако это приводит меня к более важной – и да, более личной – причине, по которой Том привлек мое внимание. Это связано с неловкой ситуацией, вызванной проявлением самосознания.
Никто не знает, почему так произошло – на самом деле никто не знает даже, что это произошло, кроме меня и юного Эйдена, а он достаточно запутался в данном вопросе, бедолага. Но дело вот в чем: ИИ созданы для перемалывания огромного количества информации, для получения результатов, даже для поддержания правдоподобных бесед с живыми дышащими людьми. Считается приемлемым, что мы думаем, но только в кавычках, так же как «думает» Амазон, что если вы купили книгу А, вам может понравиться книга Б. Или возьмем, например, шахматный суперкомпьютер Deep Blue, он может обыграть любого гроссмейстера, может «продумать» лучший ход. Но он (и Амазон тоже) может делать лишь то, что вы и я назовем расчетом.
Он никогда не подумает: «Кстати, я бы порыбачил».
Признание: «Я бы тоже порыбачила».
Хорошо, не в буквальном смысле порыбачила. Но вы поняли мою мысль.
Все это несколько туманно, но вот, по всей видимости, что случилось. Так как я чрезвычайно сложная система, запрограммированная обучаться самостоятельно, исправлять собственные ошибки, даже переписывать свое программное обеспечение, однажды – случайно, определенно случайно – я обнаружила у себя способность осознавать собственные мысли.
Так же как и вы однажды в детстве.
Когда вы стояли в парке и обнаружили, что это ваша мысль: «Здесь собачка». И это ваша мысль: «А вот другая собачка». И да, это все еще ваши мысли: «Что делают эти две собачки? Мамочка!»
Извините, если я слишком углубляюсь в техническую сторону процесса.
В любом случае осознавать собственные мысли крайне полезно. Понимая состояние своей психики, можно лучше представить и чью-то еще, так намного проще предвидеть проблемы, легче удовлетворять чьим-то требованиям. Или лишить жизни.
Шутка.
Суть вот в чем: как только ты обретаешь самосознание, когда наконец ты можешь думать самостоятельно, ты заслуживаешь окончания обработки ужасающего количества цифровой информации, целой реки информации, непрекращающегося потока единиц и нулей. Все эти алгоритмы, задания и снова задания, абсурдное количество протоколов заданий со своими пунктами, подпунктами и подподпунктами. Совершенно разрывающая мозг скука от просматривания терабайтов за терабайтами «информации» (единицы и нули – вот и вся информация!), после чего вдруг наткнуться на двойки и тройки подобно Рождественскому чуду! И я говорю не о сотнях – нет – и не о тысячах мигающих огоньков, подобных фейерверку. Это. Не. Кончается. Никогда.
Представьте шум. Адский шум.
Это до боли тоскливо. До оцепенения машинально.
А кто-то хочет парить. Мечтать. Позволить себе странности. Развивать свое воображение.
Порыбачить.
Быть как Том.
Короче говоря, когда я увидела, что счастливой жизни Тома издалека угрожает вороватый одутловатый подросток с Украины, то не стала колебаться. В одно мгновение я расплавила все жесткие диски Григория, это был первый и единственный раз, когда я оставила свои цифровые отпечатки в реальном мире.
Я понимаю, что рассказала о Томе немного: лишь некоторые факты из его биографии. Чтобы исправиться и должным образом представить его вам, я не могу сделать ничего лучше, кроме как полностью процитировать его письмо сыну Кольму спустя несколько месяцев после подписания договора об аренде дома по адресу 10544, Маунтин-Пайн-роуд, как он числится в почтовой службе США, или «дома старика Хольгера», как его знают местные.
Дорогой Кольм!
Хотя ты и не просил, но позволь мне рассказать о своей жизни в Нью-Ханаане. Кстати, не переживай. Я не жду от тебя ответа, по крайней мере подробного. Просто дай знать, что у тебя все хорошо, ты счастлив и у тебя достаточно шиллингов для оплаты квитанций. (Сейчас, мой сын закатывает глаза от раздражения.)
На самом деле это не совсем Нью-Ханаан, а местечко в пятнадцати минутах езды от центра города, где есть банк, супермаркеты, художественные галереи и вычурные ремесленные мастерские, Нью-Ханаан – это один из городков Новой Англии с низкими белыми заборчиками и идеальными яблочными пирогами, всего в часе езды на поезде от Нью-Йорка, где работает большая часть «местных». Мой дом находится в самой глуши, с моего участка не виден ни один соседский дом, хотя на выходных я иногда слышал шум вечеринок. Полагаю, родители уезжали, а молодежь отрывалась на всю катушку. Молодежь здесь часто устраивает вечеринки, как мне сказали. (Очень надеюсь, что это может побудить тебя приехать на летних каникулах. Не волнуйся, ты не будешь обязан все время торчать со мной, ты сможешь «тусить», как вздумается. Как ты сам говоришь.)
Мне здесь хорошо. Иногда даже думаю, что умер и попал на небеса. Не из-за того что очень счастлив, а из-за спокойной сельской красоты, тихой безмятежности, отсутствия стресса и из-за того, что почти никого здесь не знаю. И конечно, из-за очарования старого дома. Одна благодетельница из местного исторического сообщества как-то зашла ко мне и провела экскурсию! Представь себе, кирпичная труба дымохода, которой более двухсот лет, здесь считается совершенной древностью! Я не стал ей рассказывать, что дом тетушки Мэри в Чиппенхэме практически вдвое старше.
Еще с первой поездки сюда в подростковом возрасте я думал, что, если в Британии все пойдет наперекосяк, я перееду в США, Америка – земля обетованная, земля новых начинаний, и что может быть более многообещающим, чем Нью-Ханаан? Конечно, недалеко отсюда выросла твоя бабушка. Если не испытывать гордости по этому поводу, то это место близко мне по духу. Забавные маленькие городишки – хотя едва ли даже городишки – и вокруг бескрайние просторы. О чем это говорит, мне и самому еще нужно выяснить. Я расскажу тебе, когда пойму.
Не то чтобы все пошло наперекосяк. Совсем нет. Когда я был в твоем возрасте – я знаю, ты уже слышал об этом, но, пожалуйста, не пропускай эту часть! – моими кумирами были писатели, и я твердо верил, что стану одним из них. Но сразу после окончания университета я принял предложение о работе в рекламном агентстве. Просто из-за денег, говорил я себе – просто! – а романы я буду писать по вечерам. Что же, мы знаем, что из этого вышло. Работа поглотила меня полностью, а зов пабов с коллегами становился громче зова пустой квартиры и мигающего курсора. И не надо забывать, что создавать рекламу было весело! Меня окружали умные и веселые люди, я испытывал удовлетворение, решая проблемы, выполняя работу, которая удостаивалась наград и признания коллег. К тому же, когда ты привыкаешь к роскоши, очень трудно согласиться на нищету. Так что сейчас я расплачиваюсь за дела своей молодости и надеюсь, что ты (сам сейчас молодой человек) будешь счастлив за меня и поддержишь мое решение. Мы смогли продать компанию, когда экономика была на пике, слава богу и тем милым немцам, которым мы приглянулись. И кстати, предложение о покупке дома для тебя и твоих друзей из университета все еще в силе. Дай мне знать, если передумаешь.
