Снег падал. Бесшумно ложился на землю огромными хлопьями, а маленькая Вита смотрела на него с крыльца.

Мимо прошла бабушка Герда. Закутавшись в белую шаль, отправилась к сараю – закрыть коз.

Снег все летел.

Вита ощутила, как тонкие щупальца стужи потянулись к рукам, обвили ноги. Холодный ветер выпорхнул из-за дальнего леса, накинулся, желая сбить с ног. Не осилив, зло вцепился в подол льняной юбчонки и подкинул его, обнажив голые детские коленки. Они тут же посинели.

Из дома вышел дедушка Кай. От него повеяло теплом: жарко растопленной печью, табаком и острой приправой.

– Пойдем, – тяжелая рука опустилась на Витино плечо, – нечего тебе на бурю глядеть, а ей на тебя. Властелин Зимы сегодня не в духе.

– Почему он злится, дедушка?

– Своих ищет.

– Своих? – Вита испуганно вздрогнула и неосознанно закрыла ладонями грудь.

– Да. Тех, кто зимой отмечен. У кого в сердце снег, холод и темнота. Нелюдей. Пойдем в дом.

Вита послушалась. От дедушкиных слов стало не по себе. Она ведь тоже отмеченная. Неужели зима пришла за ней? Холод, снег, тьма… Неужели она такая? Или станет такой? Бессердечной, жестокой служанкой Властелина Зимы.

– Не бойся, – прочитал мысли дедушка. – Не всех он забирает, даже отмеченных. Мы к лесной ведьме ходили, помнишь? Она на тебя защитные чары наложила. Так что пройдет, рассосется еще твоя тьма – обернется светом, вот увидишь.

К ведьме они давно ходили, Вита и не помнила. Лишь обрывками – зелень, коряги, мох, землянка под еловыми корнями, запах плесени и грибов…

– Кай! Кай! – закричали с улицы.

Запустив в помещение снежный вихрь, ввалились соседи. Тетка Инга и ее муж Раул. Возбужденно замахали руками, загалдели:

– Там такое случилось! Такое…

– Да чего уж? – старик сурово взглянул на них, жестом велел Вите уйти, но она не ушла – спряталась за занавеской, укрывшей пологом вход в соседнюю комнату.

– Властелин Зимы Гана забрал! Представляешь?

– И темень с ним. Туда ему и дорога…

Вита полностью разделила отношение деда. Ган был сыном старосты. Мерзкий, заносчивый, жестокий. Он всегда ее обижал – обзывал замухрышкой, больно дергал за волосы, если представлялась такая возможность.

– Что ты! Староста услышит… – зашипела тетка Инга, затрясла испуганно обвислыми щеками.

– Ну и пусть, – отрезал дед. – Раз вырастил звереныша, пусть теперь на себя пеняет. Сколько ему говорили – зверь твой Ган, отведи его к ведьме, пусть зачарует темную силу, что спит в его душе, – а он только отмахивался! Дескать, мы родовитые, царских кровей, с нами такая напасть не случается. Со всеми случается. Вот и в Гане тьма проросла – зверем его сделала. Оборотнем. Всем оборотням одна дорога…

Вита знала, что дед говорит не про нее… Про всех, кроме нее. Но на душе заскреблись кошки. Стало мерзко и липко. «Всем… одна дорога». Она ведь тоже оборотень! Но это их секрет. Самый большой в мире секрет – ее, дедушкин и бабушкин. Еще ведьмин. Ведьма излечит от тьмы. И никто не вспомнит потом. Никто не узнает…

…и не найдет ее Властелин Зимы!

Никогда…

Пятнадцать лет спустя

Над Игривицей разразилась буря.

Снег летел, бил в окна белыми плетьми, осыпался на землю искрами. Дикий, колючий, злой. Ветер выл в трубе, запугивал, все пытался прорваться к людям, в тепло, да не выходило у него.

Вита натягивала сапоги. Ежилась под куцым тулупчиком, предвкушая, как схватит за лицо мороз, как ползет под шерстяную юбку, под хлопковые нательные штаны…

– Куда собралась? – строго спросил дедушка Кай. – В такую-то непогоду?

– Есть хочется.

У Виты живот прирос к спине. Последние дни было слишком холодно и голодно. Запасы почти подточили, а выехать в город не пускала пурга. Так и голодали.

Деревенские в Игривице стойкие. Здесь еды всегда мало, а зимы всегда суровы – привыкли. Но эта вышла из ряда вон. Бесновался Властелин Зимы, буянил, мучил! Так замучил, что совсем обессилели от голода, и Вита решила пойти – добыть чего-нибудь. Как периодически втайне от всех добывала.

Дед ее тайну знал.

Раньше ругался, запирал, стращал. Теперь Вита выросла, стала сильная, а дед совсем состарился и ослаб. Не мог уже ей указывать – да и дело такое! – понимал, что внучка права. Если еды не добыть, можно не пережить следующий снегопад. У них осталась последняя коза, и ту наверняка придется забить – заболела. Правда, Вита очень не хотела! Говорила – у козы козленок будет, надо оставлять. Лечить надо! Следующего года ведь никто не отменял.

И дед сдался.

Больше не перечил, просил только, чтобы была осторожной, как лиса. Чтобы к дальнему заливу за рыбой ни ногой. Там ее, конечно, много, но на залив – прямехонько! – глядят окна замка Властелина Зимы. Там он – за морем, у самого горизонта – обосновался во льдах. И лучше ему на глаза не попадаться.

Особенно таким, как Вита!

Дед и бабушка из дома почти не выходили и не знали, что снег занес все побережье так, что до другой воды не дойти. Один дальний залив и остался. К нему через лес тонкая дорожка протоптана – по ней ведьма ходит. У залива дорожка видна, но только деревенским – чужак не заметит ее, пропустит, сольется она со снегом, ослепит глаза белыми искрами. В лесу ведьмин путь и от деревенских надежно спрятан.

– Не ходи, – посоветовал дедушка Кай.

Вита промолчала, а он понял – пойдет. Именно туда, куда нельзя ходить.

– Надо, дед, – подтвердила догадку Вита.

– Будь осторожна. Там, в воде, Ган.

– Ган – щенок! – сердито бросила, натянула варежки, убрала волосы под бушлат и исчезла за дверью.

– Ган – уже дракон, – с тревогой произнес ей вслед дед.

Вита услышала последнюю фразу, нахмурилась. Тоже мне, дракон! Обычный леопард – леопардовый тюлень. И пусть внешностью он действительно больше походит на дракона, чем на тюленя – суть остается сутью.

– Глупый Ган мне не страшен, – шепнула она начинающейся вьюге и пошла к заливу, кутаясь в старый тулупчик, прижимая к груди скомканный мешок.

У кромки залива вьюга улеглась, словно покорная собака у ног охотника. Снег, частый, крупный, стал падать ровно сверху вниз, хоть линии к земле по нему черти.

На берегу Вита встала и осмотрелась. За снежинками темным гребнем тянулся лес, и не было в нем никакого движения. Кроны недвижны, остры, натянуты к холодной бледной выси.

У пары больших камней нашлось укромное местечко, чтобы скинуть одежду и, ежась, прыгнуть босыми ступнями на снег. Пройти несколько шагов и замереть на обледенелом песке, там, где земля смыкается с водой…

… и с разбегу броситься в воду.

Птицей.

Говорят, птицам место в небесах, но Витина птица была особенной. Она не могла оторваться от земли, но с легкостью парила под водой, опускаясь до самых глубин.

Иногда она ныряла так глубоко, что из зеленоватого подводного мрака поднимались навстречу крыши древнего города, что утонул много тысяч лет назад. Ниже крыш Вита обычно не спускалась – страшно было.

И теперь, обернувшись черной, коротколапой и короткокрылой птицей, Вита понеслась через холодную морскую мглу, отыскивая и выхватывая на лету мелких рыбешек, чтобы вернуться с добычей на берег и сбросить ее, серебрящуюся, в раззявленную пасть холщового мешка.

Она носилась так около часа, пока мешок не наполнился до краев. Хотела зайти в воду еще один, крайний, раз, но передумала. На далекой льдине – метрах в трехстах от берега – вырисовался черный змееголовый силуэт: длинные челюсти, гибкая шея. Глаз блеснул алым – даже отсюда видно! Будто уголь, раздутый ветром, вспыхнул и погас…

Ган. Точно Ган! Будь там другой леопард – не светил бы досюда глазами. Да и не в них дело, не в глазах! Вита сердцем чувствовала тревогу. Опасность.