***

Душа Романа рвалась в небеса, а щеки болели от улыбки, упорно не желавшей скукоживаться. Жак Ренар был вежлив, восхищен и платежеспособен. Он подписал договор о финансировании монтековского изобретения, а также передал Роману право распоряжаться нешуточным бюджетом. Ренар угостил Монтекова дивным вином шестидесятилетней выдержки, пожал руку и велел оперативно решать вопрос с получением вида на жительство во Франции.

«Русские ненавидели меня за то, что я интеллектуал-одиночка, да еще и якобы еврей. Что же, родные, теперь я француз! Истинная родина не гонит, а ценит», – думал Роман, проходя девять кругов ада в куче безликих бюрократических учреждений. На бегу, не думая и не чувствуя ничего, кроме усталости и отвращения, он сменил гражданство и продал квартиру, переведя деньги на свой парижский счет. Окончательно он проснулся от жуткого полусна в зале ожидания «Домодедово». Выпив кофе с коньяком, он поздравил себя с первым шагом к победе над законами мироустройства.

– Папа, я отомщу за тебя! И за тебя, Игорь, братик! Господи, мы были, как одна душа, как одно тело, и теперь половину моей души отняли, убили, растоптали, – донесся крик с экрана телевизора.

– Что за дешевая мелодрама, – поморщился Монтеков.

– Вы что? – с искаженным лицом спросил его сосед по столику. – Это же Призонов!

– И что? – пожал плечами Роман.

– Кто? – взревел из телевизора Александр Призонов. – Кто лишил президента России отца и брата? Кто осиротил защитника русского народа, я вас спрашиваю!

– У Лилипутина кого-то убили? – не понял Монтеков.

– Причем здесь Лилипутин? – шикнул на него сосед, отправив в рот упаковку валидола. – Господи, это конец…

В кадре появился Николай Платонович Пастухов, директор ФСБ.

– Согласно показаниям убийц, пойманных благодаря оперативным действиям ФСБ, – кашлянул он. – В обоих случаях действовала организованная группа профессиональных киллеров. По признаниям обеих групп, киллеры были наняты разведслужбами стран Запада и Европы. В организации убийства принимали участие ЦРУ, МИ-6 и Моссад…

– Кто теперь этот Призонов? – с недоумением спросил Монтеков.

Сосед с ужасом посмотрел на Романа и пересел за другой столик.

– Это удар по престижу всей России, – со скорбью и с телеэкрана сказал Александр. – Это пощечина, которую можно смыть только кровью. И господа из «большой восьмерки» очень заблуждаются, если думают, что Россия стерпит подобное оскорбление и не ответит на него!

«Кто-то разыграл очередную лихую комбинацию», – усмехнулся про себя Роман. – «Опять российский циферблат развернется на сто восемьдесят градусов. Но мне уже неинтересно. В пятом, семнадцатом и девяносто первом Россия этот урок проходила, хотя и не выучила».

В самолете Монтеков отгородился томиком Салтыкова-Щедрина от сюрреалистического разговора пары пьяных животных, бывших его вынужденными соседями по самолету. После посадки он брезгливо протиснулся сквозь них, и зашагал к выходу. Тогда ему казалось, что это действительно выход из гротескного зоопарка, в который его забросил фатум.

На выходе он увидел спящего Рене, удобно прикрывшего глаза табличкой «Montekov». Роман потряс Рене. Рене открыл глаза, но не проснулся.

– Рене, я тебе зачем-то нужен? – переспросил Монтеков. – До своего боат-хауса я мог бы добраться самостоятельно.

– Ты нужен, но не мне, – заговорщицки шепнул Рене.

– Я не хочу быть кому-то нужным.

– Почему?

– Потому что я актер, презирающий публику.

– Но ты нужен публике!

– Публике нужны кровь, любовь, деньги и дрязги. Я не являюсь ни одним из этих ингредиентов, и не хочу ими быть.

– Ты понравился Ренару и стал деньгами, – Рене облизнулся. – Пойдем, выпьем?

– Первая трезвая мысль, – кивнул Монтеков.

Коллеги сели за столик кафе внутри аэропорта. Рене заказал красного полусухого.

– Скажи, Рома, тебе ведь все равно, кто будет финансировать твое изобретение? – спросил Рене.

– Нет, – сказал Монтеков и добавил после паузы. – Но я готов рассматривать варианты.

– Это че, по типу демпинг? – донеслось с соседнего столика. Роман поморщился, узрев за ним пару бывших соседей по самолету.

– Твои идеи хочет перекупить твой соотечественник, – сказал Рене.

– Это хуже, чем иностранец, – хмыкнул Монтеков. – От соотечественников я уже пятнадцать лет не жду ничего, кроме смеси глупостей и немотивированной агрессии. И они целиком оправдывают мои ожидания.

– Психи ебанутые! – раздалось с соседнего столика.

– Вот именно, – подтвердил Роман.

– Он эмигрант, – возразил Рене. – Лондонский банкир.

– Уже лучше, но я не люблю Лондон. Дожди и туман, скрывающий пустоту.

– Он готов платить тебе втрое больше, чем Ренар.

– Его акции растут. Кто он?

– Его зовут Леонид Альбертович Подболотов.

– Этот господин вроде бы убит. Причем дважды. Первый раз взорван в Москве, а второй – отравлен в Бостоне.

– Может быть, он мертв, но он попросил меня убедить тебя.

– Я всегда симпатизировал мертвецам, – кивнул Монтеков. – У нас много общего.

Заспанный официант принес вино и сыр.

– За правильный выбор! – поднял бокал Рене.

– За правильный ответ! – Роман наполнил свой бокал. Бокалы тускло звякнули друг об друга.

– Не пей вина, Монтеков! – раздался резкий и совершенно трезвый возглас с соседнего столика. Удивившийся Роман опустил бокал. Рене, которого погубило плохое знание русского, отпил и схватился за горло.

– Рене, – потряс коллегу Монтеков. Рене захрипел и обмяк.

– Ступай, отравленная дрянь, по назначенью, – лицо одного из мужчин с соседнего столика приобрело человеческое выражение.

– Вы притворялись, – констатировал Роман.

– Это наша работа, – кивнул второй и со скоростью света прыснул в лицо Монтекова из неизвестного баллончика.

Когда Роман открыл глаза, реальность пугающе изменилась. Монтеков снова сидел в самолете, а пара попутчиков по-прежнему сидела рядом.

– Куда мы летим? – спросил Роман, почти не надеясь на адекватный ответ.

– В великую страну, господин Монтеков, – сказал первый.

– На вашу родину, – добавил второй.

– Я догадался, – сказал Роман. – Это Европа цивилизованная, а Россия вечно великая. Но я практически гражданин Франции!

– Как можно быть гражданином несуществующей страны? – усмехнулся первый.

Моннтеков взглянул в иллюминатор и с ужасом отшатнулся. Над знакомыми огнями Парижа нависал ядерный гриб.

– Спалил-таки, – беспомощно прошептал Монтеков. – Значит, мои надежды – это сон?

– Не сон, а уничтоженная реальность, – поправил его один из соседей.

– Вы бы хоть представились, – пришел в себя Монтеков.

– Евгений Бондейкин, – представился первый.

– Андрей Лужайкин, – сказал второй.

– Федеральная служба безопасности России, – добавил Бондейкин.

– И только России, – ухмыльнулся Лужайкин.

***

Планета Земля, Россия, Москва.

– Закуривайте, Роман…, – когтистый взгляд Бондейкина скользнул по орлиному носу Монтекова, – Олегович, я не ошибаюсь?

– Нет, не Абрамович, а именно Олегович, – с раздражением сказал Роман.

– Конечно-конечно, Роман Израилевич.

– Олегович, – поправил его Монтеков.

– Как вам будет угодно. Вы закуривайте, не стесняйтесь…

– Я не стесняюсь и не курю.

– Пьете?

– С достойной компанией.

– То есть, в основном, с собой?

– Бывают исключения, но это не ваш случай.

– Что же вы, Роман Моисеевич, не спрашиваете, почему вы здесь?

– Не люблю шаблонных ответов. Ведь вопросы здесь задаете вы.

– Неужели вам не интересно?

– Нет. Я прекрасно знаю, что нахожусь здесь потому, что Россия страдает редкой формой слепоты. Она может увидеть творческий талант лишь тогда, когда о нем крикнут со стороны Европы или начальства.