— Ну, как ты провел зиму? — спросил Мельник.

— Так любезно с вашей стороны, что вы меня об этом спрашиваете, — воскликнул Маленький Ганс.

— Признаться, мне подчас приходилось туш. Но весна наступила. Теперь и мне хорошо и моим цветочкам.

— А мы зимой частенько вспоминали о тебе, Ганс, — молвил Мельник, — все думали, как ты там.

— Это было очень мило с вашей стороны, — ответил Ганс. — А я уже начал бояться, что вы меня забыли.

— Ты меня удивляешь, Ганс, — сказал Мельник, — друзей не забывают. Тем и замечательна дружба. Но ты, боюсь, не способен оценить всю поэзию жизни. Кстати, как хороши твои первоцветы!

— Они и в самом деле прелесть как хороши, — согласился Ганс. — Мне повезло, что их столько уродилось. Я отнесу их на базар, продам дочери бургомистра и на эти деньги выкуплю свою тачку.

— Выкупишь? Уж не хочешь ли ты сказать, что заложил ее? Вот глупо!

— Что поделаешь, — ответил Ганс, — нужда. Зимой, видите ли, мне пришлось несладко, — время уж такое — не на что было даже хлеба купить. Вот я и заложил серебряные пуговицы с воскресной куртки, потом серебряную цепочку, потом свою большую трубку и, наконец, тачку. Но теперь я все это выкуплю.

— Ганс, — сказал Мельник, — я подарю тебе свою тачку. Правда, она немного не в порядке. У нее, кажется, не хватает одного борта и со спицами что-то не ладно, но я все-таки подарю ее тебе. Я понимаю, как я щедр, и многие скажут, что я делаю ужасную глупость, расставаясь с тачкой, но я не такой, как все. Без щедрости, по-моему, нет дружбы, да к тому же я купил себе новую тачку. Так что ты теперь о тачке не беспокойся. Я подарю тебе свою.

— И правда, вы удивительно щедры! — отозвался Маленький Ганс, и его забавное круглое лицо прямо засияло от радости. — У меня есть доска, и я без труда ее починю.

— У тебя есть доска! — воскликнул Мельник. — А я как раз ищу доску, чтоб починить крышу на амбаре. Там большая дыра, и, если я ее не заделаю, у меня все зерно отсыреет. Хорошо, что ты вспомнил про доску! Просто удивительно, как одно доброе дело порождает другое. Я подарил тебе свою тачку, а ты решил подарить мне доску. Правда, тачка много дороже, но истинные друзья на это не смотрят. Достань-ка ее поскорее, и я сегодня же примусь за работу.

— Сию минуту! — воскликнул Ганс, и он тут же побежал в сарай и притащил доску.

— Да, невелика доска, невелика, — заметил Мельник, осматривая ее. — Боюсь, что, когда я починю крышу, на тачку ничего не останется. Но это уж не моя вина. А теперь, раз я подарил тебе свою тачку, ты, верно, захочешь подарить мне побольше цветов. Вот корзина, наполни ее до самого верха.

— До самого верха? — с грустью переспросил Ганс. Корзина была очень большая, и он видел, что, если наполнит ее доверху, на рынок идти будет не с чем, а ему так хотелось выкупить свои серебряные пуговицы.

— Ну, знаешь ли, — отозвался Мельник. — я подарил тебе тачку и думал, что могу попросить у тебя немного цветочков. Я считал, что настоящая дружба свободна от всякого расчета. Значит я ошибся.

— Дорогой мой друг, лучший мой друг! — воскликнул Маленький Ганс. — Забирайте хоть все цветы из моего садика! Ваше доброе мнение для меня гораздо важнее каких-то там серебряных пуговиц.

И он побежал и срезал все свои дивные первоцветы и наполнил ими корзину Мельника.

— До свидания, Маленький Ганс! — сказал Мельник и пошел на свой холм с доской на плече и большой корзиной в руках.

— До свидания! — ответил Маленький Ганс и принялся весело работать лопатой: он очень обрадовался тачке.

На другой день, когда Маленький Ганс прибивал побеги жимолости над своим крылечком, он вдруг услышал голос Мельника, окликавшего его. Он спрыгнул с лесенки, подбежал к забору и выглянул на дорогу.

Там стоял Мельник с большим мешком муки на спине.

— Милый Ганс, — сказал Мельник, — не снесешь ли ты на базар этот мешок с мукой?

— Ах, мне так жаль, — ответил Ганс, — но я, право, очень занят сегодня. Мне нужно поднять все вьюнки, полить цветы и подстричь траву.

— Это не по-дружески, — сказал Мельник. — Я собираюсь подарить тебе тачку, а ты отказываешься мне помочь.

— О, не говорите так! — воскликнул Маленький Ганс. — Я ни за что на свете не хотел бы поступить не по-дружески.

И он сбегал в дом за шапкой и поплелся на базар с большим мешком на плечах.

День был очень жаркий, дорога пыльная, и Ганс, не дойдя еще до шестого милевого камня, так утомился, что присел отдохнуть. Собравшись с силами, он двинулся дальше я наконец добрался до базара. Скоро он продал муку за хорошие деньги и тут же пустился в обратный путь, потому что боялся повстречаться с разбойниками, если слишком замешкается.

— Трудный нынче выдался денек, — сказал себе Ганс, укладываясь в постель. — Но все же я рад, что не отказал мельнику. Он как-никак лучший мой друг и к тому ж обещал подарить мне свою тачку.

На следующий день Мельник спозаранку явился за своими деньгами, но Маленький Ганс так устал, что был еще в постели.

— До чего ж ты, однако, ленив, — сказал Мельник.

— Я ведь собираюсь отдать тебе свою тачку, и ты, думаю, мог бы работать поусерднее. Нерадивость — большой порок, и мне б не хотелось иметь другом бездельника и лентяя. Ты не обижайся, что я с тобой так откровенен. Мне б и в голову не пришло так с тобой разговаривать, не будь я твоим другом. Что проку в дружбе, если нельзя сказать все, что думаешь? Болтать разные там приятности, льстить и поддакивать может всякий, но истинный друг говорит только самое неприятное и никогда не постоит за тем, чтобы доставить тебе огорчение. Друг всегда предпочтет досадить тебе, ибо знает, что тем самым творит добро.

— Вы не сердитесь, — сказал Маленький Ганс, протирая глаза и снимая ночной колпак, — но я так устал вчера, что мне захотелось понежиться в постели и послушать пение птиц. Я, право же, всегда лучше работаю, когда послушаю пение птиц.

— Что ж, если так, я рад, — ответил Мельник, похлопывая Ганса по спине, — я ведь пришел сказать тебе, чтоб ты, как встанешь, отправлялся на мельницу починить крышу на моем амбаре.

Бедному Гансу очень хотелось поработать в саду — ведь он уже третий день не поливал своих цветов, — но ему неловко было отказать Мельнику, который был ему таким добрым другом.

— А это будет очень не по-дружески, если я скажу, что мне некогда? — спросил он робким, нерешительным голосом.

— Разумеется, — отозвался Мельник. — Я, мне кажется, прошу у тебя не слишком много, особенно если припомнить, что я намерен подарить тебе свою тачку. Но раз ты не хочешь, я пойду и сам починю.

— Что вы, как можно! — воскликнул Ганс и, мигом вскочив с постели, оделся и пошел чинить амбар.

Ганс трудился до самого заката, а на закате Мельник пришел взглянуть, как идет у него работа.

— Ну что, Ганс, как моя крыша? — крикнул он весело.

— Готова! — ответил Ганс и спустился с лестницы.

— Ах, нет работы приятнее той, которую мы делаем для других, — сказал Мельник.

— Что за наслаждение слушать вас, — ответил Ганс, присаживаясь и отирая пот со лба. — Великое наслаждение! Только, боюсь, у меня никогда не будет таких возвышенных мыслей, как у вас.

— О, это придет! — ответил Мельник. — Нужно лишь постараться. До сих пор ты знал только практику дружбы, когда-нибудь овладеешь и теорией.

— Вы правда так думаете? — спросил Ганс.

— И не сомневаюсь, — ответил Мельник. — Но крыша теперь в порядке, и тебе пора домой. Отдохни хорошенько, потому что завтра тебе надо будет отвести моих овец в горы.

Бедный Маленький Ганс не решился что-нибудь возразить и наутро, когда Мельник пригнал к его домику своих овец, отправился с ними в горы. Целый день он потратил на то, чтобы отогнать их на пастбище и пригнать обратно, и вернулся домой такой усталый, что заснул прямо в кресле и проснулся уже при ярком свете дня.

— Ну, сегодня я на славу потружусь в своем садике! — сказал он и тотчас принялся за работу.