Стряхиваю воспоминания, делая вдох-выдох, замедляя пульс, чтобы успокоиться, вспомнить, но, не позволить воспоминаниям накрыть себя. Иногда, думая об этом, прихожу к выводу, что я не закрыла дверь в тот день, потому что хотела, чтобы кто-то вошел, хотела, чтобы меня нашли, пока я не истекла кровью, - что я не собиралась умирать. Не уверена, есть ли какая-нибудь правда в этом или нет. В моей голове творилось черте что в то время и, вспоминая об этом, трудно понять, что я действительно чувствовала. Моя мама пришла ко мне, она открыла дверь, и я не умерла. Я так была безумна и зла на нее, кричала и кричала, даже не знаю почему. Но я все преодолела и в конце концов, так рада, что она это сделала.

Поднимаюсь с пола и иду обратно, вновь стучу в дверь в квартиру Куинтона. Я делаю это в десятый раз только, чтобы быть уверенной, что никто не собирается отвечать, и тогда, хоть и боюсь, я хватаюсь за дверную ручку. Не уверена, что поступаю правильно, но я даже не уверена, что есть правильно, поэтому делаю то, что знаю.

Глубоко вдохнув, поворачиваю дверную ручку, но она оказывается заперта. Когда я отпускаю ее, моя рука безвольно спадает, часть моей надежды сгорает. Отхожу от двери и сажусь на место. Все, что я могу сделать сейчас, это подождать, пока Куинтон сам придет ко мне.

Куинтон

Боль начинает спадать, хотя, может быть, все еще присутствует в моем теле, но разум делает упор на другие вещи. Такие, как звук ветра снаружи, или как холодна стена за моей спиной, хотя моя кожа горит, или как рука зудит, чтобы рисовать, но я не могу сомкнуть пальцы, чтобы взять карандаш.

- Ты такой обдолбанный, - замечает Тристан, опуская голову к зеркалу и втягивая еще одну дорожку. Он откидывает голову и вдыхает, закрыв нос рукой, чтобы затем выпустить эйфорический выдох. Он приготовил еще три дорожки, собираясь перейти границу, которую он обычно не переходит.

- Ты тоже. - Отклоняюсь от стены и выхватываю зеркало из его рук. Я, не стесняясь, прикладываю ручку к носу и втягиваю белый порошок одним глубоким изумительным вдохом. Затем опускаю зеркало на пол и тру рукой по ноздрям, чувствуя прилив адреналина.

- Точно, - говорит Тристан, барабаня пальцами по коленям и осматривая комнату, как будто он что-то ищет, но не может найти, потому что здесь ничего нет. - Я думаю, мы должны кое-что сделать.

- И что же? - массирую свою ушибленную руку. Пальцы изогнуты, и я все еще не могу их выпрямить, но по большей части боли нет. Один глаз опух, я едва могу им видеть, но все хорошо, ведь сейчас я под кайфом. - Потому что я не могу делать ничего, что связано с использованием моей руки, или моей ноги, или моих ребер.

Он фыркает смехом и начинает энергично стучать ногой. - Разве это не то, ради чего мы здесь? Заглушить боль, чтобы ты смог двигаться?

Концентрируюсь на его словах и вспоминаю, что у нас было запланировано на сегодня. - Давай посмотрим, получится ли у меня, - говорю ему, сгибаю ноги в коленях и отталкиваюсь от пола здоровой рукой. Чувствую боль, но в то же время я так привык жить в этом мире с болью внутри меня. Левая нога начинает подгибаться, поэтому переношу свой вес на правую и придерживаюсь рукой за стену.

- Вот и ответ, - говорит Тристан, поднимаясь с матраса. - Теперь мы можем пойти к Джонни и взять еще немного, притворившись, что нас послал Дилан.

- У нас нет денег, - указываю на очевидный факт, затем смотрю на монеты, разбросанные по полу. - Уж не думаешь ли ты, что он согласится на эти гроши?

Он качает головой, и, улыбаясь, достает рулон наличных из своего кармана. - Нет проблем.

- Откуда они у тебя? - спрашиваю, опираясь всем весом на руку и стараясь поддержать тело в вертикальном положении.

Тристан мотает головой и засовывает деньги обратно в карман. - Я не собираюсь рассказывать тебе, как я их достал, но тебе не о чем беспокоиться.

Хмуро смотрю на него, уверенный, что деньги принадлежат Дилану, те самые, что Делайла дала мне, и что привело к тому, что мне надрали задницу парни Трейса. - Ты украл их у меня, но они не мои. Это Дилана.

- Может, уже пойдем? - спрашивает он, и я знаю, что он делает - он взял деньги и не собирается их возвращать – а я не скажу ничего, потому что, в конце концов, эти деньги идут нам на наркотики. - Забудь о том, откуда взялись деньги. Я обязательно верну их Дилану, а сейчас давай просто поторопимся к Джонни.

- Ты думаешь, это хорошая идея? После того, что случилось вчера? Потому что я не хочу, чтобы мою задницу снова надрали, на этот раз я буду не в состоянии убежать. Прислоняюсь спиной к стене и закатываю глаза несколько раз, пытаясь остановить их от высыхания. - Знаешь, тот парень, что выбил из меня все дерьмо грозился сделать то же самое и с тобой.

- И что? Я смогу с ним справиться, - говорит он с глупой уверенностью, которая в конечном итоге причинит ему вред. Я чувствую это. - Кроме того, если они придут сюда, я убегу, в отличие от тебя... - Он задумывается над чем-то, выглядя озадаченным. - Почему ты так сразу не сделал? Мне начинает казаться, что ты сумасшедший.

- Может, так и есть.

- Возможно, мы оба.

- Или, может быть, нам обоим нужна помощь, - говорю я, на самом деле имея в виду только его.

- Не хочу об этом слышать еще и от тебя, - говорит он с преувеличенным вздохом.

- О чем ты? - спрашиваю, поднимая голову, чтобы посмотреть на него. - Кто еще тебе об этом говорил?

- Родители, - отвечает он, пожав плечами.

- Я думал, ты не разговаривал с ними с тех пор, как мы покинули Мейпл-Гров?

Он делает еще одну дорожку, втягивая ее через ноздрю, и поднимает голову. - Я совершил ошибку, позвонив им несколько месяцев назад, чтобы попросить одолжить немного денег. Я разговаривал с телефона Делайлы и, видимо, моя мама позаботилась сохранить его в своих контактах - хотя ее совсем не заботило ответить на мою просьбу. -Он что-то бубнит себе под нос, что-то вроде «тупая сука». - Потом она случайно позвонила примерно через день или два... сказала мне, что я должен вернуться домой, тогда они мне помогут... сказала, что соскучились и прочее дерьмо, как будто они вдруг решили начать заботиться обо мне.

- Может, тебе стоит вернуться домой? - говорю я, думая о своем отце, гадая, что он сейчас делает, и думает ли обо мне. Я не разговаривал с ним с тех пор, как уехал из Сиэтла, и даже не пытался ему позвонить, так что не уверен, что он знает, как со мной связаться. А если и знает, то я бы предпочел этого не знать, потому что это будет означать, что он может позвонить мне, но не хочет. Правда может ранить гораздо больнее, чем просто строить догадки. - Я имею в виду, если они хотят тебе помочь, то почему нет? Очевидно, что они заботятся о тебе.

Он резко смеется. - Им плевать. Поверь мне.

- Тогда зачем они позвонили? - спрашиваю, желая, чтобы его жизнь наладилась. - Я уверен, что они волнуются за тебя, скучают... ты, наверное, причинил им много боли... - я почти готов добавить «учитывая, через что они прошли» поскольку они уже потеряли одного ребенка. Но не могу этого сделать, не могу это произнести. Напомнить ему и себе, что я сделал.

Он меня игнорирует. - Знаешь что, может, это тебе следует вернуться домой, - отвечает он, зажимая ноздри пальцами.

- Мой дом здесь, - говорю я. - И другого нет... я просрал всё давным-давно.

Мы оба замолкаем, что случается довольно часто, когда один из нас вспоминает о прошлом, даже если мы оба находимся под кайфом. Прошлое всегда может мгновенно обломать всю эйфорию, хотя мы обычно разговариваем по душам, когда оба обдолбаны, но с трудом можем вспомнить, о чем говорили, возвращаясь обратно в реальность.

Он начинает возиться со своими шнурками, хотя они у него завязаны, в то время как я тянусь за рубашкой на полу. Но когда наклоняюсь, мои ребра болят в знак протеста, и я разгибаюсь, испуская стон.

- Что случилось? - спрашивает Тристан, его взгляд мечется от меня к двери, к окну, к потолку.

- Кажется, мое ребро сломано.