Диснейленд пятидесятых годов разительно отличался от сегодняшнего, где во главу угла поставлены американские горки и прочие приспособления. Но никто – ни тогда, ни сейчас – не умел проектировать аттракционы так, как знаменитые воображинеры [97] Диснея. Одним из самых хитрых изобретений был «Полет в ракете на Луну»: посетителей заманивали обещанием виртуального путешествия на Луну и обратно. Устройство было простым, но убедительным: посетители усаживались в маленьком круглом зале с огромными окнами (на самом деле экранами), вмонтированными в пол и потолок, которые производили такое впечатление, будто вы смотрите на открытое небо и Луну через окно наверху и на уменьшающуюся Землю через окно внизу, пока летите сквозь космическое пространство. Десятилетия спустя, когда у Лукаса появилась возможность создать аттракцион на тему «Звездных войн» для парков Диснея, он вдохновлялся именно «Полетом в ракете на Луну»: экраны выполняли роль окон в звездолете, а изображения на экранах были синхронизированы по новейшей технологии контроля движения, и благодаря этому посетители переживали еще более правдоподобное и волнующее ощущение путешествия сквозь космос. В те давние времена «Полет в ракете» казался необыкновенно захватывающим, и, вернувшись в Модесто, мальчик, который ненавидел писать, тут же возбужденно сел за работу и настрочил репортаж о своих приключениях в Диснейленде для новой местной газеты.
Газета называлась «Дейли Багл» («Ежедневный горн»), и тем летом Лукас помог своему другу, десятилетнему Мелвину Челлини, ее основать. Посмотрев телепередачу, в которой несколько персонажей пытались придумать название для газеты, Челлини загорелся идеей создать собственную и обратился к Лукасу, который согласился помочь. Первый выпуск Лукас и Челлини раздавали бесплатно 4 августа в своей школе, он вышел с большим заголовком на первой странице: «Мелвин Челлини выпустил новую газету и нанял известного репортера Джорджа Лукаса».
Мальчишки горели энтузиазмом, но ежедневная газета, и особенно печать ста экземпляров, требовала огромной работы. «Газета будет выходить с понедельника по пятницу, – сообщали они. – Но не в эту пятницу, потому что печатный станок сломался». Лукас, в котором уже начал пробуждаться инстинкт «делай все сам», быстро уговорил отца разрешить печатать «Горн» на станке в магазине «Моррис» и пообещал возместить затраты. Но не успело пройти и недели, как новизна затеи выдохлась. «“Дейли Багл” приостановлен, – объявили издатели своим читателям. – “Уикли Багл” (“Еженедельный горн”) будет выходить только по средам. А то новости одни и те же». И сообщили, что больше никого не нанимают: «Нам не нужны журналисты, печатники или разносчики газет. Никто пока не приобрел подписку»[98][99].
Несмотря на все трудности, детская газета попала на страницы «Модесто Би»; статью сопровождала фотография Джорджа и Челлини, склонившихся над свежим выпуском за серьезным обсуждением своего детища. Лукас с коротким ежиком и в свободной футболке с тропическим принтом уже понимал: нужно хорошо показать себя, чтобы соответствовать роли известного репортера «Горна», – и потому лихо заложил за правое ухо остро заточенный карандаш[100].
Вскоре «Горн» закрылся. Челлини расстроился из-за потери дохода, который надеялся получать от продажи «порядка двухсот экземпляров в неделю» по центу за каждую, но Лукас даже не думал об этом. Он рассказал «Модесто Би», что участвовал в затее не ради денег. Все заработки от «Горна» он планировал вкладывать в газету, оплачивать работу разносчиков и возмещать «Л. М. Моррис» стоимость бумаги, чернил и печатных форм[101]. Лукас мог не осознавать или не ценить этого, но отец – и Скрудж МакДак – хорошо его обучили: думай нетипично, верь в себя и инвестируй в себя, если можешь. Но всегда возвращай долги.
Схожую деловую хватку Лукас показывал и в обращении со своими карманными деньгами. Под крышей Джорджа-старшего нужно было зарабатывать, и отец ожидал от Джорджа-младшего и его сестер выполнения работы по дому в обмен на деньги. Главной еженедельной обязанностью Джорджа-младшего была стрижка лужайки с помощью огромной ротационной газонокосилки – эта задача давалась тяжело, и вскоре он возненавидел ее. «Трава там росла жесткая, а я был маленьким ребенком», – вспоминал Лукас[102]. Но в итоге стрижкой газона он заработал достаточно денег и, заняв небольшую сумму у матери, смог купить бензомоторную газонокосилку, которая значительно облегчила его труд. Лукас сумел определить, что ему требуется для решения проблемы, а затем вложил в это решение свои собственные деньги. Инвестируй в себя. Отец с неохотой выразил восхищение.
Возможно, скупо выдавая детям карманные деньги с лекциями о бережливости и трудолюбии, Джордж-старший руководствовался благими намерениями. Но они с сыном никогда не понимали друг друга полностью. «Он никогда меня не слушал. Он был любимчиком матери, – говорил Джордж-старший о своем единственном сыне. – Если он хотел фотоаппарат или еще что-нибудь, он это получал. Его сложно было понять»[103]. Чем больше Джордж-старший пытался внушить сыну свои методистские ценности, тем больше сын бунтовал и разочаровывал его. «Он консервативный человек, который сам всего добился, – рассказывал Лукас позднее об отце, – с множеством предрассудков, которые меня невероятно раздражали»[104].
Напряженные отношения с сыном, должно быть, особенно разочаровывали Джорджа-старшего еще и потому, что компания, которую он надеялся ему передать, процветала. В 1956 году бизнес был на подъеме. Джордж-старший перенес магазин по новому адресу – Первая улица, 1107 – это была первая перемена места за пятьдесят лет существования компании. И открыл компанию «Лукас», ставшую единственным поставщиком новых копировальных машин в тех краях. С ростом бизнеса Джордж-старший начал подыскивать более подходящий статусу семьи роскошный дом. Коттедж на Рамона-авеню был продан, и Лукасы переехали в дом в стиле ранчо, с бассейном, расположенный на пяти гектарах, засаженных ореховыми деревьями, по адресу Сильван-роуд, 821. Новый дом Лукасов располагался всего в восьми километрах от Рамона-авеню, но по меркам Модесто и для Джорджа-младшего это было все равно что улететь на другую планету.
Позднее Лукас признавался, что переезд его «сильно расстроил»: «Я был очень привязан к тому дому [на Рамона-авеню]»[105]. И это вызвало внутренний бунт. «Он изменился, – вспоминал Джон Пламмер. – Увлекся музыкой, еще больше замкнулся в себе. Стал почти хулиганом… и, как мне кажется, связался с плохой компанией». Подобные предположения раздражали Лукаса. «Просто я общался со всеми, – объяснял он. – Я был мелкий и веселый. Со мной здорово было дружить, и легко заводил приятелей»[106]. Так он думал. Однако истина заключалась в том, что Лукас, как и миллионы подростков, открыл для себя рок-н-ролл.
Лукас учился играть на самых разных инструментах, и, хотя ни один из них его не интересовал, музыку в целом он любил. Ребенком он обожал марши Джона Филипа Сузы [107], потому что интуитивно осознавал важность таких музыкальных тем и ему очень нравилось, как волнующе отдается стуком в груди хороший громкий марш. Но его жизнь изменилась в сентябре 1956 года, когда Элвис Пресли нахально и задиристо исполнил четыре песни на «Шоу Эда Салливана». В октябре 1957-го Элвис выступал в Сан-Франциско, и Лукас был на этом концерте. Рок-н-ролл – и Элвис – остались с ним навсегда. Каждый день после школы Лукас запирался в своей новой комнате на Сильван-роуд, читал любимые комиксы, ел шоколадные батончики и пил кока-колу под пульсирующие звуки рок-н-ролла, вырывающиеся из маленького проигрывателя. За следующее десятилетие он соберет «гигантскую» коллекцию рок-н-ролльных пластинок[108][109].
