Но если этих подружек он ставил не очень высоко, то это больше потому, что жила неподалеку еще одна девочка, Таня, уже совсем другого сорта. Хотя какая девочка, скорее взрослая девушка, и очень красивая. Она была старше Олега лет на пять, а то и больше, и у нее был даже настоящий ухажер, учившийся на механизатора, с которым они целовались и обнимались. Но и с Олегом она с удовольствием общалась. А точнее сказать, играла. Потому что с ухажером не поиграешь, он-то совсем взрослый человек, он уже зарабатывал деньги и дарил ей разные подарки. А Олег, кажется, был в Таню несколько влюблен, несмотря на чудовищную разницу в возрасте, благодаря которой ни Таня, ни ухажер не видели ничего предосудительного в том, что Олег каждый божий день огородами тащился к Тане и, бывало, проводил с ней целый день. Так вот, Таня была самая настоящая красавица и тоже грязнуля.
Бабушка над ней и посмеивалась, и давала добрые советы. Дело в том, что мать Тани давно умерла, а отец, хромой и вечно пьяный дядя Матвей, в вопросах гигиены ни шиша не смыслил. Бабушка же смыслила лучше всех во всем на свете: в космонавтике, в кибернетике даже, потому что выписывала журнал «Наука и жизнь», а уж про искусство, медицину и политику знала решительно все. Смешно и говорить о какой-то там гигиене или домоводстве. Она советовала Тане, когда заходишь в свинарник, надевать косынку, а то все волосы моментально пропахнут навозом. А если руки настолько грязны, что уже не отмываются даже с мылом, то оттереть их можно жидкой глиной. А в баню надо ходить каждую неделю, а уж раз в месяц — непременно. А цыпки на ногах смазывать постным маслом. Таня все это слушала, но мысли ее были заняты другим — домашним хозяйством и предстоящим замужеством, так что ничего из сказанного она не выполняла. Таня стала для Олега первым в его жизни секс-символом, хотя такого слова он и до сих пор, кажется, не знает.
Продолжение было в пионерском лагере. Год был аккурат олимпийский. И все зажигали под антисоветские опусы группы «Чингисхан», игравшей в редком музыкальном стиле «мюнхенское диско». И все дружно плясали и пели: «Москау, Москау, забросаем бомбами, будет вам Олимпиада, а-ха-ха-ха-ха!» Все плясали и пели — это в СССР, естественно, все. Потому что за рубежом эта бодяга, говорят, не особенно котировалась. Да и в СССР, разумеется, далеко не все так делали, а только малая часть населения, а именно — поганая молодежь. Но молодежь тогда на девяносто процентов была поганая, так что все-таки изрядное число народу.
В том числе и в пионерском лагере. Там же тоже проводились дискотеки для старших отрядов, и вот там-то на дискотеке под звуки запрещенного «Чингисхана» и понравилась ему девочка Марина. Такая была совершенно обалденная девочка Марина. Высокая, красивая, грудь у нее такая, уже совсем как у взрослой, покачивалась. И притом что она была его ровесница, и такая веселая простая девчонка, но загадочная и нежная вместе с тем. И там, на дискотеке, она под «Чингисхан» танцевала «цыганочку», а это многие уже знают, что значит. Что она падает на колени и гипнотически быстро вибрирует персями! И Марина это делала, а он… ну, сами должны понимать, что он чувствовал. Да и все, конечно, пялились тоже. Но это еще была фигня по сравнению с мировой революцией. Мировая же революция, о необходимости которой так долго говорили, свершилась завтра.
Завтра, так себе выспавшись после вчерашней дискотеки, все встали и стали готовиться к очередному мероприятию. В поддержку международной солидарности всего прогрессивного человечества. И пионеры это человечество олицетворяли. В частности, и Марина. Она олицетворяла африканские народы.
Естественно, что дикие (ну ладно, развивающиеся) африканские народы нужно было олицетворять в особенной одежде. В идеале, наверное, — в набедренном поясе из шкуры пантеры или банановых листьев. Но где такое, во-первых, взять, а во-вторых, девочка-то, как выше говорилось, уже довольно подросла, и нельзя было с педагогической точки зрения, да она бы и сама не согласилась. Но как-то надо было решать вопрос, и вожатая, долго хмурясь и совещаясь со старшими девочками, решила, что одежды, конечно, чем меньше — тем лучше, но с ума только не сходя. И выбрали Марине самую короткую юбочку в лагере, надели рубаху и выше пупа завязали на узел. Так было нормально. Грудь прикрыта, а остальное чем голее, тем лучше. Очень пикантно получилось.
А потом ее стали мазать черной гуашью, потому что она же негритянка. Вожатая и девочки, которые мазали, к концу гримирования сами были немногим чище, чем Марина. Но все-таки чище. Ей вымазали лицо, шею, руки до локтя (рукава рубашечные до локтя закатанные), вымазали живот — один пуп белеется. Ноги вымазали от самых трусов до кончиков пальцев. И как ловко получилось! Как у настоящей негритянки — вся кожа черная, а ладони и подошвы белые! Ну, конечно, не совсем белые, особенно подошвы, но все-таки гораздо светлее, чем вся остальная кожа.
И когда Марина в таком виде вышла из палаты, ее увидел наш герой. И вот тут-то и свершилась мировая революция, о необходимости которой так долго говорили. Увидев полуголую, вымазанную черным, блистающую белками глаз Марину, он охнул и схватился, скажем так, за сердце — хорошо, хоть никого рядом не было.
А плюс был выходной, и к ней приехали родители. Она, недолго думая, прямо в гриме побежала к воротам. Он не мог оторвать от нее взгляда и побежал за ней, не думая о том, что ей скажет, коли она обернется. И то, что было восхитительно само по себе, здесь, в ландшафте, было просто необъяснимо притягательно — это властно заставляло его бежать. Сказать, что бежать не думая, — это значит ничего не сказать. Более того, он думал, он удивленно думал — чего это я бегу? Куда бегу? Что скажу? Голова думала, а ноги бежали.
Маринина мама, увидев дочь, сначала чуть не упала в обморок, но Марина объяснила, и они посмеялись.
Олег зашел за щит с планом лагеря, из-под которого виднелись только Маринины ноги, сунул руку в карман и переложил колом торчащий член направо. От прикосновения член вздыбился еще сильнее, стал как железный. Он сжал его, и тут что-то произошло. «Эякуляция» это называется, слово-то он знал, а вот случилось это у него впервые. Мокрые трусы. Ватная слабость в ногах. Шорты тоже промокали, на них быстро проявлялось темное пятно.
Он подумал тогда, что, наверное, любит негритянок. И мулаток. Но не тут-то было. Негритянки и мулатки, а также метиски, квартеронки и папуаски, к которым он с того дня стал пристально присматриваться в кино, по телевизору и на фотографиях цветных журналов, были безусловно привлекательны. Но ничего даже отдаленно напоминающего то, что он испытал, видя полуголую измазанную Марину, не было.
А было нечто подобное в другой раз. В колхозе. В трудовом лагере. Убирали капусту. Девочки и мальчики. Был очень жаркий день. Вдруг ливень. Застиг в чистом поле. Бежать некуда. Грянуло, хлынуло как из ведра. До нитки. Девочки многие разулись. В грязи выше щиколотки, а ведь кто работал на корточках, а кто на коленях. Кто на коленях, те по колено. Хохотали, визжали. Олег тоже кончил сразу. И понял. Не негритянки, а грязь.
Почему? Можно предположить. Можно вспомнить историю про гусынь. Помним историю про гусынь, или, в другой редакции, демонов? Где уж нам! Она ж средневековая еще, где уж нам, нас тогда и на свете не было.
В общем, один монах, духовный наставник. И ученик. Молодой. Этот вообще женщин отроду не видал. Отшельники потому что оба. Вот идут за каким-то рожном в город, и вдруг навстречу им женщины какие-то шкандыбают, шлюхи, вероятнее всего.
Молодой. Ой, это кто?
Монах (про себя). Блин! (Вслух). Это, Петенька, демоны.
Ладно. На другое утро:
— Айдате, папенька, до города сходымо!
— На шо?!
— Та демонов тех побачымо…
(Перевод с латинского автора.)
Мама его, разумеется, тоже духовно наставляла и благовоспитывала. Тоже и половое воспитание. Она ему настойчиво внушала, что, конечно, любовь — это круто, но когда она гармоничная, в смысле одухотворенная, а то вот еще есть чисто животный, то есть, наоборот, грязно-животный, секс, так вот это — грязь. Она очень откровенно беседовала с ребенком о грязных помыслах и поступках. О грязных девках с нечистыми представлениями об отношениях полов. Но ничего такого, не подумайте плохого, не только о девках, о парнях тоже. О грязных. Она приводила примеры. Внушала, внушала — и успешно внушила. Он поверил.