Романтично, конечно, но Фатима не была любительницей романтики, считая, что в жизни сильного человека, – особенно, если зарабатывает он убийствами, – романтике не место, она несет слабость и размягчает характер. Все эти переживания и вздыхания придумали эти глупые покорные овцы, пытаясь тем самым оправдать свою слабость, никчемность и лень и переложить вину на несчастную любовь или еще какой-нибудь бред в том же духе.
Но она никогда не была частью большущего стада, которое блеющие существа гордо называют «общество», она всегда понимала, что сама несет ответственность за свою жизнь и сама отвечает за все ее события и повороты. Всегда есть выбор, думала она, перед тобой всегда две дороги, по какой пойдешь – зависит только от тебя, как и то, к чему ты придешь. К примеру, она могла бы бросить всё и работать секретаршей, но к чему бы она пришла? А еще раньше она могла бы выбрать обычную дорогу и поступить в институт, а потом жить как все, но не к этой цели она шла и не такой жизни хотела. Она сделала свой выбор и заняла место, которое готовила ей сама судьба, а могла бы наплевать на свой талант и упорно идти по тропинке со всем стадом.
Но и тогда она бы заняла место, уготованное судьбой, потому что сама Судьба всегда дает людям право выбирать, и только слабые духом говорят, что все предопределено, потому что сами не могут сделать никакой выбор и предоставляют это право судьбе.
После короткого завтрака она снова поднялась в спальню, чтобы надеть свой ежедневный костюм очаровательной и сексуальной блондинки, всегда ослепительной и всегда на каблуках. Именно такой она была для соседей и городских жителей, глубоко внутри пряча то, о чем все эти простофили даже не догадывались. Ярко красная помада, кроваво-красные накладные ногти, короткая юбка – вообще-то не такая уж короткая, девчонки да и многие дамочки носили и покороче, хотя ноги у них не были и вполовину так же красивы как у нее, – порывшись в шкафу, она сняла с вешалки какую-то нелепую кофточку с разрезом, из которого почти выскакивала, и надела на себя. Всё, образ готов, осталось лишь нацепить этот дурацкий белый парик и придать лицу счастливое и глупое выражение, ведь именно так и бывает: глупцы всегда беззаботны и всегда всем довольны.
За свою немаленькую карьеру ей приходилось играть разные роли, зачастую именно такие, может, поэтому она и ненавидела их больше всего. Нет ничего хуже, чем корчить из себя пустоголовую сексуальную глупышку, подтверждая тем самым мнение далеко не умных мужчин, покупающихся на этот старый как мир трюк. Но все было как было, и именно ее сексуальность и красота оставались эффективным оружием, которое она пусть и с неохотой, но при необходимости умело использовала.
Какое странное общество, часто думала она, иногда наблюдая за людьми, всё построено на обмане: мужчины думают, что правят миром, обманывая женщин и считая их слабым и глупым полом, а те в свою очередь обманывают мужчин, играя своей сексуальностью на их главной слабости, подчиняя себе их неуемное тщеславие и захватывая инициативу. Хотя мужчины продолжают свято верить в то, что сами все решают и контролируют. Получался странный вывод: мужчины врали женщинам о своей силе, женщины врали им то же самое о своей слабости.
Сумасшедший мир, думала Фатима, придирчиво оглядывая свой сегодняшний наряд и мысленно настраиваясь на ежедневную роль. Как же она ненавидела все эти короткие узкие юбочки и отвратительные кофточки с разрезами! Даже по необходимости она никогда не надевала юбку, едва прикрывающую зад и никогда не носила слишком откровенные блузки. И прекрасно обходилась без этого, на элегантную и ухоженную красивую девушку мужчины клевали даже лучше, чем на размалеванных и полуголых девиц, так что сильно она не страдала от вынужденного стиля. Но играть роли таких пустоголовых девиц она просто ненавидела, ну что это за существо смотрит на нее из зеркала?! Надутые яркие губы на глупом, но ооочень серьезном лице, голливудские локоны и сумочка, висящая на слегка отставленной согнутой руке. Все как у всех, вот и еще одна представительница большой фабрики клонов.
Отвращение к своему образу было настолько сильным, что Фатима позволила себе потерять улыбочку и перестать хлопать глазками и скривилась.
– Смотреть тошно, – бросила она своему отражению и скорчила рожу, – так и то лучше, чем это тупое лицо.
Она могла бы и дальше препираться с зеркалом, все-таки опыт у нее был большой, как-никак уже 8 лет собственное отражение заменяло ей друга и собеседника, но времени не было, ведь она хотела уйти до того, как соседи начнут выезжать на работу. Поэтому она быстро вернула прежнее выражение лица и, найдя сумочку, повернулась к зеркалу в последний раз, чтобы ослепительно улыбнуться и показать своему отражению оттопыренный большой палец. «Все отлично!» – вот что означал этот жест, и показывать его себе давно вошло у нее в привычку, со временем превратившись в ритуал, без которого она редко выходила на улицу. Все будет отлично, потому что она так сказала, а она имеет полное право приказывать, ведь это ее жизнь и она ее полная и единственная хозяйка.
Спустившись вниз – каблучки на ботинках звонко стучали по лестнице, и ее страшно злил этот звук, являвшийся визитной карточкой женской части мира обывателей – она достала из шкафа дубленку, такую же черную и усыпанную стразами, как и ее ботинки и, еще раз показав зеркалу знак «отлично», вышла в нетронутое еще серое утро.
Все же в таких ранних пробуждениях была своя прелесть – кроме нее никто не видел нежную красоту начинающегося дня, и в такие моменты Фатима чувствовала, что весь мир принадлежит ей одной. По земле, кое-где покрытой островками зеленой травы, все еще стелился туман, воздух был прозрачным и чистым, и Фатима подумала, что именно так пахло в первый день сотворения мира, пока многочисленные жители земли не загадили и не завоняли ее. Солнце уже встало, и его еще по-зимнему тяжелые лучи с трудом пробивались через толстый слой серых облаков, превращая сосновый лес в сказочное царство, где правит старый король, а по дорогам разгуливают храбрые рыцари в поисках драконов и колдунов. Трасса, пролегающая совсем рядом с домом, была абсолютно пустой, а окна в соседних домах темными, что говорило об одном: это утро принадлежит только ей и никому больше.
Глубоко вдохнув свежий морозный воздух, она замкнула дверь и пошла к гаражу, который находился с правой стороны дома и имел с ним общую стену. Каблучки все так же противно стучали по цементной дорожке, ведущей от крыльца к гаражу, но это ее больше не раздражало – она вышла из дома, а значит, перестала быть Фатимой, по крайней мере, на этот день. В данный момент она была Катериной Давыдовой, любительницей каблучков и надутых губ, и она, конечно же, предъявляла миру свою визитную карточку клона, выпущенного в тираж.
Подойдя к гаражу, она жеманно присела и принялась возиться с замком, то и дело цокая и закатывая глаза, хотя прекрасно могла открыть его с первого раза. Просто это было частью спектакля, хотя вокруг и не было ни одного зрителя, но она твердо следовала правилу: осторожность не бывает слишком большой, раз она теперь Катерина Давыдова, значит, она станет ею на все сто, возьмет все привычки и жесты и полностью сольется с созданным образом. А образ Катерины Давыдовой, как и все женщины, не ладил с замками и механизмами. Наконец, открыв замок с третьей попытки, блондинка дернула дверь и та покатилась вверх на невидимых колесиках, едва не сломав красотке ноготь, на что та незамедлительно отреагировала, ахнув и начав придирчиво рассматривать ушибленную руку. Ноготь, конечно же, не сломался, и, постояв несколько секунд с растопыренными пальцами и хлопающими глазами, блондинка зашла в гараж и села в машину.
Дорога в город занимала примерно полчаса, но Фатима домчалась за 15 минут – трасса была совершенно пустой, а скорость она всегда любила. Подъезжая к городу, она замедлила ход, и ее зеленая «семерка» незаметно влилась в небольшой еще поток машин. Ближе к центру начались первые пробки, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы не потерять маску гламурной дурочки, которую совершенно не волнуют такие ничтожные проблемы как утренняя пробка. Включив радио погромче, она деловито красила губы и выглядывала в абсолютно прозрачные окна машины, и никто бы не догадался, какие страшные мысли бродят в этой белокурой голове.
