Церковь Богоматери Человеколюбивой на Большом канале.
Семен Толбузин стал в декабре 1474 г. свидетелем сложнейшей процедуры избрания нового дожа Венеции, которую постарался описать – впервые в русской литературе – в своих путевых записях. Эта система выборов существовала в Светлейшей Республике уже более двухсот лет (и просуществует еще триста) и включала в себя с десяток перемежающихся голосований и жеребьевок.
…В назначенный день самый молодой член венецианской Синьории должен был с раннего утра молиться в соборе Сан-Марко. Потом, выйдя из церкви, он останавливал первого встреченного им мальчика и брал его с собой во Дворец дожей, на заседание Большого совета. Мальчик, его называли ballotino, должен был вынимать из урны листочки бумаги и тянуть жребий. После первого такого жребия из состава Большого совета выбиралось тридцать членов. Новый жребий должен был сократить это число до девяти, а девятке предстояло голосовать за сорок кандидатов – эта группа должна была, опять же по жребию, потом сократиться до двенадцати. Эта дюжина выбирала двадцать пять человек, и они, в свою очередь, снова сокращались до девяти. Новая девятка голосовала за сорок пять кандидатов – и из них, путем еще одной жеребьевки, ballotino выбирал одиннадцать человек. Эти одиннадцать голосовали за сорок одного, каждый из которых должен был собрать в свою пользу не менее девяти голосов. Эти-то венецианские нобили числом сорок один человек в конце концов и избирали дожа. Сначала “выборщики” посещали мессу, и каждый по отдельности произносил клятву, что будет вести себя честно и справедливо на благо Светлейшей республики. Затем их запирали в тайном помещении Дворца дожей, ограждая от всех контактов с миром. Круглые сутки их охранял специальный отряд венецианских моряков, пока работа не была завершена…
Эта изощренная процедура выборов первого лица Венеции была призвана учесть интересы всех сторон и не допустить на высшую должность ставленника какой-либо одной партии или клана. Когда дож был выбран, он представал перед народом со словами: “Это ваш дож, если это вас устраивает”. После этого он принимал присягу, в которой торжественно клялся действовать согласно законам и на благо Венеции. Власть дожа строго ограничивалась различного рода предписаниями: он не имел права появляться на публике в одиночку, не мог иметь собственности за границей, не мог один вскрывать официальную корреспонденцию, не имел права в одиночку встречаться с иностранными государями или посланниками и т. п.
14 декабря 1474 г. новым дожем Венеции был избран успешный военачальник и флотоводец, герой антитурецких кампаний, семидесятилетний Пьетро Мочениго. Находящийся в Венеции московский посол Семен Толбузин был представлен новому дожу и получил подтверждение всех ранее достигнутых договоренностей. В Венеции ему предстояло выполнить еще одну задачу – найти в Италии искусных мастеров, способных помочь в строительстве в московском Кремле нового Успенского собора, который начали возводить в 1460-х гг. на месте обветшавшего храма, построенного еще в 1320-х гг. при Иване Калите. Новое строительство было тогда поручено московским мастерам, однако, когда до окончания работ оставалось совсем немного, собор неожиданно обрушился. Великий князь Иван III по совету супруги Софьи Фоминичны решил пригласить “италийского муроля” (архитектора). В документах посольства Семена Толбузина, подписанных Иваном III, говорилось:
“А денег с Толбузиным князь велики послал своей казны 700 рублей, а рядиться с муролями повелел по 10 рублев на месяц найму…”
Есть основания полагать, что Софья Палеолог, приняв Толбузина перед отъездом боярина в Венецию, рассказала ему об искусном архитекторе и инженере Аристотеле Фиораванти, которого близко знал ее старый наставник кардинал Виссарион (в 1472 г. он умер в Равенне) в бытность его папским наместником в Болонье – родном городе Фиораванти. Этот “муроль” прославился на всю италийскую землю, когда с помощью механизмов собственного изобретения передвинул на пять саженей колокольню болонской церкви Санта-Мария Маджоре.
Московскому послу Семену Толбузину удалось договориться с “муролем” отправиться работать в Москву за высокое жалованье в 10 рублей в месяц (средняя деревня в Московии стоила тогда 2-3 рубля). Отъезд Фиораванти в далекую Москву облегчался еще двумя обстоятельствами. В Венеции, где был заключен контракт, еще помнили неудачу мастера при “выпрямлении” башни при церкви Св. Михаила Архангела: она в итоге обрушилась на стоящий рядом монастырь Св. Стефана. А за год до прибытия посольства Толбузина, в Риме случилась еще одна неприятность: Фиораванти был арестован и обвинен в сбыте фальшивых монет, за что был лишен всех привилегий. Обвинение оказалось ложным, но репутация мастера была поставлена под сомнение…
Как бы там ни было, в начале 1475 г. 60-летний Аристотель Фиораванти с двумя подмастерьями отправился в далекую Московию. “Софийская летопись” свидетельствует, что посольство Толбузина вернулось в Москву “на Велик день” (православную Пасху, которая в 1475 г. отмечалась 26 марта), и боярин представил Фиораванти Ивану III такими словами:
“Он не токмо на сие каменное дело, но и на иное всякое, и колоколы и пушки лити и всякое устроение и грады имати и бити их… и иное все хитр вельми…”
Русский историк Николай Михайлович Карамзин в своей “Истории государства Российского” так писал об обстоятельствах приезда Фиораванти в Московию:
“Принятый в Венеции благосклонно от нового дожа, Марчелла, Толбузин нашел там зодчего, болонского уроженца, именем Фиораванти Аристотеля, которого Магомет II звал тогда в Царьград для строения султанских палат, но который захотел лучше ехать в Россию, с условием, чтобы ему давали ежемесячно по десяти рублей жалованья, или около двух фунтов серебра. Он уже славился своим искусством, построив в Венеции большую церковь и ворота, отменно красивые, так что правительство с трудом отпустило его, в угождение государю московскому. Прибыв в столицу нашу, сей художник осмотрел развалины новой кремлевской церкви… Он ездил в Владимир, видел там древнюю соборную церковь и дивился в ней произведению великого искусства; дал меру кирпича; указал, как надобно обжигать его, как растворять известь; нашел лучшую глину за Андроньевым монастырем; выкопал новые рвы и наконец заложил великолепный храм Успения, доныне стоящий пред нами как знаменитый памятник греко-италиянской архитектуры xv века, чудесный для современников, достойный хвалы и самых новейших знатоков искусства своим твердым основанием, расположением, соразмерностию, величием…”
Добавим, что в строительстве собора была впервые на Руси применена “венецианская” технология: для укрепления фундамента в землю были предварительно забиты сотни деревянных свай. 12 августа 1479 г. новый Успенский собор был освящен митрополитом Геронтием.
В ответ на московское посольство, Венецианская республика послала на Восток еще одного своего посла – знатного венецианца Амброджо Контарини, который через Польшу, Киев и Грузию отправился в Персию с целью поставки противникам турок сделанного в Венеции новейшего оружия – главным образом, пушек и пищалей. В 1475 г. при дворе правителя Тебриза, Контарини оказался в одно время с Лодовико да Болонья, выполнявшим аналогичное поручение папы римского Сикста IV. На обратном пути из Персии Контарини четыре месяца пробыл в Москве (с сентября 1476 г. по январь 1477 г.), где был благосклонно принят великим князем Иваном III и его женой Софьей, а также встречался с давним венецианским знакомым – Аристотелем Фиораванти.
Большую роль сыграл Фиораванти и в перевооружении московского войска, организовав поблизости от Кремля пушечную мануфактуру: новые орудия начали здесь отливать из меди и бронзы.
А в середине 1480 г. ордынская конница снова выступила в поход на Москву, но, простояв на реке Угре в тщетном ожидании войск польско-литовского короля Казимира IV (знаменитое “стояние на Угре”), повернула назад на юг. Хан Большой Орды Ахмат был убит союзниками Ивана III. Зависимости Московского государства от Орды был положен конец.
