© Темиргалиев Р.,2013

© Оформление. Аспандау, 2013

Начиная с 2005 г. на простор современной историографии Казахстана врываются статьи Р. Темиргалиева. Эти статьи по стилю изложения являются научно-популярными, поскольку в них не выдерживаются установленные в науке правила оформления исследований и доводов. Кроме того, Р. Темиргалиев не имеет учёной степени, как в своё время не имел её и такой авторитет казахстанской историографии, как Юдин Вениамин Петрович. Тем не менее, глубина и острота его статей не оставляют сомнений в его непосредственном знакомстве с широким кругом источников, умении их анализировать и интерпретировать. При этом он не подпадает под власть авторов источников. Научная объективность и проработанность его статей вызывает вполне определённое уважение к его искренней вовлечённости и фантастической работоспособности. Язык Р. Темиргалиева точен, мысли глубоки, а анализ беспощаден ко всем существующим в историографии Казахстана стереотипам. Автор страстно стремится к истине, и в этом сила его изысканий. После прочтения его статей остаётся ощущение чистого, ясного и беспристрастного понимания того, что же действительно было в нашей истории, а чего быть не могло. Наконец, в 2009 г. издаются сразу две его книги: об истории казахского ханства. (Темиргалиев Р. «Настоящая история Казахского ханства». – Караганда.) и о феномене батырства (Темиргалиев Р. «Эпоха последних батыров» (1680–1780). – Алматы.).

Данная книга как раз и является обновлённым и дополненным переизданием «Настоящей истории Казахского ханства». Особо ценным для автора этих строк является тот факт, что многие положения этой работы подтверждают казачью концепцию этногенеза казахов, которая была опубликована нами ещё в 1995 г. (см.: Нуров К.И. Казакстан: национальная идея и традиции. Алматы, Vox Populi, 2011 г.), хотя Р. Темиргалиев не был с ней знаком. Идея о казачьем происхождении казахов сегодня уже не так удивительна, поскольку в казахстанской историографии неизбежно должна была сложиться после распада СССР, и действительно сложилась, «древнемонгольская» научная школа, которая связывает этногенез казахов с «сотенной» организацией и бытовой культурой империи Чингис-хана (Турсунов, Султанов, Артыкбаев, Акимбеков, Сабитов, Дандыгулов и др.).

Взгляды Р. Темиргалиева, касающиеся джунгарской темы в истории Казахстана, очень близки нам в части развенчивания мифа о геноциде казахов джунгарами. Сегодня всем уже очевидно, что это скорее казахи недальновидно способствовали поголовному истреблению китайцами западно-монгольского народа джунгар, а не джунгары уничтожили якобы две трети казахов во время т. н. эпохи «Актабан шубурынды». Будь у казахов единое ханство, они бы наверняка не мешали джунгарскому государству сохраниться в Восточном Туркестане в виде буфера между Китаем и Казахстаном.

Наши взгляды на основание казахского государства также совпадают, за исключением категоричного стиля и некоторых неточностей Р. Темиргалиева. Никакой «откочевки» от шибанидского Абулхаир хана действительно не происходило, так как казахские ханы не жили в Узбекском Улусе, а казаковали намного западнее, за остатками Золотой Орды, ближе к Кавказу и Чёрному морю.

Р. Темиргалиев, так же, как и мы, считает вполне приемлемой версию статьи «Алаша-хан» Ж. Сабитова (Темиргалиев Р. Настоящая история…, с. 111–118). Ж.М. Сабитов специально посвятил свои исследования генеалогии чингизидов и полагает, что нет никого, кроме Урус-хана, кто мог бы претендовать на прототип легендарного Алаша-хана как предводителя всех алашмынов («тысяч Алаша»), левого крыла степных племён (возможно, неогузского происхождения в отличие от правого крыла, катаганов). Отождествление Урус-хана как первого хана казахов с легендарным Алаша-ханом обосновано на показаниях, собранных не только Левшиным, но и Валихановым. Исторически достоверные факты из жизни Уруса вполне совпадают с легендарным описанием жизни Алаша, в т. ч. и по времени. По-монгольски алаш означает убийца, а Урус, судя по всему, самолично убивал всех самозванцев и узурпаторов степной власти (к примеру, кията Джир Кутлу). Известный своей амбициозностью и сварливостью Урус с таким прозвищем наверняка был светловолосым от рождения, а не светлым по характеру и настрою, почему и получил такое странное имя, присваиваемое в степи древнерусским национальностям. Поэтому легендарное звание Ак Нияз подходит ему больше, чем более позднему Хак-Назар хану, поскольку хак вовсе не означае так, т. е. белый, светлый. Единственно, где поддерживаемая нами версия Сабитова, в части тождества Алаша как предводителя трёх сотен казаков-разбойников и Уруса как первого хана казахов, не вполне сильна – это отношение Уруса к трёхжузовости. При всём уважении к Урус-хану, вряд ли это он подразделил казахов на три жуза и тем более назвал их жузами, он мог лишь определить, или вернее признать, их порядок старшинства.

Те редкие неточности, которые обнаружены у Р. Темиргалиева автором этих строк, вполне профессиональны, понятны и заслуживают полемики. В частности, он, как и советский историк С.Е. Толыбеков, считает переход казахов от казачьих телег («юрт и шатров, установленных на телегах») к разборным юртам существенным фактором выживания, «поскольку тихоходные курени оказывались лёгкой добычей для стремительной ойратской конницы» (Темиргалиев Р. «Настоящая история…», с. 268). Но куренного способа кочевания в Казахстане не было уже в «монгольское» время после победы Чингисхана по всей Великой степи. А казачья телега как «юрта беглецов» отличалась от всех остальных древнемонгольских телег, из которых составлялись курени, именно быстроходностью. По крайней мере, «жизнь на колесах» казачьей телеги позволяла без долгих сборов сменить место дислокации при нападении куренных таборов. В этом была суть древнемонгольской хасах (г) терген, отмеченная таким монголоведом, как Борис Яковлевич Владимирцов в книге «Общественный строй монголов…». Мы надеемся, что Р. Темиргалиев изменит свою точку зрения после более тщательного изучения этого фундаментального труда по данному вопросу.

Точка зрения Р. Темиргалиева по поводу значения фигуры Чингисхана в истории и культуре казахов также подтверждает схожесть наших взглядов. Особенно в отношении религиозной природы заветов и Закона Чингисхана для казахов. В этом отношении мы поддерживаем взгляды такого авторитета казахстанской историографии, как Юдин В.П., и его концепцию чингизизма.

Мы разделяем мнение Р. Темиргалиева об этнической, культурно-бытовой идентичности древнемонголов и кыпчаков, но отрицаем кровно-родственную связь древних монголов и кыпчаков, так как приведённые им свидетельства повествуют либо о военно-тактических целях монгольских полководцев, либо о вполне известных генеалогических связях кыпчаков с определёнными племенами древнемонгольских татар, врагов Чингисхана, а не с нирунами и турлигинами Чингисхана, которые получили собирательное название «татар» на Руси и в Хорезме много позже. Кроме того, мы не согласны с некоторым оттенком принижения для степняков этнообразующей роли языка. Скорее всего, все названные племена на территории как Монголии, так и Казахстана говорили в то время на общем тюрко-монгольском языке, что являлось необходимым условием образования древнемонгольского суперэтноса, хоть и недостаточным.

В целом хотелось бы отметить, что широкое использование Темиргалиевым термина «кипчак» не означает им полной поддержки старого мифа советской историографии о кыпчакском происхождении этногенеза казахов. Он сам подчеркивает на страницах книги, что термин «кипчак» довольно условен и не удобен, так как совпадает с названием древнего тюркского племени. Кыпчаки вошли в состав казахской народности среди многих других племён не на главных ролях. Он считает, что «древние монголы», так же как «татары», «узбеки», «ногаи», являются еще более неудобными терминами, поскольку совпадают с названиями ныне существующих народов и дают повод для ненаучных спекуляций на эту тему. Поэтому Темиргалиев считает по-прежнему важным отдавать дань чисто арабской традиции использовать термин «кипчак» для обозначения территории и кочевого населения Золотой Орды, которая официально тогда уже считалась древнемонгольской («монголо-татары»). Термином «кипчак» действительно пользуются Ибн Абд аз-Захир, ан-Нувейри, ал-Музаффал, аз-Захаби, ал-Умари и очень многие другие мусульманские авторы. Но, к сожалению, эта традиция называть казахскую степь кыпчакской сложилась ещё раньше этих авторов, до так называемого «монголо-татарского нашествия» на Казахстан, и не отражает многих исторических истин. Например, ни один исламский историк не упоминает о таком важном явлении, как деление казахов на три жуза, в то время когда оно уже было. Естественно, что они не могли или не хотели знать, что кыпчаки сыграли намного более важную роль в этногенезе современных татар, чем казахов. Кыпчаки были противниками древнемонгольской государственности, давшей начало этногенезу казахов, что не оставляет профессиональным историкам права считать кыпчаков основным «народом-государством» («ель») в составе казахской народности. Кыпчаки были не единственным и не главным народом среди казахов.