Из всех встреч с Ф. К. Сологубом вынесла впечатление, что Сологуб ненавидел Пушкина и Толстого. Да и вообще почти ни о ком хорошо не отзывался. Никакой системы в его мнениях нельзя было заметить. А. Блока называл немцем. Имени И. Анненского от него не слышала никогда. Анненский остался вовсе незамеченным Сологубом.
Помнит только один настоящий разговор — о Лермонтове, из которого можно было заключить, что Сологуб любит Лермонтова. По-видимому, любил и Достоевского.
16.12.1927
Пришел в Шереметевский дом в 2 1/2, был до 3 1/2 — мазал вместе с АА Тапа зеленым мылом. Вторично пришел в восемь и был до девяти — купали и мыли Тапа: я держал его в корыте, АА мыла. Устала страшно.
Сегодня АА не выходила из дому.
17.12.1927
АА была у В. А. Щеголевой и вместе с ней ездила к О. Н. Черносвитовой. Черносвитова рассказывала об отношении к ней Союза писателей и Литфонда (они хотят выносить ей благодарность за ухаживание за Сологубом! АА глубоко возмущена этим).
Рассказывала о Сологубе, прочитала письмо Судейкиной Сологубу (полученное незадолго до смерти Ф. Сологуба). Сологуб не захотел его прочесть и знать его содержание. АА спрашивала Черносвитову о судьбе архива Вячеслава Иванова (часть его хранится у Черносвитовой).
Показывала АА стихи Сологуба. Ненапечатанных стихотворений осталось около 2000 (двух тысяч!).
18.12.1927
Утром зашел за АА в Шереметевский дом. Она собралась ехать в Царское Село к Е. Данько (которая живет в санатории КУБУ на Широкой ул.). На вокзал ехал с АА в трамвае. В поезде АА рассказывала о Черносвитовой, у которой была вчера, возмущалась отношением Литфонда к Черносвитовой, говорили о Ф. Сологубе и его литературном наследии и т. д.
В Царском Селе проводил АА до Е. Данько (она увидела нас в окно, звала), но АА пошла одна — я вернулся на вокзал и первым поездом уехал в Петербург: мне предстояло ехать в Царское Село вторично сегодня (на литературное выступление). АА вернулась в город одна часов в шесть вечера. Устала очень, легла сразу, но не спала часов до трех ночи, а ночь плохо спала.
19.12.1927
Днем заходил к АА. Пунин сегодня именинник. Был недолго. АА сердится, или, вернее — стилизует злость, но смеется...
Вечером у Пуниных были все родственники, было пьянство, выпили две четверти вина. АА на весь вечер уходила из Шереметевского дома — была у Срезневских, вернулась домой во втором часу ночи...
Заседание в Союзе писателей. О разводе Голлербаха и письмах АА. О дневнике Блока (Николай Степанович — открыто, Блок — тайно), никогда не открывался.
Каталог для Срезневского Николая Константиновича (жалов. Шилейко).
О Сологубе (дух противоречия, глупости с неокласс., сборник памяти Данько Борис, мнение о правительстве и др.).
Рассказывал ей о Лагорио, о Николае I и его жестокости, о Тырсе и его лояльности... (и загранице), о Лебедеве и Нат. Венгерове... (происках). Хотел заниматься фотографией. Письмо Судейкиной Сологубу (не захотел прочесть).
20.12.1927
В два часа зашел за АА, и вместе пошли в Мраморный дворец. Там разбирали книги и бумаги; в книгах В. К. Шилейко я нашел портрет АА (1914 г., работы Бушэна) и "Письмо о русской поэзии" Н. Гумилева — оттиск из "Аполлона" с надписью Н. Гумилева В. К. Шилейке. На портрете АА сделала помету карандашом ("Думала — поставить твердый знак или не ставить". Поставила). Оттиск — подарила мне. Наполнив корзинку посудой, поехали на санях в Шереметевский дом. Проводил АА в Шереметевский дом и пошел в Дом печати. Вечером опять был у АА, сидел с нею вдвоем до десяти, а в десять пошли вдвоем в кинематограф ("Splendid Palaco"). Шла американская "Не повезло". АА с любопытством смотрела на современную американскую архитектуру — здесь мы совсем не знаем, какова современная заграничная архитектура. Из кинематографа вернулись в Шереметевский дом, я сидел еще часа полтора, пили чай.
Пунины после вчерашнего пьянства спят весь день. Пунин встал в шесть часов вечера и сразу же ушел куда-то, а вернулся домой в час ночи...
21.12.1927
О смерти отца.
АА была в Царском Селе, когда ее вызвали в Петербург, сообщив, что здоровье отца очень плохо. АА приехала сейчас же. И двенадцать дней находилась неотлучно при отце. Виктор в это время был гардемарином, и т. к. Балтийское море было закрыто, всех гардемаринов отправляли на маневры в Тихий океан (железной дорогой, во Владивосток). К описываемому времени Виктор должен был вернуться в Петроград.
Отец АА умирал от грудной жабы. Сознание его было затемнено (он часто заговаривался, говорил АА такие, например, фразы: "Николай Степанович воин, а ты — поэзия"). Но о Викторе помнил все время, постоянно спрашивал о нем. Часто просыпался ночью и просил АА позвонить в Морской корпус узнать, вернулся ли Виктор. АА шла в соседнюю комнату, делала вид, что звонила, возвращалась и говорила, что в Морском корпусе говорят, что гардемарины скоро приедут.
Наконец, АА узнала, что Виктор действительно приедет на следующий день. Повесила на наружных дверях записку, чтоб Виктор не шел с парадного (боялась, что встревожит отца), а обошел кругом. Виктор пришел за пять часов до смерти отца. Привез ему палку в подарок. Не знал ничего. Когда Виктор пришел, дома был доктор. АА спросила его, можно ли привести Виктора к отцу? Доктор разрешил и сам объявил отцу о приезде Виктора.
А через пять часов отец умер.
Сегодня в связи с приездом Сверчковой и всеми ее разговорами АА расстроена. Ей грустно, что такой эгоистичный и с такими мещанскими взглядами на жизнь человек, как А. С. Сверчкова, воспитывает Леву. АА опасается, что влияние Сверчковой на Леву может ему повредить.
Сегодня неожиданно приехала и остановилась у Кузьминых-Караваевых А. С. Сверчкова. Сказала, что приехала "повеселиться" — хочет побывать в театрах, на Липковской и пр., осмотреть комнату, где убили Распутина, в Юсуповском особняке (!), побывать на юбилее М. Горького (!!!) в Доме ученых и т. п. Утром пришла к АА в Шереметевский дом и после первых же слов заявила, что написала к октябрьским дням революционную детскую пьесу и хочет прочесть ее АА. АА попробовала отложить чтение, но А. С. Сверчкова настойчиво попросила ее слушать сейчас же и стала читать. АА вызвала меня по телефону. Мой приход прервал чтение. Сверчкова хочет обязательно побывать в Театре Юных Зрителей, несомненно — с целью устроить эту пьесу в Театр. Какое пустое и неприятное честолюбие!
Около четырех часов дня я вместе со Сверчковой вышел из Шереметевского дома и проводил Сверчкову до Литейного. Здесь она по секрету (!) сказала мне, что хочет усыновить Леву (!!), якобы для того, чтоб ему легче было поступить в ВУЗ. Сказала, что все и так считают Леву ее сыном ("Ведь это же так и есть: я его с шестилетнего возраста воспитываю"). Когда заговорили о жизни — "Так трудно: ведь мы же все живем только на мое жалованье — на 62 рубля, которые я получаю..." (а тех 25 рублей, которые АА ежемесячно посылает, Сверчкова не хочет и считать? АА посылает деньги в Бежецк с 1921 года непрерывно — до сих пор).
Все это Сверчкова говорила и АА. АА резонно ответила ей, что если Леве нужно будет менять фамилию, то он может стать Ахматовым, а не Сверчковым.
Конечно, чтоб не обидеть Сверчкову, АА промолчала, когда Сверчкова сказала и ей вышеупомянутую фразу об ее жаловании...
Сверчкова расспрашивала АА о театрах, где что идет, и когда АА сказала, что нигде не бывает и потому ничего о постановках сказать не может, Сверчкова весьма явно не поверила АА.
1913. 12 апреля (переписано 21 января 1927). Надпись О. Мандельштама на сборнике "Камень" ("акмэ"): "Анне Ахматовой — вспышка сознания в беспамятстве дней, почтительно, Автор. 12 апреля 1913".
На сборнике "Trista" О. Мандельштама (зелеными чернилами): "Вольдемару Шилейко книгу светлого хмеля и славы — смиренно — Анна". (Надпись переписана мной 21 января 1927).
Днем к АА приходил неизвестный юноша и, сославшись на Иванова-Разумника, приглашал АА прочесть стихи в каком-то литературном кружке. АА отказалась.
