— Все в порядке, — я не была уверена, правда это или нет, но мне надо было знать. — Я тоже хочу знать.

Адам вдохнул и наклонился вперед, упершись локтями в колени. Когда он начал говорить, то ни на кого не смотрел, только в пол.

— Мы видели, как Джои и Мэгги поднимаются на вершину скалы. Они подошли к краю, как всегда, чтобы посмотреть, что в воде никого нет. Мэгги была немного бледна, будто бы взволнована чем-то, а Джои говорил ей что-то.

Я напряглась, пытаясь вспомнить, что сказал Джои. Что произошло в те последние минуты? Я не видела Джои, как бы ни старалась вспомнить. Не могла вспомнить ни одного слова, сказанного мне.

— Они развернулись, и мы ждали. Все как всегда. Потом, минуту или две спустя, Джои прыгнул через край ущелья. Но это не было так, как всегда. Его будто скрутило, его падение было странным.

— Что ты имеешь в виду под «странным»? — переспросил мистер Мичам.

— Равновесия не было. Его руки были раскинуты. Будто он пытался устоять. Но не смог это сделать вовремя. И потом камнем рухнул на выступ.

Я подтянула колени к груди и обняла их руками, зарыв лицо в ткань одеяла, которое я вновь натянула на ноги. Джои ударился о выступ?

— Его голова… — Адам говорил хриплым и напряженным голосом. — Он ударился о выступ головой, и потом он был в воде. Мы все кинулись к нему, все, кроме Шэннон, она схватила телефон, и вытащили его на берег так быстро, как смогли.

Что делала я? Где была я, пока мои друзья пытались спасти жизнь моего парня? Почему я не ринулась вниз помочь?

— Когда мы поняли, что уже ничего не можем сделать, я пошел наверх к Мэгги. Мы ее звали, но она не откликалась. Я нашел ее недалеко от скалы, она пряталась в стороне от тропинки. И когда она сказала, что ничего не помнит, я запаниковал.

Пока я слушала трясущийся голос Адама, я не была уверена, хочу ли что-либо вспоминать. Воспоминания сделали бы все еще хуже, чем это уже было. И я не знала, справлюсь ли я.

— Вы пили? — спросил отец Адама, сощурив глаза.

— Я не думаю, что сейчас время копаться в этом, — ответил мой отец.

— Не будет времени лучше, — мистер Мичам положил руку в карман его желто-коричневых шорт для гольфа. — Полиция будет задавать любые вопросы в ближайшем будущем.

Мой желудок упал вниз, и комната закружилась.

— Я не хочу разговаривать с полицией, — произнесла я, поднимая голову с колен, и почувствовала тошноту.

— Не хочу звучать грубо, но у тебя нет выбора, — мистер Мичам сдавил переносицу, — и первое, что они спросят — это почему вы оба покинули место происшествия.

Адам посмотрел на меня

— Извини, — сказал он. — Я думал, я делаю все правильно.

— Мы ценим то, что ты позаботился о нашей дочери, — проговорила моя мама Адаму. — Вам двоим не надо ни о чем беспокоиться. Полиция задаст всего пару вопросов, они должны следовать протоколу. Ничего страшного не будет.

Я глубоко вздохнула в надежде, что она права. Надеясь, что они примут тот факт, что я ничего не помню. Потому что после того, как Адам рассказал свою версию происшедшего, я решила, что не хочу, чтобы мои воспоминания возвращались. Без понятия, кто бы этого захотел, но я не хотела даже и пытаться сортировать все воспоминания и составлять целую картину. По мне, так я бы стерла бы из памяти каждый момент после того, как Джои поцеловал меня на скале. По мне, я бы стерла саму себя.

— Если вы не против, я провожу Мэгги наверх, — сказала моя мать. — Приятный теплый душ и….

— Нет! — я села прямо, глядя на Адама. — Я хочу остаться с Адамом.

— Я думаю, лучше мы заберем Адама домой, — предложил мистер Мичам.

— Я никуда не пойду, — настаивал Адам.

Мой отец прокашлялся.

— Что если мы позвоним в полицию? Пойти первыми на контакт было бы наиразумнейшим выбором, так мы дадим знать, что готовы помочь им чем можем. Мы могли бы сказать, что они могут прийти и поговорить с детьми.

Я кивнула. Все что угодно, лишь бы Адам остался здесь. У меня было чувство, будто он единственный, кто удерживал меня, и я боялась, что если он уйдет, все, что осталось от меня, обратится в пыль.

— Это прекрасная идея, — миссис Мичам посмотрела на мужа. — Мы не хотим, чтобы они подумали, что мы все что-то скрываем.

— Они не придут сюда, — засомневался мистер Мичам. — Они захотят расспросить детей в участке.

— Ты точно смотришь телевизор слишком много, — ответила миссис Мичам. — Я уверена, при таких обстоятельствах они будут счастливы прийти в дом.

— Я позвоню им сейчас же, — сказал мой отец.

Я посмотрела Адаму в лицо, в его блестящие глаза, и меня переполнило желание прикоснуться к нему. Чтобы удостовериться, что он настоящий. Потому что ничто на свете не ощущалось сейчас настоящим. Как будто это был какой-то грязный трюк, как будто кто-то играл со мной, чтобы использовать меня для чего-то. Я не могла понять, для чего именно. Поэтому я протянула руку, взяла Адама за запястье и нащупала удары пульса, кровь, текущую по его телу. Он посмотрел на мою руку и потом накрыл ее своей. Держась за него, уставившись на потертые края разорванного одеяла, я сконцентрировала всю свою постепенно угасающую энергию на том, чтобы удержать это мгновение от того, чтобы оно сменилось следующим.

Глава 4: Крепко переплетенные руки

— Что мы скажем? — прошептала я, когда два офицера полиции прошли мимо нас, сидящих на стульях. Это был широкий коридор у входа в полицейский участок, с плиточным полом цвета серого и белого мрамора, на котором, казалось, ступни сразу замерзнут, сними я свои вьетнамки.

— Что ты имеешь в виду? — Адам смотрел на меня, плотно сощурив глаза. Шаги офицеров эхом разлетались по стенам коридора, как в ущелье, и вибрация отдавалась во всем моем теле. — Мы скажем правду.

Я вжалась в прямую спинку стула, стараясь найти опору.

— Верно.

— Нам не нужно что-то скрывать, — ноги Адама, нервно отбивающие ритм по полу, вдруг остановились. Он повернулся на своем стуле и наклонился ко мне, ища глазами мои глаза. — Ведь так?

Рука Адама сжала мое колено, и я положила свою руку поверх его, впитывая тепло его кожи и убеждаясь, что он сидит тут, рядом со мной. Живой.

— Мэгз, — Адам провел рукой по выцветшим от солнца волосам. — Если есть что-то, что мне нужно знать, то сейчас самое время сказать об этом. Они поговорят с нашими родителями в любой момент, и…

— Мне больше нечего сказать, — моя челка упала на лоб, я смахнула ее с глаз, сморгнув страх, который завладевал мной, и еще глубже погрузилась в жестокую боль от того, что Джои больше нет. — Я ничего не могу вспомнить.

— Правда не можешь? — Адам сжал губы так плотно, что они почти исчезли. Он немного дрожал и на секунду стал похож на самого себя в возрасте, когда еще ходил в детский сад, потерянный и одинокий, как в тот день, когда мама бросила его в первый день в школе. Я сжала его руку, как сделала это много лет назад, когда повела его в читательский уголок, чтобы отвлечь от чувства одиночества.

Я закрыла глаза и просматривала на прикрытых веках, словно на экране, события того дня, как немое кино.

Едем в машине Танны, окна открыты, музыка орет, волосы Шэннон взлетают, опадают, вьются вокруг ее головы в бешеном стремительном ветре, когда она хихикает над тем, как Ронни Букера стошнило на сумочку Джины Хэнлон на вечеринке, куда мы ходили накануне вечером. Поднимаемся по тропинке от стоянки для машин к Прыгающему ущелью, порывы прохладного ветра на моей коже. Ноги мчатся, спотыкаюсь… падаю…

Затем мои глаза резко открылись, и я начала хватать ртом воздух, чувствуя себя так, будто глубоко под водой изо всех сил пытаюсь вырваться на поверхность.

— Что? — спросил Адам, широко распахнув глаза. — Ты что-то вспомнила?

— Ноги, — говорю я. — Бегут и…

Тут дверь кабинета, куда детективы увели наших родителей, распахнулась с громким щелчком и свистом, и хриплый голос детектива, который напоминал мне гориллу, загнал в укрытие мою готовую вернуться память. Страх — вот все, что осталось. И утешение от незнания. Они выходили из кабинета парами, два детектива, мои мама и папа, мистер и миссис Мичам. Наши родители выглядели как опустошенные оболочки, будто из них выпустили воздух. Я видела это по их глазам, по тому, как низко опущены их головы, как в изнеможении ссутулились их плечи, будто прожить два часа с этой вестью оказалось уже слишком тяжело для них, чтобы выдержать. Если тут и была надежда, замаскированная под эмоцию, которая угрожала их затопить, я не находила ее.