Чжу Ба-цзе рассмеялся:

– Раз чешется, надо попросить чародейку еще разок стукнуть тебя. Что ты на это скажешь?

Сунь У-кун плюнул с досады:

– Отвяжись!

Но Чжу Ба-цзе продолжал смеяться:

– Ты говоришь «отвяжись»! А нашего наставника тем временем чародейка к себе привязала!

Тут Ша-сэн прервал их.

– Да перестаньте вы ссориться, – с сердцем произнес он, – ведь уже совсем рассвело. Идемьте лучше на расправу с этим дьяволом в образе женщины.

– Брат, ты пока побудь здесь, – сказал ему Сунь У-кун, – покарауль коня и никуда не ходи, а Чжу Ба-цзе пусть идет за мной!

Дурень приосанился, подпоясал халат и пошел вслед за Сунь У-куном. У обоих в руках было оружие. Перепрыгнув через гору, они направились к каменному щиту перед воротами пещеры. Тут Сунь У-кун обратился к своему помощнику с такими словами:

– Ты пока постой здесь, а я проберусь и узнаю, не причинила ли эта ведьма вреда нашему наставнику. Если ей удалось обольстить его и он лишился целомудрия, то нам нечего больше делать и придется расставаться, но если он остался непоколебим и проявил твердость характера, не поддавшись никаким соблазнам, то нам надо будет во чтобы то ни стало убить ведьму, выручить учителя из беды и следовать дальше на Запад.

– Ты что, полоумный, что ли? – воскликнул Чжу Ба-цзе. – Не знаешь пословицы: «Сушеная рыба лучшая подстилка для кошки». И вряд ли ты сможешь против этого возразить.

– Да перестань ты зря болтать! Погоди, я все узнаю.

С этими словами наш Сунь У-кун покинул Чжу Ба-цзе и зашел за каменный щит.

Встряхнувшись, он снова превратился в пчелку и пробрался за ворота. Там он увидел двух молодых привратниц, которые сладко спали, положив под голову сторожевые колотушки. Сунь У-кун полетел к цветочной беседке. Там тоже крепко спали служанки, несмотря на то что уже настал день. Видимо, все они изрядно устали за ночь. Сунь У-кун полетел дальше и вдруг услышал стон. Оглядевшись, он увидел под верандой Танского монаха, связанного по рукам и ногам. Сунь У-кун тихонько подлетел к нему, уселся на голову и позвал:

– Наставник!

Танский монах сразу же узнал голос Сунь У-куна:

– Это ты, дорогой мой Сунь У-кун! Спаси меня скорей!

– Как прошла ночь? Насладился любовными утехами?

Танский монах заскрежетал зубами от ярости.

– Да я лучше умру, чем позволю себе что-либо подобное! – вымолвил он.

Сунь У-кун, однако, продолжал допытываться.

– Я заметил вчера, – сказал он, – что эта чертовка уж очень явно к тебе благоволит. Каким же образом ты очутился сейчас здесь в таком жалком виде?

Тогда Танский монах стал рассказывать:

– Она не оставляла меня в покое почти до самого утра. Но я не поддался ее уговорам и не лег в постель. Тогда она велела связать меня и бросить сюда. Умоляю, спаси меня, чтобы я мог отправиться за священными книгами.

Пока наставник и его верный ученик переговаривались, чародейка уже проснулась и услышала, как Танский монах сказал: «отправиться за священными книгами». И хотя чародейка была очень зла на Сюань-цзана, расставаться с ним ей не хотелось. Соскочив со своего ложа, она подбежала к нему.

– За какими это еще священными книгами ты собрался? – спросила она гневно. – Эх ты, не сумел даже показать себя, как подобает порядочному мужу!

Сунь У-кун испугался, отпрянул от наставника и, расправив крылья, вылетел через ворота, где принял свой настоящий облик.

– Чжу Ба-цзе! – заорал он.

Чжу Ба-цзе откликнулся на зов и вышел из-за каменного щита.

– Ну, что? Ведь сбылись мои слова? – ехидно спросил он.

– Вовсе нет! – отвечал Сунь У-кун. – Эта чертовка, ничего не добившись, со злости связала нашего наставника и бросила под веранду. Он хотел рассказать мне все, что случилось с ним ночью. Но ведьма проснулась, и я поспешил улизнуть.

– Но хоть что-нибудь он успел тебе рассказать? – спросил Чжу Ба-цзе.

– Он сказал, что не раздевался и в постель не ложился.

Чжу Ба-цзе обрадовался:

– Молодец! Вот это настоящий монах. Теперь давай выручать его из беды!

И, не вступая в дальнейшие разговоры, Чжу Ба-цзе схватил свои грабли и изо всей силы швырнул их в каменные ворота. Раздался страшный грохот, и от ворот откололось несколько кусков. Привратницы в страхе проснулись и побежали ко вторым, внутренним, воротам:

– Отворите! – кричали они, не помня себя от страха. – Первые ворота сломаны, их сломали те двое монахов, что были вчера!

Чародейка вышла из своих покоев, и к ней тотчас бросились несколько служанок.

– Госпожа! – кричали они. – Те двое, что приходили вчера, сломали передние ворота.

Тут чародейка стала поспешно отдавать распоряжения.

– Подайте мне горячей воды умыться! Расчешите мне волосы! – кричала она. – А Танского монаха унесите в заднее помещение и спрячьте там, только не развязывайте!

Со словами: «Сейчас я с ними рассчитаюсь» – чародейка вышла из ворот, взмахнула своим трезубцем и начала браниться.

– Эй ты, мерзкая обезьяна! И ты, грязный боров! Дожили до седых волос, а ума не набрались. Как смели вы сломать мои ворота?

– Бессовестная тварь, потаскуха, – заорал Чжу Ба-цзе. – Нас ругаешь, а сама как поступила с нашим наставником! Зачем захватила в свое логово и хотела сделать своим мужем? Выпусти его живей, тогда мы пощадим тебя! Если же ты посмеешь произнести хоть половину слова «нет», клянусь, что я, Чжу Ба-цзе, своими граблями разнесу всю эту гору и обрушу ее на тебя, ведьма проклятая!

Разумеется, чародейка не могла стерпеть такого обращения. Она затряслась всем телом, из носа и изо рта у нее повалил дым, метнулись языки пламени. Она хотела ударить Чжу Ба-цзе трезубцем, но тот успел увильнуть и принялся бить ведьму своими граблями. Сунь У-кун, не теряя времени, выхватил свой посох и стал помогать товарищу. Но чародейка опять прибегла к своему волшебству: у нее вдруг появилось огромное количество рук, с помощью которых она легко отбивала удары, сыпавшиеся на нее со всех сторон. Противники схватывались раз пять. И с каждым разом все ожесточеннее.

Вдруг чародейка чем-то с силой ударила Чжу Ба-цзе в самое рыло. От страшной боли Дурень бросился бежать, одной рукой волоча за собой грабли, а другой держась за ушибленное место. Сунь У-кун, признаться, позавидовал ему и, помахав для вида посохом, тоже бросился бежать. Вернувшись с победой, чародейка велела слугам запереть ворота и завалить камнями пролом. На этом мы пока и расстанемся с ней.

Тем временем Ша-сэн, который пас коня на склоне горы, вдруг услышал хрюканье. Оглянувшись, он увидел Чжу Ба-цзе. Тот бежал к нему, держась за рыло, и отчаянно хрюкал.

– Что с тобой? – участливо спросил Ша-сэн.

– Беда, беда! – простонал Чжу Ба-цзе. – Ой, как больно! До чего же больно!

Тут показался Сунь У-кун, который подбежал к ним и со смехом сказал:

– Ну как, Дурень? Будешь теперь надо мною смеяться? А? Вчера ты что-то болтал про мою голову? Говорил, что у меня там болячка, а сегодня сам подхватил не то язву, не то сап?

– Ой, сил больше нет! – стонал Чжу Ба-цзе. – До чего же больно! Что теперь будет! Вот беда!

Все трое находились в полной растерянности и не знали, что делать. Вдруг показалась старушка, которая несла корзинку, сплетенную из бамбука. Она, видимо, шла с южного склона горы, где собирала лекарственные травы. Ша-сэн увидел ее и обратился к Сунь У-куну:

– Братец! Не спросить ли мне у старушки об этой ведьме? Может, она знает, что у нее за оружие и как она причиняет столь нестерпимую боль?

– Погоди! – отвечал Сунь У-кун, – дай лучше я сам все узнаю.

Сунь У-кун пристально вгляделся в старушку и заметил сияние вокруг ее головы, да и вся она была окутана ароматной дымкой. Сунь У-кун сразу же догадался, кто была эта старушка.

– Братцы мои! – вскричал он. – Скорей становитесь на колени и совершайте земные поклоны! Ведь это сама бодисатва Гуаньинь к нам пожаловала.

Чжу Ба-цзе так переполошился, что, забыв про боль, опустился на колени, а Ша-сэн, держа коня на поводу, изогнулся в низком поклоне. Сунь У-кун, стоя на коленях, молитвенно сложил руки и проговорил: