Уже в этом, на первый взгляд, довольно легкомысленном заявлении императора чувствуется некоторая опасная, непонятная неопределенность. Что означает сей фортель? Два легиона – это, конечно, не армия, но это уже и не разведка, и даже не разведка боем. Муад’Диб словно начинает и не начинает войну, он как будто чего-то опасается и одновременно колеблется. Как понять – это мистическая прозорливость или политическая близорукость? Увы, логика Атридеса во многом так и осталась загадкой.

Стилгар без особого восторга, но – в ту пору – и без особых сомнений выполняет императорский приказ. В ноябре двести девятого года два легиона пересекли Центральный Рифт и за ущельем Двойного Клюва разделились – один повернул прямо на юг, чтобы, по выражению императора, «пройтись» по горным селениям, второй – его вел сам Стилгар – продолжил движение на восток, то есть на Джайпур.

Оба ушли недалеко. Собственно, что случилось с первым отрядом, так толком и не удалось узнать – из него вернулось не более сотни обгорелых изувеченных людей, от которых не добились никаких мало-мальски внятных объяснений. Стилгару повезло больше. Он увидел уходящие в небо и за горизонт стены джайпурского нагорья с ребрами пескоотбойников и черными зевами тоннелей – Абу Резуни никогда не держал в руках сказок Толкиена и слыхом не слыхал о Вратах Мордора, но размах сооружений оценил вполне – однако рассмотреть подробно ничего не успел, потому что прямо перед ним едва ли не из-под земли вдруг поднялись не то двести, не то черт знает сколько кромвелевских «Аллигаторов», со зловещей грацией свесивших перед полозьями ящики электронных пулеметов. Стилгар только и успел послать проклятие системе радиолокации – она была рассчитана на обнаружение бионических контуров орнитоптеров, а тупые железные вертолетные двигатели отказывалась видеть в упор. Слишком поздно главный императорский военачальник сообразил, что его совершенно элементарно одурачили. Оказавшийся среди голой пустыни без всякого прикрытия, в семь минут знаменитый Четырнадцатый Легион прекратил свое существование.

Однако сам Стилгар практически не пострадал, отделавшись шоком и слабой контузией, и отнюдь не уронил славы великого воина. С дюжиной уцелевших федаинов он продолжил путь, еще раз прошел через Двойной Клюв – миновав сумрак его почти сомкнувшихся стен, шейх по достоинству оценил замысел врага, – после чего повернул не на север, как следовало ожидать, а на вулканический юг. Стилгар хотел видеть, насколько далеко зашли приготовления противника.

И он увидел. Проклятая колоннада уходила едва ли не к полюсу, а за ней, в колышущемся мареве над красными скалами, громоздились башни воздвигаемых крепостей. Стилгар не был ни впечатлительным, ни суеверным человеком, но и ему стало не по себе, а религиозных фрименов охватил откровенный страх. Вечерело, красный свет заливал все вокруг, и стратег не мог отделаться от ощущения, что слышит какой-то гул, сродни шуму в ушах, и чувствует дрожь земли под ногами. Шерван, единственный уцелевший из его адъютантов, поднял руку, указывая на исчезающую вдали багряную, с глубокими черными тенями шеренгу рукотворных уступов, и сказал:

– Хафизулла, это знамение. Он пришел, он здесь. Мы прогневили небо.

– Кто? – хмуро спросил Стилгар.

– Сам знаешь. Пришел срок, пророчество исполняется.

– Дух Тамерлана.

– Да, это ангел смерти Азраил. Хафизулла, дни Муад’Диба сочтены, и наши тоже. Ты видишь.

Стилгар ничего не ответил и пошел прочь.

Лишь поднявшись по отрогам плоскогорья Подкова, он вызвал помощь – и через сутки был в Арракине. Тут его поджидал новый, еще более неприятный сюрприз. Оказывается, пока нелегкая военная судьба носила его по горам и пустыням, у императора успел побывать эмиратский посол. Он валялся у Муад’Диба в ногах, бился лбом в ковры, говорил о несчастном недоразумении, о вечной преданности Феллаха, о том, что Пол Муад’Диб – величайший правитель всех времен и народов, о всегдашней готовности и пустынном братстве. И после строгого внушения, а затем – грозного напутствия посол был с миром отпущен, а печальный джайпурский инцидент предан забвению. Как раз тогда и был, кстати, подписан памятный договор о совместном финансировании спутниковой системы слежения «Соллекс», сыгравшей во время войны такую роковую роль.

Стилгару стало нехорошо. Его дурачили второй раз. Неведомый воитель оказался еще и гениальным дипломатом, в совершенстве постигшим тайные изгибы натуры Муад’Диба. После пустыни он переиграл Империю и на полированных плитах арракинского Дворца приемов – Стилгар отлично понимал, что за право называться императором в каких-то отдаленных землях Пол отдаст еще не один легион.

– Я должен поговорить с владыкой с глазу на глаз, – объявил шейх.

Слово Стилгара все еще было преисполнено высшей властью, и их оставили наедине.

– Узул, – начал военный министр, – мы потеряли более четырех тысяч человек. Там были те, кто когда-то вошел с тобой в Арракин. Узул, время переменилось. Я многое увидел. От Джайпура до Подковы идет стена, которая заберет тысячи жизней на войне. Эта стена стоит миллиарды и миллиарды. Это деньги парламента, и мне это не нравится, Узул. Стену построил серьезный человек. Возможно, самый серьезный из всех, кого мы видели. Говорят, это воскресший Тамерлан. Не знаю. Он создал базу на Двойном Клюве – хорошо замаскированную базу, и мы вошли туда, как маленькие дети – вот только вышли не все. Он дал нам уйти – он нас не боится. Двойного Клюва у нас больше нет, Узул, и Востока у нас тоже нет, потому что второй раз через Клюв мы уже не пройдем. Он сделал это, не потеряв ни единого солдата, даже не выведя за стены ни одной когорты. Нас запирают, Узул. Мы можем потерять Юг.

– Как это – запирают?

– Я видел песчаную башню. Ту самую, про которую говорил твой тесть, Льет. Он строит такие башни в пустыне.

– Глупость, – нахмурился император. – Пустыня убьет их. Нам ничего не придется делать.

– Ты забыл Льета. Они строят свои башни в Хаммаде, там, внизу, коллектор, он был сухим сто лет, а теперь он наполняется водой, может быть, он уже полон, у них наверняка есть карта водяных шахт, а у нас ее нет. Такая башня не пропустит никого на двадцать миль вокруг.