Возвращение назад в замок Роланд не запомнил — он все еще находился под впечатлением от охоты. После того, как туши фирболгов разделали прямо на месте, отделив мясо, черепа с рогами и шкуры и бросив остальное на камнях, всадники немного проехались вдоль берега моря. С высоты птичьего полета можно было разглядеть береговую линию, каменистые пляжи и их обитателей. Тюлени, селки*, морские птицы — на всех этих обитателей волшебной страны Роланд насмотрелся вдоволь. Показали ему и входы в пещеры, где обитали кобольды и стуканцы**, после чего вся кавалькада устремилась в обратный путь.

(*Селки — тюлени-оборотни.

**Кобольды и стуканцы — здесь названия фейри, обитающих под землей.)

В замке уже готовился пир. Роланд только успел, попав в ловкие руки придворных, снять кольчугу, как его провели в зал. Озаренный множеством разноцветных огоньков, он казался бесконечным. Столы ломились от яств. Сама королева Мэбилон и он восседали отнюдь не за столом, а в креслах, установленных на возвышении. Несколько пажей сновали по ступеням вверх-вниз, непрерывно поднося блюда. Каждое они с поклоном протягивали Мэбилон и Роланду, и королева либо милостиво кивала, либо качала головой. Если угощение было одобрено, паж убегал и тут же возвращался с серебряной тарелкой, где лежал маленький кусочек. Встав на колени, он держал тарелку почти над головой, пока королева пробовала яство. Роланду тоже предлагали угощение подобным образом. Вот только порции всякий раз оказывались смехотворно малы. А просить положить побольше тут явно было не принято. Хотя, если вспомнить, что главным блюдом было приготовленное разными способами мясо фирболгов, много есть и не хотелось.

Гости пировали где-то внизу, так что до короля и королевы долетал лишь приглушенный гул голосов, тихое шарканье, иной раз звон ножей и заливистый смех девушек. Некоторые то ли в знак особого расположения, то ли в силу иных причин, сидели на ступенях и тоже ели из рук коленопреклоненных пажей. Присмотревшись, Роланд заметил юношу-победителя. Он и его сестра держались поодаль от остальных и ели с одного блюда — девушка держала его на коленях и, сама отщипывая по кусочку, внимательно смотрела, как ест ее брат. Пажи почти никогда не подбегали к ним сами — всякий раз приходилось их звать и просить долить вина в кубок или принести еще кусок дичи или сладкого пирога.

— Ты что высматриваешь там? — прозвучал голос Мэбилон. — Мой повелитель, тебе скучно? Позвать, быть может, музыкантов? Или угодно насладиться танцем? Тебе осталось только приказать! — она подняла руки, готовая хлопнуть в ладоши и отдать приказ.

— Ваше величество, вы ничего не забыли? Вы обещали кубок юношу рыцарю, победителю чудовища…

Королева задержала вздох. На краткий миг мужчине показалось, что женщина готова обидеться, но в следующую секунду она, как ни в чем не бывало, подозвала виночерпия, приказала ему наполнить свой кубок вином и встала.

Все разговоры тут же стихли. Гости устремили взгляды на королеву, и даже пажи остановились.

— Сегодня мы пьем за победу! Сегодня мы чествуем рыцаря, который сразился с чудовищем и смог победить без оружия! Я пью этот кубок за Конно, достойного своего имени… и рода, в котором родился, — негромко, скороговоркой закончила она и большими глотками осушила кубок. — Иди же сюда, юный Конно, прими этот кубок в награду!

Смуглые скулы юноши потемнели от румянца, когда он встал и осторожно поднялся по ступеням. Его сестра осталась сидеть, глядя снизу вверх. Пока юноша поднимался, виночерпий опять наполнил кубок королевы, и Мэбилон протянула его Конно, предлагая выпить.

Во взгляде юноши мелькнуло обожание, когда он принял дар. Беря кубок, он попытался дотронуться до пальцев королевы, но та отдернула руки так быстро, что сосуд едва не упал. Немного вина выплеснулось на пол, но Конно сумел его удержать.

— Моя королева, — прошептал он и приник к краю кубка губами.

Он выпил, не сводя с Мэбилон глаз и, допив последние капельки, облизнул губы и тихо что-то пробормотал.

— Благодаришь? Не стоит. Этот дар тебе обещан за твое деяние…

— Нет, ваше величество, — голос юноши немного окреп, а румянец сделал его щеки лиловыми. — Я прошу… вы обещали еще и поцелуй…

Мэбилон, казалось, лишилась дара речи. Прошло несколько секунд прежде, чем она обернулась на Роланда, призывая того в свидетели:

— Ты слышал? Дерзкий маленький глупец! Не посмотрю, что чествуем тебя — за это ты моей лишишься благодати…

— Но вы обещали, ваше величество, — Роланд сам не понял, кто его дернул за язык. — Я слышал это. Всего один поцелуй! Разве юноша, рисковавший своей жизнью, многого просит?

Когда человек заговорил, юный фейри весь встрепенулся, и в его взгляде промелькнула ненависть, но когда он понял, о чем тот говорит, весь расцвел в благодарственной улыбке.

По челу королевы промелькнула тень. Но в следующий миг Мэбилон одарила Роланда лучезарной улыбкой:

— Раз ты приказываешь мне, мой повелитель, я приказ исполню… Иди ко мне, мой юный рыцарь!

Юноша упал на колени. Лицо его озарилось выражением такого безграничного счастья, что Роланду даже стало немного завидно. Мэбилон сделала шаг навстречу, положила руки на плечи юноши и запечатлела короткий поцелуй…

…у него на лбу.

— Сдержала свое слово королева, — провозгласила она, выпрямляясь. — Ступай и продолжай веселье!

Юноша попятился, едва не споткнувшись на ступенях перед троном. У него было такое разочарованное и вместе с тем влюбленное выражение лица, что Роланд ему даже посочувствовал. Но ни словом, ни делом мужчина не успел вмешаться — на помост проворно взбежал еще один фейри. Яркие развевающиеся одежды его издалека привлекали внимание. Его туника, короткий плащ, штаны были сшиты из лоскутов разноцветной материи, а плащ явно побывал в переделках — виднелись кривые швы, неровный край, обтрепанные лохмотья. К тому же сапоги отличались один от другого — их голенища заканчивались на разной высоте, и левый был украшен аппликацией. Растрепанные волосы стянуты на лбу ремешком. В руках он держал арфу, что сразу указывало и на его профессию и на право наряжаться столь вычурно.

— О, моя блистательная королева! — воскликнул он, падая на колени. — О, мой блистательный король! Дозвольте молвить слово?

— Ган Киннах, — королева заулыбалась с явным облегчением. — Давно не слышала твоих я песен… А мой король и вовсе был лишен покамест этой чести…

— Увы, — бард отвесил поклон, стоя на коленях и едва не ткнулся лбом в верхнюю ступеньку, — но вдохновенье — такая капризная вещь! Порой желаешь, чтобы оно было чем-то материальным, что можно было, отыскав, запереть в сундук или клетку и извлекать оттуда по мере необходимости… Оно опять сбежало от меня!

— Ган Киннах наговаривает на себя, — шепнула королева Роланду. — Он — лучший бард из тех, кого я знаю. Все песни, все баллады, что ты слышал, написаны его рукой… Мы слушаем тебя, Ган Киннах, мой певец!

Роланд кивнул. Собственно, ему больше ничего не оставалось.

Бард сел на ступеньки там же, где стоял, небрежно пристроил арфу на коленях и запел.

Слов нет, голос у него был приятным и ничуть не женственным — красивый баритон, подобный которому Роланду не приходилось слушать даже на сцене Королевской Оперы. Собственно, ни один из человеческих певцов и не мог сравниться с фейри, поющим для своей королевы. На несколько минут Роланд вовсе забыл обо всем на свете, слушая только голос и музыку и наслаждаясь их звучанием. Нет, даже в Италии, на родине блистательного Фаринелли, никогда не рождалось подобного голоса. За эти звуки, которые без особого усилия рождал Ган Киннах, можно было бы простить все…

…даже явную ложь. Ибо, когда Роланд начал, наконец, вслушиваться в слова, он поразился услышанному:

И благородный король пронзил

Фирболга своим мечом.

Напрасно зверь чудовищный выл –

Все королю нипочем!

Пой, бард, о победе, пой!

Твоя королева всегда с тобой!